Стихи. 1964–1984 - Виктор Борисович Кривулин
насыщенная хлоркой и железом
полубезумная водица
ревет изнемогая от мелодий
кухонный кран – в житейскую фанеру
врывается подобный револьверу
душа в огне курок на взводе
ах, барабан пустой крутя
он целится как цельное дитя
в соседей по квартирной несвободе
ему бы с громом бухнуть на колени
и пол дощатый целовать
как полоумному вернувшемуся вспять
к живой воде
к родному роднику пережитых рождений –
источник жизни всюду и нигде
но только здесь над ним склонишься
Время женское – время мужское
Почти героическое вступление
быдлу – бутылка начальству – охота
мне – вороненый или хромированный стих
из арсенала деяний мужских
каждому выдано что-то
нету героев – но сила не в них
нету врагов – но враждебна погода
хромовый скрип ледяного похода
все еще в лаврах – и не затих
тысячный дробот сарматской лавины –
ты же оглох, пораженный под дых,
воздух ловя – как беглых ловили
тут не до мужества – дали вздохнуть бы
конные тучи, цветы полевые
вечной войной искаженные судьбы
Мифологическое обоснование (вместо предуведомления)
дали книгу – дочел до цены
дальше? дальше как водится мутные дали
и оставшихся дней табуны
у туманной воды замерцали
кони мифологичные кони прозрачные! к ним
никакие событья пока не пристали
только духом далеким парным
дышат контуры будущего – неуследимо
сквозь дельфийский промышленный дым
светит сумрак молочный, родимый –
удивительно, сколько надежды в печали!
в неоконченном воздухе нашей картины
в окнах жизни заочной
слава Богу не все еще прочно
слава Богу я все еще только в начале
Когда полугероями
когда полугероями кишела
страны моей таинственная глушь
и колыхался театральный плюш
над лесом юности замшелой
когда слова стояли как мужчины
(охота, битва – прочее ничто)
в накуренных курятниках лито
на состязаниях блошиных
казалось: это мышца боевая
играет пробуя свою
убойную энергию в краю
где все кричит о вечности без края
тогда бы и задуматься представив
какие окороты предстоят
каких типических оград
бетонные опоры вырастают
из почвы пустырей плодоносимой
не мы одни – подумать бы! – растем:
немые дни, они идут на слом
немые годы набирают силы
Нет не выходя из речи
нет не выходя из речи
может быть еще короче
нежели простое «нет»
вырывается наружу
воздух сохранивший душу
и звучание и свет
и на трех банальных рифмах
как бы на китах незримых
держится, произносим,
раскаленный центр вселенной –
выдохнутый вдохновенный
и уже последний Рим
В тоске по имперскому раю
недостаточно еще остервенели
но кругом тоска по сталинской струне
духовая музыка одетая в шинели
марширует как во сне
ей пока что некуда приткнуться
округленно-блещущим плечом –
но войска восстанут мертвые проснутся
призрачная жизнь забьет ключом
слышишь гул из ямы оркестровой?
все настроено для гибели всерьез
в батальоны строится в гимнические строфы
мирной жизни временный хаос
светло-серая шагающая вечность
нас равняет – мы в порядке мы в строю
мы прощаемся, но я-то знаю встречусь
в императорском раю
с любяще-слепящим долгим взглядом
вот мы входим гипнотической толпой
поквадратно выстроенным стадом
в сад надежды неземной
перед нами луг вечнозеленый
барабанные шеренги царских лип
излучая свет волнуются знамена
и от металлического звона
сотрясается душа. излучина, изгиб
жизни – вот за поворотом
надпись по небу над замершим народом:
«ТЫ НЕ ОЖИЛ, ВОИН, ЕСЛИ НЕ ПОГИБ!»
Десятилетьем позже
что ж, десятилетьем позже
нынешний поток словесный
до слабеющего «Боже» –
съежится – до неизвестной
формулы – и обращаюсь
как бы снизу, уплощаясь
словно бы гляжу на крышу
из тюрьмы телесной тесной
но «послушай, друг любезный!» –
вот чего я не услышу
Что можно было построить
что можно было построить –
выстроено, стоит
что можно было разрушить –
оно и верно в руинах
чего нельзя
ах, чего же нельзя –
вот наверное где я!
рядом – лютая нежность
или женщина-лютня
или обрезок водопроводной
трубы свинцовой
завернутый аккуратно
в газетку с портретом… Боже!
В парке ливрейном
в парке ливрейном чего ж не гулять гегемону?
роскоши, роскоши всюду! и блеску! и звону!
то пролетит киносъемка на тройках лихих
то зашипит в репродукторе пушкинский стих
(пунш языка непохожий на лай телеграмм –
голубоватый ласкающий сладкий)
и килограммами золото валится прямо к ногам
победителя в классовой схватке
монументальный хозяин истории нашей
вводит жену в лабиринты культурных пейзажей
мощный затылок бычачья багровая шея
потное озеро между лопаток орфея…
лопнуло что-то и словно хрустит скорлупа:
«милый в какие мы опускаемся бездны?
здесь ни воды и ни пищи но только толпа
душ неприкаянных – иногородних и местных…»
дура! ты разве не видишь под нами живая тропа
царского спуска до самых селений небесных
«времена
