Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений - Вероника Михайловна Тушнова
пойдет хозяйничать
в душе твоей!
«И вот ты купе закрываешь…»
И вот ты купе закрываешь,
включаешь ночник голубой…
Ты знаешь,
ты только скрываешь,
что еду я вместе с тобой.
То колкий, то мягкий не в меру,
то слишком веселый подчас,
ты прячешь меня неумело
от пристальных горестных глаз.
Названья полуночных станций
дежурные сонно твердят…
О если бы выйти, остаться,
пропасть, воротиться назад…
Но вместе, да, вместе мы выйдем
на утренний влажный перрон,
и бледное небо увидим
с оравой орущих ворон,
дорогой, подернутой дымкой,
мы в хвойные дали пойдем,
и стану я жить невидимкой
в неласковом доме твоем,
и будут недели молчанья
медлительны и горьки,
и буду я плакать ночами
на бревнышке возле реки.
«Нам не позволено любить…»
Нам не позволено любить.
Все, что с тобою связано,
мне строго-настрого забыть
судьбой моей приказано.
Но помню я, всему назло,
любви часы беспечные,
и встречи памятной число –
мое. На веки вечные!
И низко стелющийся дым
с мерцающими искрами,
и поле с деревом седым
под облаками низкими…
Вагон, летящий в темноту,
покачиванье мерное…
И гаснут искры на лету, –
ты помнишь их, наверное?
Так каждый миг, и час, и год
мои. На веки вечные,
пока наш поезд не придет
на станцию конечную!
«Я так хочу, чтобы ладони, губы…»
Я так хочу, чтобы ладони, губы…
Все голубое… Ясная вода…
И мне все снятся поезда – к чему бы?
Чужие пасмурные города,
чужие люди,
грузчики, старухи…
Тебя в базарной толчее ищу,
твой голос гаснет
в телефонной трубке,
и я «постой, постой, постой!» кричу…
на полчаса, на полминуты – рядом!
Но сны опять бессмысленны, грустны.
Как жалко, что не доставляют на дом
заранее заказанные сны!
Уже заголубел проем оконный,
сочит сквозь штору пасмурную мглу…
Я жду тебя безропотно. Спокойно.
Я жду. Я жду.
Я больше не могу.
«Сто раз помочь тебе готова…»
Сто раз помочь тебе готова,
любую ложь произнести,
но нет же, нет такого слова,
чтобы сгоревшее спасти.
Не раздобыть огня из пепла
и костерка не развести…
Все так печально, так нелепо, –
ни отогреть, ни увести.
Привыкла я к унынью ночи
и к плачу осени в трубе…
Чем ты суровей, чем жесточе,
тем больше верю я тебе,
тем все отчаяннее, чище
любовь моя и боль моя…
Так и живем на пепелище,
так и бедуем – ты да я.
Храню золу, латаю ветошь,
приобщена к твоей судьбе…
Все жду – когда меня заметишь,
когда забудешь о себе.
«Я без тебя училась жить…»
Я без тебя училась жить,
я принялась за дело.
Костер сумела я сложить –
гудело, а не тлело.
Я без тебя училась жить…
Как сердце ни болело, –
сумела песню я сложить,
не плакала, а пела.
На озаренные кусты
глядела ясным взглядом…
Но вышел ты из темноты
и сел со мною рядом.
«Неразрешимого не разрешить…»
Неразрешимого не разрешить,
неисцелимого не исцелить,
не надо прошлого ворошить,
оттого что тогда
невозможно жить.
Только тронь – и сразу настежь окно,
и опять меня хлещет колючий снег,
и опять за окном
как в гробу темно,
и поднять не могу я опухших век.
И опять, опять ты стучишься в дверь,
говоришь мне:
– Прости… не хотел, поверь… –
А прощать-то за что?
Разве ты виной
тому, что всё на меня войной,
тому, что ничем души не согреть,
тому, что лечь бы да умереть,
тому, что на тысяча первом дне
ничего не знаешь ты обо мне.
«Боюсь не ссоры, не разлуки…»
Боюсь не ссоры, не разлуки,
а равнодушья этих встреч,
когда глаза твои и руки,
твои слова, твои обмолвки
и теплое твое дыханье
мне от тебя не уберечь.
Когда, не пророня ни слова,
слежу, спокойствие храня,
как ты свои подарки
снова
выкрадываешь у меня.
На сердце словно пласт тяжелый
глухой тоски – сырой земли…
Я не хочу тебя чужого,
мне лучше, если ты вдали.
Молчи, не говори ни слова,
не пересчитывай грехи…
Я буду ждать того, родного,
он помнит – пели петухи…
В ночи печально и протяжно
перекликались…
Пряно, влажно
дышала осень…
И стихи
входили в комнату без стука
и разговаривали вслух:
«…Листья падают, листья падают,
стонет ветер, протяжен и глух…»
Он был со мной в часы рассвета,
когда туман в окне редел,
он знает это,
помнит это,
ведь он же в сердце мне глядел…
Он видел рощи в дымке млечной
и снег на шпалах впереди…
Он мой любимый, мой навечно…
Оставь. Не трогай. Уходи.
«Очень тягостно, очень плохо…»
Очень тягостно, очень плохо, –
некрасива, нехороша,
зарастает чертополохом,
засыхает моя душа.
Сердце, сердце,
гнездо без птицы,
пыль, да мусор, да тишина…
Неужели не возвратится,
не запоет она?
«А я с годами думаю все чаще…»
А я с годами
