Рабиндранат Тагор - ...Это не сон! (сборник)
– Перестань! Теперь я ничего не буду тебе рассказывать, – отвернувшись, сказала она.
– Нет, нет! Признаю свое поражение! – воскликнул Ромеш. – Конечно, трудно себе представить, как можно приготовить лучи, находясь посреди реки, но на вкус они тем не менее замечательны.
И юноша с усердием начал доказывать превосходство аппетита над жаждой знаний.
Как только пароход сел на мель, Комола для пополнения своей опустевшей кладовой послала Умеша в деревню. У нее еще осталось немного денег из тех, что дал Ромеш, провожая ее в школу. Их-то и потратила она на топленое масло и муку.
– А ты чего бы хотел поесть, Умеш? – спросила Комола мальчика.
– Если позволите, госпожа, у торговца молоком я видел хорошую простоквашу, а у нас есть бананы. Если еще купить на одну-две пайсы[69] жареного рису, я сумел бы приготовить отличное блюдо, – ответил мальчик.
Комоле и самой захотелось такого кушанья.
– Осталось у тебя хоть немного денег, Умеш? – спросила она.
– Совсем ничего, мать.
Это поставило ее в затруднительное положение. Девушка представить себе не могла, как сможет она сказать Ромешу, что ей нужны деньги. Немного погодя она проговорила:
– Если сегодня тебе не удастся приготовить это блюдо, ты не расстраивайся, у нас будут лучи. Пойдем замесим тесто.
– Так ведь я же говорю, мать, что видел еще и хорошую простоквашу. С этим как мне быть?
– Послушай, Умеш; когда господин сядет есть, попроси у него денег на покупки.
Ромеш уже начал есть, когда к нему приблизился Умеш, смущенно почесывая в затылке. Ромеш взглянул на него, и мальчик бессвязно пролепетал:
– Мать… насчет денег… на покупки…
Только тут впервые пришло юноше в голову, что ведь для приготовления пищи нужны деньги и волшебная лампа Аладдина не поможет.
– У тебя ведь совсем нет денег, Комола, – озабоченно сказал он. – Почему же ты сама мне об этом не напомнишь?
Девушка виновато молчала.
После ужина Ромеш вручил ей небольшую шкатулку и произнес:
– Все, что здесь есть, – твое.
Успокоившись, что теперь бремя домашних хлопот переложено на плечи Комолы, он снова встал у палубных поручней, устремив взор на запад, где край небосвода прямо на глазах погрузился во мрак.
Поев, Умеш приготовил себе наконец сладкое из простокваши, бананов и риса. Комола, стоя перед мальчиком, расспрашивала его о том, как он живет.
В семье его властвовала мачеха, и жилось ему там очень тяжело. Умеш убежал из дому и направлялся теперь в Бенарес к бабушке.
– Если ты оставишь меня при себе, мать, я никуда больше не поеду, – заключил он.
Материнский инстинкт, проснувшийся в тайниках сердца Комолы, откликнулся на это трогательное обращение мальчика-сироты, и она ласково сказала:
– Очень хорошо, Умеш, ты поедешь с нами.
Глава 25
Полоса прибрежного леса, будто бесконечная линия, проведенная тушью, казалась темной каймой на парчовом одеянии невесты-ночи. В угасающих лучах заходящего солнца потянулась на ночлег к тихим озеркам и пустынным песчаным отмелям стая диких уток, весь день кормившаяся на болоте возле деревни. Стихли вороны, устроившись в своих гнездах. На реке не осталось ни одной лодки, только темный силуэт большого парусника резко выделялся на золотисто-зеленой поверхности реки.
Ромеш перенес свое плетеное кресло на нос корабля, залитый ясным светом молодого месяца.
С западного края неба исчез последний золотой отблеск вечерней зари, и суровый мир словно растворился в волшебной пелене лунного сияния.
«Хем! Хем!» – повторял Ромеш. Звук этого имени нежной лаской отозвался в его сердце. И Ромешу почудилось, будто заглянули ему в лицо чьи-то обведенные тенью, полные страдания и нежности глаза. Ромеш вздрогнул, взор его затуманился слезами.
Перед ним пронеслась вся его жизнь за последние два года. Вспомнился первый день знакомства с Хемнолини. Он и не знал тогда, что этому дню суждено занять особое место в его жизни. Когда Джогендро привел его впервые к ним в дом и смущенный юноша увидел за чайным столом Хемнолини, он совершенно растерялся. Но мало-помалу застенчивость его прошла, общество Хемнолини стало для него привычным, и узы этой привычки постепенно превратили Ромеша в пленника. Казалось, все написанные о любви стихи, которые ему доводилось читать, посвящены одной Хемнолини. «Я люблю», – повторял он себе, переполненный гордостью. Товарищам приходилось перед экзаменами вызубривать наизусть сюжеты любовных поэм, а он, Ромеш, любил в самом деле, и это давало ему право смотреть на товарищей с состраданием. Вспоминая все это сейчас, Ромеш понял, что в то время он стоял только в преддверии любви. И лишь когда неожиданно появившаяся Комола так осложнила его жизнь, любовь его, пройдя через тяжелые испытания, проснулась, ожила и окрепла.
