Илья Эренбург - Избранное

6. «Пора признать — хоть вой, хоть плачь я…»

Пора признать — хоть вой, хоть плачь я,Но прожил жизнь я по-собачьи,Не то что плохо, а иначе, —Не так, как люди или куклы,Иль Человек с заглавной буквы:Таскал не доски, только в доскуСвою дурацкую поноску,Не за награды — за побоиСтерег закрытые покои,Когда луна бывала злая,Я подвывал и даже лаялНе потому, что был я зверем,А потому, что был я верен —Не конуре, да и не палке,Не драчунам в горячей свалке,Не дракам, не красивым вракам,Не злым сторожевым собакам,А только плачу в темном домеИ теплой, как беда, соломе.

(1967)

7. «Из-за деревьев и леса не видно…»

Из-за деревьев и леса не видно.Осенью видишь, и вот что обидно:Как было многое видно, но мнимо,Сколько бродил я случайно и мимо,Видеть не видел того, что случилось,Не догадался, какая есть милость —В голый, пустой, развороченный вечерРадость простой человеческой встречи.

1964

8. «Не время года эта осень…»

Не время года эта осень,А время жизни. Голизна,Навязанный покой несносен:Примерка призрачного сна.Хоть присказки, заботы те же,Они порой не по плечу.Всё меньше слов, и встречи реже.И вдруг себе я бормочуПро осень, про тоску. О боже,Дойти бы, да не хватит сил.Я столько жил, а всё не дожил,Не доглядел, не долюбил.

1964

9. «Свет погас. Говорят, через час свет дадут…»

Свет погас.Говорят, через часСвет дадут       или нет.Слишком много мне лет,Чтобы ждать и гадать —Будет шторм или гладь.Далеко далекаТа живая рука.А включат или нет,Будут врать или драть, —Больше нет тех монет,Чтоб в орлянку играть.

(1967)

10. «Мое уходит поколенье…»

Мое уходит поколенье,А те, кто выжил, — что тут ныть, —Уж не людьми, а просто временем,Лежалые, уценены.Исхода нет, есть только выходы.Одни, хоть им уйти пора,Куда придется понатыканы,Пришамкивают «чур-чура».Не к спеху им, а коль заведено,И старость чем не хороша,По дворику ступают медленноИ умирают не спеша.Хоть мне осточертели горестиИ хоть такими пруд пруди,Я с теми, кто дурацки борется,Прет на рожон, да впереди,Кто не забыл, как свищет молодость,Кто жизнь продрог, а не продрых,И хоть хлебал, да всё не солоно,Кто так не вышел из игры.

(1967)

324. «Пять лет описывал не пестрядь быта…»

Пять лет описывал не пестрядь быта,Не короля, что неизменно гол,Не слезы у разбитого корыта,Не ловкачей, что забивают гол.

Нет, вспоминая прошлое, хотел постичь яХоды еще не конченной игры.Хоть Янус и двулик, в нем нет двуличья,Он видит в гору путь и путь с горы.Меня корили: я не знаю правил,Болтлив, труслив — про многое молчу…

Костра я не разжег, а лишь поставилУ гроба лет грошовую свечу.На кладбище друзей, на свалке векаЯ понял: пусть принижен и поник,Он всё ж оправдывает человека,Истоптанный, но мыслящий тростник.

(1967)

325. НАД СТИХАМИ ВИЙОНА

«От жажды умираю над ручьем».Водоснабженцы чертыхались:«Поклеп! Тут воды ни при чем!Докажем — сделаем анализ».Вердикт геологов, врачей:«Вода есть окись водорода,И не опасен для народаСей оклеветанный ручей».А человек, пустивший слухи,Не умер вовсе над ручьем, —Для пресечения разрухиОн был в темницу заточен.Поэт, ты лучше спичкой чиркайИль бабу снежную лепи,Не то придет судья с пробиркой,И ты завоешь на цепи.Хотя — и это знает каждый —Не каждого и не всегдаОсвободит от вещей жаждыНаичистейшая вода.

