Илья Эренбург - Избранное
Март или апрель 1912
17. ОСЕНЬЮ
О чем-то скучно и ленивоДосказывает мокрый лес.Обрывки туч дрожат пугливоИ жмутся на краю небес.Кой-где дубки, орешник мелкий,А за кустами тишь и глушь,Лишь слышен шорох юркой белкиДа ноги хлюпают меж луж.Что я скажу тебе сегодня,Когда еще желтей листва,Когда темней и безысходнейМои ненужные слова?А там уж кружит птичья стая.Куда она летит опять?И высь такая голубая,Что не измерить, не понять.И, слыша крик, душа, как птицаС дробинкой маленькой в крыле,Еще наверх взлететь стремитсяИ грузно падает к земле.
(1913)
18. ВЕЧЕРОМ
Ветер разогнал серебряные тучи,
Ослабел и в низеньких кустах залег.
Я иду вдоль зелени колючей,
Мокрая трава дрожит у ног.
Сжатые поля — как шашечные доски.
Падает снопами золотой овес.
И, цепляясь за кустарник хлесткий,
По дороге вязнет полный воз.
И под лай собаки розовое стадо
Тянется с поросших вереском холмов.
Может, сердцу ничего не надо,
Кроме песни дальней бубенцов,
Кроме голосов мальчишек, там, в селенье,
Где над крышами ползет и тает дым,
Кроме позднего недоуменья
Перед миром детским и простым.
(1913)
19. РОССИИ
Ты прости меня, Россия, на чужбинеБольше я не в силах жить твоей святыней.Слишком рано отнят от твоей груди,Я не помню, что осталось позади.Если я когда-нибудь увижу сноваИ носильщиков, и надпись «Вержболово»,Мутный, ласковый весенний день,Талый снег и горечь деревень,На дворе церковном бурые дорожкиИ березки хилой тонкие сережки, —Я пойму, как пред тобой я нищ и мал,Как я много в эти годы растерял.И тогда, быть может, соберу я сноваВсё, что сохранилось детского, родного,И отдам тебе остатки прежних сил,Что случайно я сберег и утаил.
Февраль или март 1913
20. «Я бы мог прожить совсем иначе…»
………………….Я бы мог прожить совсем иначе,И душа когда-то создана былаДля какой-нибудь московской дачи,Где со стенок капает смола,Где идешь, зарею пробужденный,К берегу отлогому реки,Чтоб увидеть, как по влаге соннойБегают смешные паучки.Милая, далекая, поведай,Отчего ты стала мне чужда,Отчего к тебе я не приеду,Не смогу приехать никогда?..
Февраль или март 1913
21. СУМЕРКИ
Злобный ветер, злобный холод,Мутный вечер настает,И колючий острый голодДико гложет мой живот.Ветер взносит хлопья пылиС едкой, грязной мостовой,И жужжат автомобили,Как густой осиный рой,И, блудливо строя глазки,Старичок идет, свистя,И у женщины в коляскеЖалобно мычит дитя.И тоска, и пыль, и холод,Мутный вечер настает,И колючий острый голодДико гложет мой живот.
Февраль или март 1913
22. ВЕРЛЕН В СТАРОСТИ
Лысый, грязный, как бездомная собака,Ночью он бродил забытый и ничей.Каждый кабачок и каждая клоакаЗнали хорошо его среди гостей.За своим абсентом молча, каждой ночьюОн досиживал до «утренней звезды»,И торчали в беспорядке клочьяПерепутанной и неопрятной бороды.Но, бывало, Муза, старика жалея,Приходила и шептала о былом,И тогда он брал у сонного лакеяБелый лист, залитый кофе и вином.По его лицу ребенка и сатираПробегал какой-то сладостный намек,И, далек от злобы и далек от мира,Он писал, писал и не писать не мог…
Февраль или март 1913
23. О МОСКВЕ
Есть город с пыльными заставами,С большими золотыми главами,С особняками деревянными,С мастеровыми вечно пьяными,И столько близкого и милогоВ словах: Арбат, Дорогомилово…
Февраль или март 1913
24. О МАМЕ
Если ночью не уснешь, бывало,Босыми ногами,Через темную большую залу,Прибегаешь к маме.Над кроватью мамина аптечка —Капли и пилюли,Догорающая свечкаИ белье на стуле.Посидишь — и станет почему-тоЛегче и печальней.Помню запах мыла и уютаВ полутемной спальне…
Февраль или март 1913
25. «Может, можно отойти, вернуться…»
Может, можно отойти, вернутьсяВ маленький и пыльный городок,Где какой-нибудь Барбос иль КуцыйС громким лаем носится у ног.Может, можно?