Склонив голову на руки, Ромеш думал о том, что перед ним еще целая жизнь, существование, полное сердечного томления, жизнь человека, запутавшегося в крепких сетях безысходности. Неужели у него не хватит сил разорвать их?
В порыве твердой решимости юноша поднял голову и внезапно увидел Комолу. Она стояла, облокотившись на спинку соседнего кресла.
– Ты спал? Я тебя разбудила? – испуганно спросила девушка.Охваченная раскаянием, она уже собиралась уйти, но Ромеш поспешно остановил ее:
– Нет, нет, Комола, я не спал. Сядь, я хочу рассказать тебе сказку.
Услышав про сказку, девушка обрадовалась и мигом придвинула к нему свое кресло. Ромеш сказал себе, что настал момент, когда совершенно необходимо открыть Комоле всю правду. Но не в силах нанести ей такой удар слишком неожиданно, Ромеш решил рассказать Комоле всю ее историю в виде сказки.
– Жило когда-то одно воинственное племя, – начал он. – Оно…
– Когда? Давным-давно?
– Да, давным-давно. Тебя тогда еще и на свете не было.
– А ты уже успел родиться! Подумайте, какой старик нашелся! Ну, дальше?
– У людей этого племени существовал обычай: сами они никогда не присутствовали на свадебном обряде, а посылали невесте свой меч. Девушку обручали с мечом, потом привозили в дом жениха и только тогда устраивали настоящую свадьбу.
– Ой, как нехорошо! Что это за свадьба?
– Мне тоже не нравится такой обычай, но тут уж я ничего не могу поделать. Воины, о которых я рассказываю, считали для себя унизительным приезжать в дом к невесте и там обручаться. Раджа – о нем и пойдет сейчас речь – принадлежал к тому же племени. Однажды он…
– Ты еще не сказал, где он правил.
– Он был раджей в стране Мадра. Так вот, однажды этот раджа…
– Сначала назови его имя.
Комоле хотелось знать все подробности, – нельзя упускать ни одной мелочи. Если бы Ромеш мог это предвидеть, он тщательно подготовился бы заранее. Ему пришлось убедиться, что, как бы ни увлекал Комолу рассказ, она нигде не потерпит обмана или неточности.
Чуть помешкав с ответом на столь неожиданный вопрос, Ромеш продолжал:
– Правителя звали Ранджит Сингх.
– Ранджит Сингх, правитель Мадры, – еще раз повторила девушка. – Что же дальше?
– А дальше дело было так: узнал этот раджа от странствующего певца, что у другого раджи того же племени есть красавица дочь.
– А кто этот второй раджа?
– Ну, предположим, что он был правителем Канчи.
– Зачем мне предполагать? Разве он не был им на самом деле?
– Да, все действительно обстояло именно так. Ты, наверно, хочешь узнать его имя? Его звали Амар Сингх.
– Но ты еще не назвал мне девушку… ту, красавицу.
– Ах, и правда, совсем забыл! Имя девушки… Ее имя… да, да, вспомнил! Ее звали Чандра.
– Удивительно! Вечно ты что-нибудь забываешь. Даже мое имя забыл однажды!
– Как только раджа Кошалы услышал от певца…
– Откуда тут взялся еще и раджа Кошалы? Ты же говорил про правителя Мадры!
– Ты думаешь, радже подвластна всего одна область? Он правил и Мадрой и Кошалой.
– Эти княжества, должно быть, находились рядом.
– Да, они граничили друг с другом.
Так, делая на каждом шагу ошибки, допуская противоречия и кое-как исправляя их при помощи вопросов Комолы, Ромеш наконец поведал ей следующее.
Правитель Мадры, Ранджит Сингх, послал гонца к правителю Канчи с просьбой выдать за него дочь. Раджа Канчи, Амар Сингх, был очень этим обрадован и дал согласие на брак.
Тогда младший брат жениха, Индраджит Сингх, с войском и развернутыми знаменами, под бой барабанов и трубные звуки раковин, отправился в княжество Канчи и стал лагерем в дворцовом саду. В городе Канчи начались празднества. Царские астрологи выбрали благоприятный день для бракосочетания. Торжество должно было состояться на двенадцатую ночь темной половины месяца, в два часа пополуночи. Все дома в эту ночь были украшены в честь свадьбы царской дочери Чандры гирляндами цветов, везде горели светильники. Но принцесса не знала, за кого выдают ее замуж. При рождении девочки мудрый Парамананда Свами сказал ее отцу: «Твоя дочь родилась при неблагоприятном сочетании планет. Помни, во время свадьбы она не должна слышать имени жениха». В назначенный срок был выполнен брачный обряд с мечом.
