Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений - Вероника Михайловна Тушнова
на пригорках…
Мы с тобою, наверно,
чего-то стоим:
лес не прятал от нас свои чудеса,
он в туман одевался на полчаса,
а потом, оказалось, –
это роса,
допьяна он поил нас
этим настоем.
Так что кругом у нас голова пошла,
и ноги подкашиваются устало.
И тогда нам с тобою
понятно стало,
что у нас и у леса –
одна душа.
Он был такой же, как мы, хмельной,
мы слыхали – он пел
в темноте вечерней,
он играл
то холодной, то теплой волной
своих воздушных тайных течений.
Он делился с нами
чем только мог,
был в забавах и выдумках неутомимым,
на пути он зажег для нас костерок,
чтобы мы надышались
бродяжьим дымом…
Никогда мы друг друга
так не любили,
как в этой глуши лесной,
когда мы сами с тобою были
лесом,
дождем,
весной…
Дети
На свете бывают
малые дети,
взрослые дети,
старые дети,
на розовых, пухлых
ничуть не похожие,
с мозолями,
с темной дубленою
кожею…
Но жадно вбирают
все неизвестное
глаза их широкие,
сердца их отверстые,
ребенок не может
глядеть свысока,
все в мире
признанья его удостоено:
от солнца и звезд
до простого куска
коры,
из которой лодка
построена.
О, как я любуюсь
твоею душой
с ее удивленьями
и откровеньями,
почти неподвластной
течению времени,
такою ребячьей,
такою большой!
И как ненавижу
в глазах твоих грусть,
когда ты считаешь
года минувшие.
Уходят? Уходят!
И ладно! И пусть!
Впереди еще, может быть,
самое лучшее.
О собаках
Я люблю их. Всяких.
Холеных и грязных,
маленьких и огромных,
красивых и безобразных.
Я всегда им лучший кусок
уступаю,
завожу знакомство,
в дружбу вступаю.
Я всегда нахожу им
слова привета,
и они уважают меня за это.
Нет, такая любовь моя
не чудачество –
я высо́ко ценю
их душевные качества.
Собаке
(в это искренне верю я)
несвойственны подлость
и лицемерие.
Ее не купишь за хлебную корку,
собачья верность
вошла в поговорку.
И та, что стала всемирно известной,
была такой же
доброй и честной.
Не скрываю –
мне плакать хотелось ночью,
когда становилось особенно ясно,
что ничем абсолютно
нельзя помочь ей,
что прекрасное
так смертельно опасно.
Но я в глубине души
гордилась,
что не крыс, не свинок безмозглых
орава –
что она выше всех
сейчас находилась,
что на славу она
заслужила право!
Одно оскорбляло меня – не скрою, –
когда называли статьи отчетные
собаку – товарища и героя –
«подопытное животное».
Возраженья предвижу:
дескать, не нравится, –
карты в руки!
Пишите стихи и повести!
Что же, ладно, согласна…
Пускай останется
этот термин на ихней научной совести.
Дорогие друзья!
Молодые… Старые…
Еще больше любить вас
отныне стала я,
еще больше ценить начала
и даже
нашу рыжую Чапу
почтительней глажу,
с уважением искренним,
с гордостью истинной.
Как-никак, соплеменница
той, единственной.
Бессонница
Ночи… ночи… пустынные, синие…
Мыслей вспененная река.
А слова – до того бессильные,
что за горло берет тоска.
Обжигает подушка душная,
и вступает рассвет в права,
и тяжелая, непослушная,
в дрему клонится голова.
И когда уж глаза слипаются,
где-то около четырех,
воробьи в саду просыпаются,
рассыпаются как горох…
Скачут, мечутся, ошалелые,
жизнерадостно вереща.
Пробивается солнце белое
из-за облачного плаща.
Зашуршали дворники метлами,
и, прохладой цветы поя,
шланг над брызгами искрометными
извивается как змея.
Не заснуть, как я и предвидела…
Все слышней за окном шаги.
Ночь сегодня меня обидела.
Утро доброе, помоги!
«Я жду тебя…»
Я жду тебя.
Я долго ждать могу.
Я не дышу – надежду берегу.
Трепещущий предсмертно огонек…
Такой она мне видится воочью.
На ней всех сил моих сосредоточье,
на ней скрещенье всех моих дорог,
она существованья сердцевина,
в короткий блеск сведенная судьба,
в ней все соединилось воедино:
отчаянье, заклятье и мольба.
Мой кругозор неимоверно сужен,
все, что не ты, – междупланетный мрак.
Я жду тебя.
Ты до того мне нужен,
что все равно мне, друг ты или враг.
Я жду тебя
всем напряженьем жизни.
Зря говорят – игра не стоит свеч.
Когда лучи вот так сойдутся в линзе,
любой пожар
под силу им разжечь!
«Зачем судьбу который раз пытаешь?..»
Зачем судьбу который раз пытаешь?
Любовь, как ветку, гнешь да гнешь в дугу?
Ты без нее счастливее не станешь,
а я прожить на свете не смогу.
Да, все идет неладно,
криво, косо,
да, время нам
к закату, под уклон…
А ветке что?
Она цветет без спроса,
и никакой закон ей
не закон!
За то ты так ее и ненавидишь,
ты хочешь, чтобы все –
как надо быть,
ты в ней противоречье смыслу видишь
и все-таки жалеешь загубить.
Брось, не жалей,
сгибай и перекручивай,
мол, все равно когда-нибудь зима…
Ты только оправданий не вымучивай,
я для тебя их подыщу сама.
Сломай – и все!
И крест поставь на этом,
а лучше кол осиновый забей.
Уж вот когда она