Февраль или март 1913
26–27. ВЗДОХИ ИЗ ЧУЖБИНЫ
1 ПЛЮЩИХА
Значит, снова мечты о России —Лишь напрасно приснившийся сон;Значит, снова дороги чужие,И по ним я идти обречен!И бродить у Вандомской колонныИли в плоских садах Тюльери,Где над лужами вечер влюбленныйРассыпает, дрожа, фонари,Где, как будто веселые птицы,Выбегают в двенадцать часовИз раскрытых домов мастерицы,И у каждой букетик цветов.О, бродить и вздыхать о Плющихе,Где, разбуженный лаем собак,Одинокий, печальный и тихийИз сирени глядит особняк,Где, кочуя по хилым березкам,Воробьи затевают балыИ где пахнут натертые воскомИ нагретые солнцем полы…
2 ДЕВИЧЬЕ ПОЛЕ
Уж слеза за слезоюПробирается с крыш,И неловкой ногоюПо дорожке скользишь.И милей и коварнейПооттаявший лед,И фабричные парниЗадевают народ.И пойдешь от гуляний —Вдалеке монастырь,И извощичьи саниУлетают в пустырь.Скоро снег этот слабыйИ отсюда уйдетИ веселые бабыНалетят в огород.И от бабьего гама,И от крика грачей,И от греющих прямоПодобревших лучейСтанет нежно-зеленымЭтот снежный пустырь,И откликнется звоном,Загудит монастырь.
Март 1913
28. КАК УМРУ
Комната в том же отеле, — обвить: углы паутиной.
Я лежу на высокой постели, придавленный тяжкой периной. Обои с цветами. Книг нелепая груда. Зеркало в пышной раме. И табак, и табак повсюду…
Сосед по лестнице всходит, ключом гремит неуклюже…
Мне сегодня ни лучше, ни хуже, и нет никаких откровений, о которых вы столько писали, только больше обычной лени и немного меньше печали.
Май 1913
29. ФРАНСИСУ ЖАММУ
Часто, блуждая вечером по Парижу, я ваш скромный домик снова вижу.
Зимнее солнце сквозь окна светит, на полу играют ваши дети. У камина старая собака, греясь, спит и громко дышит, в камине трещат еловые шишки. Вы говорите, а я слушаю и думаю, откуда в вас столько покоя, думаю о том, что меня ждет дорога угрюмая, вокзал и пропахший дымом поезд.
Если моя душа в Париже не погибла, спасибо вам за это, Жамм! Спасибо! Еще кружат надо мной метели темными стаями, еще душа не смеет назвать Того, к Кому обращается. Но вы, нашедший для своей молитвы восторг непересохшего ручья, молясь за всех, немного помолитесь за то, чтоб мог молиться я!
Ноябрь 1913
30. «Боже, милый, ласковый…»
Боже, милый, ласковый, как ты мне близок минутами, как ты тешишь сердце сказками, сказками, прибаутками. Разве не дети мы, разве ты не балуешь нас грозами, дождями летними, сухими морозами?
Когда я большую собаку глажу и чую на руке ее язык горячий и влажный, за собакой, что меня робко лижет, я тебя, Господи, вижу.
Ноябрь 1913
31. «Если бы ты была козой…»
Если бы ты была козой, я бы выгонял тебя в поле, ходил бы за тобой и давал бы тебе соли.
Но ты не коза, а девушка, с гребенками, с платьями, с юбками, с пальцами слишком тонкими, с мечтами слишком хрупкими. И я боюсь с тобой говорить, боюсь заглянуть в твою душу, как дети боятся разбить дорогую игрушку.