(1967)

326. НАДЕЖДА

Любой сутяга или скаред,Что научился тарабарить,Попы, ораторы, шаманы,Пророки, доки, шарлатаны,Наимоднейшие поэты,Будь разодеты иль раздеты,Предатели и преподобья —Всучают тухлые снадобья.И надувают все лекарства,Оказывалось хлевом царство,(От неудачника, как шкура,)Бежит нежнейшая Лаура,И смертнику за час до смертиПриятель говорит «поверьте»,Когда он все помои вылил,Когда веревку он намылил.Но есть одна — она не кинет,Каким бы жалким ни был финиш,Она растерянных и наглых,Без посторонних, с глазу на глаз,Готова не судить, не вешать —Всему наперекор утешить.О чем печалилась Пандора?Не стало славы и позора,Убрались ангелы и черти,Никто не говорит «поверьте»,Но где-то в темном закоулке,На самом дне пустой шкатулки,Хоть всё доказано, хоть режь ты,Чуть трепыхает тень надежды.

(1967)

327. В КОСТЕЛЕ

Не говори о маловерах,Но те, что в сушь, в обрез, в огрызНе жили — прятались в пещерах,В грязи, в крови, средь склизких крыс,Задрипанные львы их драли,Лупили все, кому не лень,И на худом пайке печалиОни шептали всякий день,Пусты, обобраны, раздеты,Пытаясь провести конвой,Что к ним придет из НазаретаХоть и распятый, но живой.Пришли в рождественской сусали,Рубинами усыпан крест,Тут кардинал на кардинале,И разругались из-за мест.Кадили, мазали елеем,Трясли божественной мошной,А ликовавшим дуралеям —Тем всыпали не по одной.Так притча превратилась в басню:Коль петь не можешь, молча пей.Конечно, можно быть несчастней,Но не придумаешь глупей.

(1967)

328. В ТЕАТРЕ

Хоть славен автор, он перестарался:Сложна интрига, нитки теребя,Крушит героев. Зрителю не жалко —Пусть умирают. Жаль ему себя.Герой кричал, что правду он раскроет,Сразит злодея. Вот он сам — злодей.Другой кричит. У нового герояЕсть тоже меч.       Нет одного — людей.Хоть бы скорей антракт! Пить чай в буфете.Забыть, как ловко валят хитреца.А там и вешалка.       Беда в билете:Раз заплатил — досмотришь до конца.

(1967)

329. «Что за дурацкая игра?..»

Что за дурацкая игра?Всё только слышится и кажется.А стих пристанет — до утраНе замолчит и не отвяжется.Другие спят, а ты не спи,Как кот ученый на цепи.Всю жизнь прожить в каком-то поезде,Разгадывая стук колес,Откроется и сразу скроется,И ночью доведет до слез,Послышится и померещитсяТень на стене, разводы, трещина.Песчинки, сжатые в руке,Слова о доблести, о храбрости.А ты, как рыба на песке,Всё шевели сухими жабрами.

330. «Быть может…»

Быть может…Тогда мечта повелевала мной,и я про всё забыл; но поневолевдруг поражен был радостной весной,смеявшейся на всем широком поле.

Темно-зеленые листыиз лопавшихся почек прорастали,а желтые и красные цветы полямживую радость придавали.

Был дождь похож на сотни ярких стрел,в листве играло солнце так задорно,и тополь зачарованно смотрелна гладь реки, спокойной и просторной.

Пройдя так много тропок и дорог,в весну я лишь теперь вглядеться мог.Я ей сказал: «Ты, к счастью, запоздала,и вот могу я на тебя взглянуть!»Потом, предавшись новой, небывалоймечте, добавил тихо: «Снова в путь!И юность нагоню когда-нибудь».

331. «Однажды черт меня сподобил…»