Рабиндранат Тагор - ...Это не сон! (сборник)
Комола рассмеялась.
– Не понимаю, за кого ты меня принимаешь! Как же мне не уметь? Ведь я не маленькая, в доме дяди все время готовила.
Ромеш тут же с раскаянием заметил:
– Вопрос мой действительно был не совсем уместен. А потому давай немедленно займемся сооружением кухни. Как ты на это смотришь?
Он ушел и вскоре притащил небольшую железную печурку. Кроме того, он договорился с ехавшим на пароходе мальчиком из касты каястха[63] по имени Умеш, чтобы тот за небольшую плату и билет до Бенареса носил для них воду, убирал и исполнял всякую другую работу.
– Комола, – спросил Ромеш, – что же мы будем сегодня стряпать?
– А много ли ты мне принес? – заметила она. – Только рис да бобы! Значит, будет кхичури[64].
Пряности Ромеш достал у матросов, но Комола искренне посмеялась над его неопытностью в хозяйственных делах.
– Ну и хорош! Что я стану делать с одними пряностями? И как я их разотру без шил-нора[65]?
Покорно выслушав упреки девушки, Ромеш пустился на поиски шил-нора. Найти его так и не удалось, пришлось занять у матросов металлическую ступку, которую он и принес Комоле.
Она не умела толочь пряности в ступке и несколько растерялась.
– Давай попросим кого-нибудь это сделать, – предложил Ромеш, но поддержки не встретил. Комола решительно взялась за дело сама. Ей как будто даже доставляли удовольствие все эти трудности. Пряности подскакивали, разлетались во все стороны, и девушка не могла удержаться от смеха. Глядя на нее, смеялся и Ромеш.
Когда пряности были готовы, Комола, обвязав свободный конец сари вокруг талии, отправилась за перегородку и принялась за стряпню. Для приготовления пищи ей пришлось воспользоваться захваченным с собой из Калькутты горшочком для сладостей. Поставив его на огонь, девушка обратилась к Ромешу:
– Ступай живей искупайся, у меня скоро все будет готово.
Ромеш вернулся вовремя, кушанье как раз поспело. Но тут возник вопрос, на чем же есть – тарелок у них не было.
– Можно занять у матросов глиняные тарелки, – робко предложил Ромеш.
Комола пришла в ужас от столь необдуманного предложения. Ромеш с виноватым видом признался, что он и раньше совершал такого рода грех[66].
– Что было, то прошло, – сказала Комола. – Но впредь это не должно случаться, я не выношу подобных вещей!
Затем она сняла крышку с горшка, тщательно вымыла ее и подала Ромешу.
– Поешь сегодня на этом, а там будет видно.
Когда уголок палубы был чисто вымыт и место для завтрака приготовлено, довольный Ромеш принялся за еду. Попробовав кушанье, он заметил, что блюдо получилось очень вкусное.
– Не нужно смеяться надо мной, – смутилась Комола.
– Да нет, какие уж тут шутки! Вот сейчас сама убедишься.
С этими словами он мгновенно уничтожил свою порцию и попросил еще. На этот раз девушка положила ему гораздо больше.
– Что ты делаешь! А себе, должно быть, ничего не оставила!
– Тут еще много, не беспокойся, – сказала Комола.
То, что Ромеш ел с таким аппетитом, доставляло ей огромное удовольствие.
– На чем же станешь есть ты? – спросил Ромеш.
– На той же крышке.
– Нет, так нельзя, – забеспокоился Ромеш.
– Почему? – удивленно спросила Комола.
– Нет, нет, ни в коем случае!
– Уверяю тебя, я прекрасно знаю, что делаю, – возразила девушка. – Умеш! – крикнула она, – на чем ты будешь есть?
– Там внизу торгуют сладостями, вот я и возьму у продавца листок шалового дерева.
– Послушай, Комола, – обратился к девушке Ромеш, – если уж ты непременно хочешь есть на той же крышке, дай я хорошенько ее вымою.
– С ума сошел! – был негодующий ответ. Через несколько минут Комола заявила: – Пан я тебе приготовить не могу, ты мне для этого ничего не принес.
– Внизу человек продает пан, – ответил Ромеш.
Так, без особых трудностей, была заложена основа их хозяйства. Но на душе Ромеша было неспокойно: он раздумывал над тем, как избежать супружеских забот Комолы.
Комола умела хозяйничать и не нуждалась ни в помощи, ни в обучении. Много лет подряд готовила она для дяди обед, нянчила детей и делала всю работу по дому. Ромеш восхищался ловкостью, усердием и трудолюбием девушки и в то же время не переставая думал, как сложатся их отношения в дальнейшем. «Я не хочу оставлять ее у себя, – размышлял он, – но и покинуть тоже не могу». Где следует ему провести черту в отношениях с нею? Будь с ним Хемнолини, все устроилось бы отлично. Но на это пока рассчитывать нечего, а разрешить проблему наедине с Комолой представлялось чрезвычайно трудным. Наконец Ромеш твердо решил, что ему необходимо открыть Комоле все, тогда с этой тайной будет покончено раз и навсегда.
