Владислав Холшевников - Мысль, вооруженная рифмами

Андрей Белый (1880–1934)

66

Огонечки небесных свечейснова борются с горестным мраком.И ручейчуть сверкает серебряным знаком.

О поэт — говорио неслышном полете столетий.Голубые восторги твоиловят дети.

Говори о безумье миров,завертевшихся в танцах,о смеющейся грусти веков,о пьянящих багрянцах.

Говорио полете столетий.Голубые восторги твоичутко слышат притихшие дети.

Говори…

1903

67. Игры кентавров

Кентавр бородатый,мохнатыйи голыйна стражеу леса стоит.С дубиной тяжелойот зависти вражьейжену и детей сторожит.

В пещере кентавриха кормит ребенкапьянящимсвоим молоком.Шутливо трубят молодые кентавры над звонкошумящимручьем.

Вскочивши один на другого,копытами стиснувши спину,кусают друг друга, заржав.Согретые жаром тепла золотого,другие глядят на картину,а третьи валяются, ноги задрав.

Тревожно зафыркал старик, дубиной корнистойвзмахнув.В лес пасмурно-мглистыйумчался, хвостом поседевшим вильнув.

И вмиг присмирели кентавры, оставив затеи,и скопом,испуганно вытянув шеи,к пещере помчались галопом.

1903

68. В полях

Солнца контур старинный,золотой, огневой,апельсинный и винныйнад червонной рекой.

От воздушного пьянстваонемела земля.Золотые пространства,золотые поля.

Озаренный лучом, яопускаюсь в овраг.Чернопыльные комьязамедляют мой шаг.

От всего золотогок ручейку убегу —холод ветра ночногона зеленом лугу.

Солнца контур старинный,золотой, огневой,апельсинный и винныйубежал на покой.

Убежал в неизвестность.Над полями легла,заливая окрестность,бледно-синяя мгла.

Жизнь в безвременье мчитсяпересохшим ключом:всё земное нам снитсяутомительным сном.

<1904>

69. Серенада

Ты опять у окна, вся доверившись снам, появилась…Бирюза, бирюза заливает окрестность…Дорогая,луна — заревая слеза —где-то там в неизвестностьскатилась.

Беспечальных седых жемчуговпоцелуй, о пойми ты!..Меж кустов, и лугов, и цветов струйзеркальных узоры разлиты…

Не тоскуй,грусть уйми ты!

Дорогая,о пустьстая белых, немых лебедеймеж росистых ветвейна струях серебристых застыла —одинокая грусть нас туманом покрыла.

От тоски в жажде снов нежно крыльями плещут.Меж цветов светляки изумрудами блещут.

Очерк белых грудейна струях точно льдина:это семь лебедей,это семь лебедей Лоэнгрина —

лебедейЛоэнгрина.

1904

70. Ночью на кладбище

Кладбищенский убогий садИ зеленеющие кочки.Над памятниками дрожат,Потрескивают огонечки.

Над зарослями из дерев,Проплакавши колоколами,Храм яснится, оцепеневВ ночь вырезанными крестами.

Серебряные тополяКолеблются из-за ограды,Разметывая на поляБушующие листопады.

В колеблющемся серебреБесшумное возникновеньеВзлетающих нетопырей, —Их жалобное шелестенье,

О сердце тихое мое,Сожженное в полдневном зное, —Ты погружаешься в родное,В холодное небытие.

1908

71. Тело стихий

В лепестке лазурево-лилейномМир чудесен.Всё чудесно в фейном, вейном, змейномМире песен.

Мы — повисли,Как над пенной бездною ручей.Льются мыслиБлесками летающих лучей.

1916

Вяч. Ив. Иванов (1866–1949)

72. Taedium phaenomeni[18]

Кто познал тоску земных явлений,Тот познал явлений красоту.          В буйном вихре вожделений,          Жизнь хватая на лету,Слепы мы на красоту явлений.

Кто познал явлений красоту,Тот познал мечту Гиперборея:          Тишину и полноту          В сердце сладостно лелея,Он зовет лазурь и пустоту.

Вспоминая долгие эоны,Долгих нег блаженство и полон, —          Улыбаясь, слышит звоны          Теплых и прозрачных лон, —И нисходит на живые лона.

<1911>

73. Троицын день

Дочь лесника незабудки рвала в осоке́          В Троицын день;Веночки плела над рекой и купалась в реке          В Троицын день…И бледной русалкой всплыла в бирюзовом венке.

Гулко топор застучал по засеке лесной          В Троицын день;Лесник с топором выходил за смолистой сосной          В Троицын день;Тоскует и тужит, и тешет он гроб смоляной.

Свечка в светлице средь темного леса блестит          В Троицын день;Под образом блеклый веночек над мертвой грустит          В Троицын день…Бор шепчется глухо. Река в осоке́ шелестит…

<1911>

74. Вечеровое коло

В заревой багрянице выходила жница.Багряне́ц отряхнула, возмахнула серпом.          Золот серп уронила          («Гори, заряница!»),          Серп вода схоронила          На дне скупом.

И, послушна царице, зыбких дев вереницаМеж купавами реет («Мы сплетем хоровод!»),          Серп исхитить не смеет          («Звени, вечерница!»)          И над гладью белеет          Отуманенных вод.

Серп в стеклянной темнице! («Промелькнула зарница!..»)Серп в осо́ке высокой! («Сомкнулся круг!..»)          Над зеркальной излукой          Мы храним, о царица,          Серп наш, серп крутолукий —          От твоих подруг!

<1911>

75. Роза обручения

(Из «Газел о розе»)

Упоена и в неге тонет роза;А соловей поет и стонет, роза,

В сплетенье кущ, тобой благоуханных,Пока восточных гор не тронет Роза.

Усыплена волшебным обаяньем,Колеблет лень и стебель клонит роза;

А царь певцов поет — и под наитьемПредутренним росу уронит роза.

О женихе поет он, о влюбленном…Лелеет плен и чар не гонит роза:

В бездонных снах, с кольцом любви забвеннойОбет одной любви хоронит роза.

<1911>

76. Адонис

Рондель

О розе амброзийных негНе верь поэта баснословью:Забудь Киприды ризу вдовью,Адониса живой ковчег.

Что, древле белая, как снег,Она его зардела кровью, —О розе амброзийных негНе верь поэта баснословью.

Завиден пастыря ночлег.Зови богиню к изголовью;О ней мечтай, — пронзен любовью, —Из волн ступающей на брег,О розе амброзийных нег.

<1911>

М. А. Волошин (1877–1932)