Владислав Холшевников - Мысль, вооруженная рифмами

(Отрывок из пьесы)

Вспомните прежние игры!Вспомните: только веснойМы на поляне зеленойВ плясках беспечныхКоротали легкую жизнь…

Паж, не забудь: я — твоя госпожа!

Она больна, Алискан.

«Сердцу закон непреложный…Радость-Страданье…»

Вы песню твердите,Которую пел кривляка наемный.

Пусть! — песню он пел не свою…

Какой-нибудь жалкий рыбакИз чужой и дикой БретаниНепонятную песню сложил…

Паж, ты ревнуешь? —Успокойся… его я не знаю… —Ах… кто знает? вернется пора,Может быть, на зеленой полянеК нам вернется прежняя радость…Нет!.. Теперь — все постыло и дико…Жизнь такая не явь и не сон!

1913

64. Анне Ахматовой

«Красота страшна» — Вам скажут, —Вы накинете ленивоШаль испанскую на плечи,Красный розан — в волосах.

«Красота проста» — Вам скажут, —Пестрой шалью неумелоВы укроете ребенка,Красный розан — на полу.

Но, рассеянно внимаяВсем словам, кругом звучащим,Вы задумаетесь грустноИ твердите про себя:

«Не страшна и не проста я;Я не так страшна, чтоб простоУбивать; не так проста я,Чтоб не знать, как жизнь страшна».

1913

65. Коршун

Чертя за кругом плавный круг,Над сонным лугом коршун кружитИ смотрит на пустынный луг. —В избушке мать над сыном тужит:«На́ хлеба, на́, на́ грудь, соси,Расти, покорствуй, крест неси».

Идут века, шумит война,Встает мятеж, горят деревни,А ты всё та ж, моя страна,В красе заплаканной и древней. —Доколе матери тужить?Доколе коршуну кружить?

1916

Андрей Белый (1880–1934)

66

Огонечки небесных свечейснова борются с горестным мраком.И ручейчуть сверкает серебряным знаком.

О поэт — говорио неслышном полете столетий.Голубые восторги твоиловят дети.

Говори о безумье миров,завертевшихся в танцах,о смеющейся грусти веков,о пьянящих багрянцах.

Говорио полете столетий.Голубые восторги твоичутко слышат притихшие дети.

Говори…

1903

67. Игры кентавров

Кентавр бородатый,мохнатыйи голыйна стражеу леса стоит.С дубиной тяжелойот зависти вражьейжену и детей сторожит.

В пещере кентавриха кормит ребенкапьянящимсвоим молоком.Шутливо трубят молодые кентавры над звонкошумящимручьем.

Вскочивши один на другого,копытами стиснувши спину,кусают друг друга, заржав.Согретые жаром тепла золотого,другие глядят на картину,а третьи валяются, ноги задрав.

Тревожно зафыркал старик, дубиной корнистойвзмахнув.В лес пасмурно-мглистыйумчался, хвостом поседевшим вильнув.

И вмиг присмирели кентавры, оставив затеи,и скопом,испуганно вытянув шеи,к пещере помчались галопом.

1903

68. В полях

Солнца контур старинный,золотой, огневой,апельсинный и винныйнад червонной рекой.

От воздушного пьянстваонемела земля.Золотые пространства,золотые поля.

Озаренный лучом, яопускаюсь в овраг.Чернопыльные комьязамедляют мой шаг.

От всего золотогок ручейку убегу —холод ветра ночногона зеленом лугу.

Солнца контур старинный,золотой, огневой,апельсинный и винныйубежал на покой.

Убежал в неизвестность.Над полями легла,заливая окрестность,бледно-синяя мгла.

Жизнь в безвременье мчитсяпересохшим ключом:всё земное нам снитсяутомительным сном.

<1904>

69. Серенада

Ты опять у окна, вся доверившись снам, появилась…Бирюза, бирюза заливает окрестность…Дорогая,луна — заревая слеза —где-то там в неизвестностьскатилась.

Беспечальных седых жемчуговпоцелуй, о пойми ты!..Меж кустов, и лугов, и цветов струйзеркальных узоры разлиты…

Не тоскуй,грусть уйми ты!

Дорогая,о пустьстая белых, немых лебедеймеж росистых ветвейна струях серебристых застыла —одинокая грусть нас туманом покрыла.

От тоски в жажде снов нежно крыльями плещут.Меж цветов светляки изумрудами блещут.

Очерк белых грудейна струях точно льдина:это семь лебедей,это семь лебедей Лоэнгрина —

лебедейЛоэнгрина.

1904

70. Ночью на кладбище

Кладбищенский убогий садИ зеленеющие кочки.Над памятниками дрожат,Потрескивают огонечки.

Над зарослями из дерев,Проплакавши колоколами,Храм яснится, оцепеневВ ночь вырезанными крестами.

Серебряные тополяКолеблются из-за ограды,Разметывая на поляБушующие листопады.

В колеблющемся серебреБесшумное возникновеньеВзлетающих нетопырей, —Их жалобное шелестенье,

О сердце тихое мое,Сожженное в полдневном зное, —Ты погружаешься в родное,В холодное небытие.

1908

71. Тело стихий

В лепестке лазурево-лилейномМир чудесен.Всё чудесно в фейном, вейном, змейномМире песен.

Мы — повисли,Как над пенной бездною ручей.Льются мыслиБлесками летающих лучей.

1916

Вяч. Ив. Иванов (1866–1949)

72. Taedium phaenomeni[18]

Кто познал тоску земных явлений,Тот познал явлений красоту.          В буйном вихре вожделений,          Жизнь хватая на лету,Слепы мы на красоту явлений.

Кто познал явлений красоту,Тот познал мечту Гиперборея:          Тишину и полноту          В сердце сладостно лелея,Он зовет лазурь и пустоту.

Вспоминая долгие эоны,Долгих нег блаженство и полон, —          Улыбаясь, слышит звоны          Теплых и прозрачных лон, —И нисходит на живые лона.

<1911>

73. Троицын день

Дочь лесника незабудки рвала в осоке́          В Троицын день;Веночки плела над рекой и купалась в реке          В Троицын день…И бледной русалкой всплыла в бирюзовом венке.

Гулко топор застучал по засеке лесной          В Троицын день;Лесник с топором выходил за смолистой сосной          В Троицын день;Тоскует и тужит, и тешет он гроб смоляной.

Свечка в светлице средь темного леса блестит          В Троицын день;Под образом блеклый веночек над мертвой грустит          В Троицын день…Бор шепчется глухо. Река в осоке́ шелестит…

<1911>

74. Вечеровое коло