Стихи. 1964–1984 - Виктор Борисович Кривулин
наколоты на тонкий стих
на приблизительную правду
они мертвеют – и застыв
живут похожи и сохранны
и обществом обведены
живут – Господь их сохрани! –
в музее мглы богоизбранной
«Но какая тоска – и такая тоска по черченью!..»
Но какая тоска – и такая тоска по черченью!
и гаданье по контурным картам по чистым
вариантам пространства и предназначенья
безграничного – или гранича с бесчинством
безымянная всюду провинция, без различенья
человеческих форм, оживает по праздничным числам
и волнуется схема налитая кровью
и среда обитанья свои расставляет условья
Восьмиуглые звезды – они управляли но грели
теплоход заменяя на парусник, ракообразное время
разжимает клешни, – расширяясь, пещерные щели
выпускают наружу каких-то – отвергнутых всеми
голосами природы, каких-то прозрачных и еле
ощутимых существ – полумертвые гипербореи
обитатели сна из-под глубоководного спуда
выползают на солнце и греются и – ежегодное чудо! –
расцветают бесцветные карты, цветут мириады названий
рвутся и воскресают, воздушный покров разрывая.
«доходят новости. Я вижу из окна…»
доходят новости. Я вижу из окна –
седой поэт из юношей архивных
пересекает улицу над ним
дневная движется луна
почти воображаемого диска
сочувствие – святой Иероним
лаская льва. Но вряд ли на стене
оно когда-нибудь висело!
и новости доходят как во сне
минуя мозг и проницая тело
и отвечает кожа наобум
то стягиванием то расширеньем
на внутренний и внешний шум
гасимые церковным пеньем
Бегство в Египет
почти во времени почти
на месте – в центре перекрестья
прицельного – почти на месте
но трудно дух перевести.
преследованье и зачем-то
оглядываясь, обрести
в апреле воздух кватроченто
и вдох и отдых на пути
в египет. бегство. край картины
тенистый и непроходимый
родник, и ангел, и осел
семья бегущая за раму –
все это сбоку, ну а прямо
по центру – чистый произвол
руин оптических античных
колонны падающий ствол
и на скульптурах симметричных
змей виноградный винт пурпурный
бедро горячее оплел.
преследование. дежурный
хранитель торопясь домой
глядит на зрителей последних
настойчиво – из долголетних
окон передвечерний зной
просачивается – и в зале
перед картиной теневой
осталось трое. мы в начале
неочевидного пути
почти во времени почти
с лучистой картой за плечами
«где сиреневая мрела…»
где сиреневая мрела
перевернутой дугою
тень от Синего моста –
там совсем уже другое
состояние и стоя
сокрушенно и смиренно
вижу новые места
не успеешь кончить фразу
тень от синего моста
стала ржавой или рыжей
и такая духота
все охватывает сразу
что за маревом не вижу
дальше собственного глаза
дальше синего моста
«раздавшаяся между двух…»
раздавшаяся между двух
больниц – расправившая стены
темно-кирпичная тюрьма
среди весны и прелести мгновенной
в огне полуденном темна
является как бесприютный дух
соседствующий с ней концертный зал
как бы оглох и спрятался поглубже
с дурной акустикой внутри…
одну и ту же музыку, все ту же
веревку неделимую на дни
заводит пианист – и вот оно: связал
потустороннее с наземным
и погребенье – с воскресеньем
«торговый гомон у ларька…»
торговый гомон у ларька
внезапно вспыхнувшая ругань
доносится издалека
из жизни обведенной кругом
ее природное кольцо
незамкнуто – но драгоценный
закат на уличные сцены
почти на каждое лицо
набрасывает серебристый
холодный отсвет серебра
и очередь – почти игра
в рулетку, род самоубийства,
стоит построена дугой
как будто вынесен за скобки
телесный бог природный строй
и обитатель расписной
неловко склеенной коробки
«на созерцание чудес…»
на созерцание чудес
настроясь в рощу световую
мы погружаемся и я не существую
но резко озаренный лес
ложноготических наверший
живет играючи на разные лады
тень облака на крыше и следы
сквозящего присутствия умерших
или уехавших – но все освещены
утроенным усемеренным светом
одной секунды и сплошной весны
какая не граничит с летом
Корона из дубовых листьев
Пять стихотворений, написанных в октябре 1979 года
«где сны с марширующей каской катящейся штукой…»
где сны с марширующей каской катящейся штукой
такие ровные сны
когда во рту приоткрытом
таинственно розовы десны
о сад офицерских детей
в городках обнесенных оградкой
где звезда выцветая в просветах ветвей
бледно-розовой теплится, передрассветной лампадкой
о нежная техника сна
из ворот выбегая
громыхая на лапах еловых
о малина пушистая жаркая и меховая
и словно бы вся сплетена
из огней разноцветных – зарыться в нее с головою
со звоном в ушах!
«короны из листьев дубовых…»
короны из листьев дубовых
светильники спуска в метро
глубокие общецерковные свечи
и тусклая бронза и старческое серебро
и своды и все путешествие – повод
к необнаруженной Встрече
ретро – и мольба в обращении кверху
ретро или скорбь в ускользаньи под землю
и гипсово-белый туннель
как пятничный вечер на Страстной седмице
втекает в раздавшиеся глазницы
швыряет на мраморную постель
и вот в ежедневном учебнике смерти
в лучебнике самодвиженья из бездны
сверкнет на портфеле замок –
