Илья Эренбург - Избранное
Июнь 1914
44. О СОБОРЕ РЕЙМСА
Доходил смердящий ветерИ по улицам носил дитя потерянное.И стучали тихие калекиДеревом.Господень ларь, уныл и дымчат,Стоял расщепленный, как дуб,Лишь обратив на запад стылый и пустынныйПоследний суд.И семь птенцов, голодные, взлетали,В ночи не видя ясного лица,На грозный и сулящий палецОкаменелого творца.Пришла ко мне ты, тяжкая, нагая,Спросить, готов ли я. Готов!Но погоди! Ты слышишь — это плачет КаинНад пеплом жертвенных даров.
Декабрь 1914
45. «Если б сегодня пророк пришел…»
Если б сегодня пророк пришел,Я забыл бы о трудной свободе, —Как некий сказочный волк,Я лизал бы его благодатные ноги.
Но никто не хочет меня победить.Еще вспоминая, я плачу,Но молитвы — из книг,Слезы — негорячие.Утро пришло, не тушу свечу,Гляжу на нее и молчу.Сейчас запоет будильник,Заведенный к чему-то вчера.Пора! Пора! Пора!Готов, но еще усилье…
Ты, глядящая в море испытующим взглядом,Смотри — недвижен средь вод,Горит омраченный корабль,И матрос на мачте поет.
Декабрь 1914
46. «Атаки отбиты… победа…»
«Атаки отбиты… победа…»Маленькие, ровные слова.
Над бедным усталым ковчегомВсё тех же ночей синева.Последние высиПокрыла вода.И дальше астральных чиселНикому не понять никогда.Но дикий ангел бросит сетиВ глухие воды и уснет.Он, засыпая, не приметитКакой-то праздный огонек.
И будет волн разбег сердитый,Небесной степи синева.…Он может тихо спать, и ныне не затмитсяТупая святость божества.
Декабрь 1914
47. ГОГОЛЬ
Неуклюжий иностранец,Он сидел в кофейне «Греко».Были ранние сумеркиРимского лета,Ласточки реяли над серыми церквами.Завлекла его у ног мадонныАнгельская тягота и меч,А потом на Пьяцца Спанья запах розы…(Медные тритоныНе устанут извиваться и звенеть.)
Вспомнил он поля и ночи,Колокольцев причитаньеИ туман Невы.
Странный иностранец,Он просил кого-то(Вечер к тонкому стеклу приник):«От летучих, от ползучих и от прочихОхрани!»Сумрак, крылья распуская,Ласточек вспугнул.В маленькой кофейне двоеОпечалились далекой синевой.…И тогда припал к его губам сладчайший,Самый хитрый, самый свой.
Январь 1915
48. МОИ СЛОВА
В час, когда далекая заря,Усмехаясь, тихо пенитБелые, безликие моря, —Маленький рождается младенец,А смеется, как старик.Посмеявшись, умирает, — это лучше!День за днем, и я привыкК этим глазкам, к их пугающей водеИ к тому, что руки, нет, не руки — ручкиОтбиваются от близких бед.(Милый трупик,Забелит тебя рассветный снег!)
Тоненький огарок знает,Как заря их крестит, крестит-отпевает.Встали и очнулись.Утро наконец.Одного еще качаю в люльке —Тоже не жилец…
Январь 1915
49. «Когда еще не совсем стемнело…»
Н. А. Милюковой
Когда еще не совсем стемнело,Зажигают на площади газовый рожок.Расплывается пламя белоеСреди небесных песков.Если б знать, зачем он, никем не замеченный,Смотрит в сизую дальВ час, когда влага весеннего вечераЕще не тронула теплый асфальт.О, не надо, не надо бессмертья!Слишком трудно думать о нем.Только порадуйте бедное сердцеОдним ответным огнем!
Январь 1915
50. «Люблю немецкий старый городок…»
Люблю немецкий старый городок —На площади липу,Маленькие окна с геранями,Над лавкой серебряный рог,И во всем этот легкий привкусМилой романтики.
Летний дождик каплет.Люб мне бледно-красный цвет морковиНа сером камне.За цветными стеклами клетчатая скатерть,И птица плачет о воле,О нежной, о давней.А в церкви никто не улыбнется, —Кому молиться? Зачем?И благочестивые уродцыГлядят со стен.Сторож тихо передвигает стулья.Каплет дождик.Уродцы уснули.
Январь 1915
51–61. ИЗ ЦИКЛА «РУЧНЫЕ ТЕНИ»
1. «Каторжница, и в минуты злобы…»
Е. Ш.
Каторжница, и в минуты злобыГубы темные на всё способны.От какой Сибири ты взяла эти скулы,Эту волю к разгрому, к распаду, к разгулу?Жизни твоей половодья, порогиИ пожары далеких усобиц…Сколько раз этих щек провалыСинели от слез и от жалоб,А бровей исступленные крыльяРаспускались, сбирались и бились!
Но господь обрел в этом пеплеЖивой огонь и глаза затеплил,Разъятые жалостью, дымом, гарью —Огромные, темные, карие.
Февраль 1915
2. «В маленькой клетке щебечет и мечется…»
М. Н.
В маленькой клетке щебечет и мечется,Что-то повторяет бесконечное.Войдешь — расспросы за расспросами,Хлопоты знакомые.Только как странно смотрят глаза раскосые,Зеленые глаза, обреченные.Боится, что наскучила,На минуту отходит в угол,Но если вы даже сделаете из птицы чучело,Как глаза ее будут глядеть испуганно…
Февраль 1915
3. «Твои манеры милой тетки…»
Н. А. Милюковой
Твои манеры милой теткиИз бледно-розовой гостиной,И голос медленный и кроткий,И на груди аквамарины.Но взор твой, ускользая праздноВ тупой и безразличной лени,Таит все прихоти соблазна,Все смены прежних наслаждений.Как странно встретить у ребенка,В минуту тихого мечтанья,Какой-то след усмешки тонкойНепоправимого познанья!..
Январь 1912
4. «Были слоны из кипарисового дерева…»
Веры Инбер
Были слоны из кипарисового дерева,Из бронзы, из кости, еще из чего-то.Не помогли амулеты — маленькие слоны,Не помогли даже рифмы «Ленотра и смотра».
Вижу вас — вечно новая шляпкаИ волосы ветра полны.Голос капризный, лукавый:«Где вы? Скажете еще! Неправда…»
Не помогли амулеты.Испить вам даноЖизни думы и годы —Не хмельную печаль, не чужое вино,Только холодную воду.
Февраль 1915
5. «Ты смеешься весьма миловидно и просто…»
Маревны
Ты смеешься весьма миловидно и просто,И волосы у тебя соломенные.
Ах, как больно глазам от известкиЗаплясавших, задрыгавших домиков!Жарко три дня подряд.Что ж, купайся, пей лимонад!Нет, я лучше у горячих стенПотанцую под «Кармен»,Потанцую, подурачусь, покричу —В домике оставил я трескучую свечу!..Но болезное святое дитяткоНе потерпит никакой беды,Чтоб залить огонь, у бога выпроситМаленькую капельку воды.
Май 1915
6. «Пляши вкруг жара его волос!»
Бальмонта
Пляши вкруг жара его волос!Не пытай, как он несПостамиЭтот легкий звенящий пламень.Но иди домой и отдай подругеОдин утаенный и стынущий уголь.Когда же средь бед и горяОн станет уныл и черен,Скажи, но только негромко:«Прости, я сегодня видел Бальмонта…»
Апрель 1915
