Стихи. 1964–1984 - Виктор Борисович Кривулин
жизни: брызги и крики
там вырастает над лязгом и шумом
раненная в бедро богиня
стон леденящий душу
пленных ведут на веревке
драные ленты заглатываются кораблями
дети похожие на медвежат
по двое, меховою цепью
улицу пересекают
отовсюду вечерний воздух густеет
словно кристалл марганцовки
растворяясь, виннопурпурным туманом
окутал башни домов и скалы
и ничего ничего не видно
Декабрь 1981
Глазами Эдипа
вижу глыбы и залежи дремлющей мощи
всю в морщинах и складках тектонику сна
в камнепадах и осыпях звероподобные склоны
с фиолетовым кликом кустарника
вбитым в ущелья
вижу – и не могу шелохнуться
наползает метнулась меня затенив
тень горящая сфинкса, шершавая, с зубчатым краем
неужели действительно это всего лишь обрыв –
несказанная мысль о величьи?
Февраль 1982
«победим непременно…»
победим непременно
конечно же мы победим
но спрошу как чужой человек
попадая в собранье где все незнакомо
спрошу озираясь:
кто это мы? о ком говорят?
один отвернулся
другой не расслышав
пустыми глазами глядит на меня
как бы через решетку
летнего сада
мудрено ли, от общего гула оглохнув
не расслышать соседа?
в тишине – мудрено ли
когда вырывая листок
из блокнота, я знаю что я каракозов
производящий грохот
Декабрь 1981
«теперь никто уже, когда по дну кастрюли…»
теперь никто уже, когда по дну кастрюли
скрежещет ножик соскребая пригарь –
никто уже доклада не прочтет
о Вечной Женственности в колокольном гуле
сходящей на страдающий народ
для эротически-одушевленных игр
какая боль читанье мемуаров
любовница поэта – но в кого
ее оставшиеся годы превратили!
забившееся в угол существо
от механических несчитаных ударов
живого места нет на теле
в душе ни проблеска ни вздоха
а все туда же – блок! поэзия! душа!
источник вечной юности и смысла!
дух революции! да нам настолько плохо
что как бы ни истлела ты, ни скисла
все – даже бездыханной – хороша
Декабрь 1981
«ну хорошо, еще осторожней и тише…»
ну хорошо, еще осторожней и тише
можно вообще перейти
на язык вещей
обутых в резину общенья
можно – и врезаны в телевещание
в тело вещей вживлены
связи с миром духовным
незримые нити
стройные линии
невозмутимые нити
струны луна и волны
ива офелии
Октябрь 1981
«истиной? добром ли? красотой?..»
истиной? добром ли? красотой?
чем еще? любовью? ах! любовью
наполняя дом заведомо пустой
гулкий ящик многословья
мебелью набив и хрусталем
чем еще? любовью? ну, любовью –
мы в петрополе предсмертном не умрем
мраморной не захлебнемся кровью
под протекшей кровлей вечного жилья
в камере чужого предисловья
вся она – и только ли твоя? –
умещается – и странно, целиком –
дар, бесценный дар, худая, босиком
переполненная и ненасытимая любовью
Декабрь 1981
«не только сердце – все готово разорваться…»
не только сердце – все готово разорваться
с теченьем жизни искренне смирясь
я не выдерживаю где-то и срываюсь
а там уже пошла, рванула, понеслась
а там уже частят березы вьюги стройки –
соединенные дугою расписной
скелеты лошадей летят передо мной
три смерча гоголевской тройки
дымы жилые скорость небосклон
по-над равниною бесстыжей и белесой
как паровоз былых времен
ямщик товарищ мой безносый
надрывно ухает и привстает и машет
свой дикий свой оснеженный треух
срывая с черепа и обнажив заплату
затылочной кости… но рвется, рвется дух
туда, вперед, за белую преграду
где изначальный пар настаивая пляшет
Декабрь 1981
«плотнее и ближе! дыхание чаще короче…»
плотнее и ближе! дыхание чаще короче
любовные письма читают острее чем пишут
пружинит и прыгает почерк
по страсти не знающей изнеможенья
бьет электрическая волна
сил – сил не хватает – не сдержишь
соленую толщу морскую
слезы хлещут – и с ними
утоленная жажда бессмертья
расплещется разольется накроет
лицо ледяным платком –
платье наброшенное на клетку
на болтовню попугая:
спи! тебе устроили ночь
Январь 1982
«душа конечно воскреснет…»
душа конечно воскреснет
и прах отовсюду слетится
сваляется в ком
и заново слеплено тело
слепящее словно кастрюля
начищенная песком
о, речной песок обжигающе мелок
прилипая к подошвам
когда разуваешься и подходишь
к подвижному своему
отраженью в потоке
а речной песок
пошел из подножья под воду
и твои следы замывает
Январь 1982
«дни и дети…»
дни и дети
женщина и ночи
и ни единой живой души
на ядовитом январском рассвете
на рассвете после рождественской литургии
одичалый трамвай подгребает
к возлецерковным березам
остановился – дальше поплыл
трамвай до отвала набитый старухами
тишиною невероятной
чистым полем
чистым без единой отметины пола
без горячей ладони на рту
женщины – чтобы ребенок
не пробудился от крика
рвущегося