Глава 24
Перед вечером пароход сел на мель. Снять его, несмотря на многократные попытки команды, в тот день так и не удалось.
От высокого берега, отлого спускаясь к реке, тянулась песчаная, испещренная следами водяных птиц отмель. Сюда пришли деревенские женщины набрать в последний раз до захода солнца воды. Они с любопытством поглядывали на пароход: кто посмелее – с открытым лицом, а более робкие – из-под покрывала. Над обрывом плясала толпа деревенских ребятишек; громкими криками они выражали свой восторг по поводу затруднительного положения, в которое попало это дерзкое судно с высоко поднятым носом.
В пустынные пески противоположного берега село солнце. Ромеш, держась за поручни, долго стоял на палубе в быстро сгущающихся сумерках, глядя на западный край горизонта, где еще светлело небо. Комола, выйдя из кухни, остановилась у дверей каюты.
Не зная, как привлечь к себе внимание Ромеша, она тихонько кашлянула, но он не оглянулся. Тогда девушка принялась постукивать о дверь связкой ключей. Когда наконец ключи загремели, Ромеш обернулся. Увидев Комолу, он подошел к ней и спросил:
– Что за странная у тебя манера звать меня?
– А как еще я могу это сделать?
– Называй меня Ромешем. Для чего, по-твоему, отец с матерью дали мне имя?
Опять какие-то странные шутки! Вспыхнувшие щеки и уши Комолы, казалось, озарили вечернее небо. Слегка отвернувшись, она сказала:
– Не то ты говоришь!..[67] Послушай, все готово. Ужинай пораньше, а то утром ты мало ел.
Свежий речной воздух давно возбудил у Ромеша аппетит, но он молчал, не желая, чтобы Комола лишний раз волновалась из-за недостатка провизии. И теперь неожиданное ее предложение очень его тронуло. Он чувствовал радостное волнение не только по поводу предстоящей трапезы. Сознание того, что кто-то постоянно думает о нем, предупреждает его желания, делало его безмерно счастливым. Казалось, будто сама судьба взяла на себя заботу о его благополучии. Тем не менее он никак не мог избавиться от горькой мысли, что он этого не заслужил, что все его счастье зиждется на ошибке. Ромеш тяжело вздохнул и с поникшей головой вошел в каюту.
Заметив выражение его лица, Комола удивленно спросила:
– Кажется, тебе совсем не хочется есть? Неужели не проголодался? Я тебя не неволю.
Но Ромеш с деланой веселостью поспешил ответить:
– Зачем тебе меня неволить, это делает мой собственный желудок. Смотри, как бы в другой раз, когда ты вздумаешь, гремя ключами, приглашать меня к столу, не явился на твой зов сам Мадхусудан[68]! Однако я что-то не вижу здесь ничего съедобного! – продолжал он, оглядываясь. – Хоть я и страшно голоден, но подобные предметы вряд ли смогу переварить! – Ромеш указал на постель и другие находившиеся в каюте вещи. – Меня с детства приучили к совсем иной пище.
Комола разразилась звонким смехом и долго не могла успокоиться.
– Ну вот, а теперь тебе уже не терпится! Стоял, смотрел на небо и ни голода, ни жажды не чувствовал. А стоило только позвать тебя, как сразу вспомнил, что проголодался! Хорошо, хорошо. Подожди минутку, сейчас все принесу.
– Да поскорей, а то придешь и не найдешь в комнате даже постели. Прошу меня тогда не винить.
Эта шутка, повторенная Ромешем, доставила девушке большое удовольствие, и она опять долго смеялась, наполнив комнату звонкими переливами смеха. Наконец она скрылась за дверью. Напускная жизнерадостность Ромеша моментально исчезла.
Комола скоро вернулась с плетеной, прикрытой листьями шалового дерева корзиной и, поставив ее на постель, принялась вытирать пол краем сари.
– Что ты делаешь? – с беспокойством воскликнул Ромеш.
– Да ведь я все равно сменю сейчас сари.
С этими словами Комола расстелила на полу листья шала и ловко разложила на них лучи и овощи.
– Вот так чудо! Откуда ты раздобыла лучи? – удивился Ромеш.
Но девушке вовсе не хотелось, чтобы ее тайна была раскрыта так легко.
– Угадай, – с таинственным видом произнесла она. Ромеш прикинулся озадаченным и серьезно сказал:
– Конечно, взяла из запасов команды!
– Что ты! Как можно! – с возмущением воскликнула Комола.
Ромеш принялся уничтожать лучи, продолжая дразнить Комолу самыми невероятными предположениями. В конце концов он заявил, что это, наверно, владелец волшебной лампы, герой арабских сказок, Аладдин переслал их ей со своим джинном из Белуджистана в подарок. Этим Ромеш окончательно вывел девушку из терпения.
