Анна Присманова - Туманное Звено. Стихотворения
КОЛОКОЛ
Имелся колокол при доме,затерянном в лесной дыре.Звонил он вечером и крометого — на утренней заре:для тех кто заблудился в чаще,для странников — друзей ходьбы,и для охотников, но чащедля девок, ищущих грибы…
А Верочка была вострушкой,тузила брата сгоряча,и с недоеденной ватрушкойкаталась по полу рыча.Под дождиком, остаток куклыв траве оставив нагишом,неповоротливые буквыпечатала карандашом.Она искала то что скрыто,игрушки обрекла на слом,и через пруд вела корыто,гребя лопатой как веслом.
ВОПРОС
А после школы Вера эта,в глухую кофточку одета,связав муаром цепи кос,искала в чтении ответана мучивший ее вопрос.
Все тот же он: как быть, что делать,как стать полезною другим,как отыскать венец для делаи цель стремлениям благим.
КРАСНАЯ ЛОЖА
В Казани снежною зимою,из красной ложи с бахромоюглядела Вера на балет.И вскоре, не предвидя драму,она бесстрашно вышла замужв деревне, в восемнадцать лет.
С мировоззреньем ей враждебнымбыл следователем судебнымее честолюбивый муж.Она ж хотела стать полезной,работать в школе безвозмезднои жить средь деревенских луж.
Пред тем (скользя по воску зала)она от дядюшки узнала,что в светской жизни много лжи,что у голодных нет ни крошки,и что равны ее сережкиценой — пудам с полсотни ржи.
В зеленой шляпке, в юбке долгой,она нашла тогда за Волгойнеприхотливое село,где берег был в траве и в кашке,и где дитя в худой рубашкедесятка два коров пасло.
ТОПНИ-НОЖКОЙ
Не балованная с детства,чтившая семьи устав,получившая в наследствоот отца упрямый нрав,та, что звали топни-ножкой,ворошила баб тряпье,кадки с мерзлою картошкой,мертвое житье-бытье.
ЖЕЛЕЗНЫЕ ГЛАЗА
Все ли вспомнили то время(время дедов и отцов),дни, когда студентов племя,двигаясь со всех концов —с пением, с любовью, с веройи с надеждой шло в народ,по примеру ФИГНЕР ВЕРЫтвердо шествуя вперед…В сумерки плывя по Волге,дуя дымом в небеса,пароход со свистом долгимдвигал поле и леса.Фея, жившая работой,покидала темный брег,мир с мужицкою икотой,лужи, зубища телег.У красавицы лекаркина браслете бирюза,запись в книгах без помарки —и железные глаза.Каждый житель деревенскийВере Фигнер слал поклон,и писатель Глеб Успенскийв эту Веру был влюблен.
СЛЕЗЫ
В сырой избе, что называлась въезжей,она открыла фельдшерский покой.К ней рвался люд. Денек еще чуть брезжил,но здесь уже нарушен был покой.
О ноги стариков — ходули цапли,о рубища со вшами в каждом шве,о слезы Веры, льющиеся в капли,и сердце, бьющееся в голове!
ОТРАЖЕНИЕ
Всю ночь я вижу крест оконных рам,чудесное в паркете отраженье.Не потому ль мне снится по утрамлицо ее с небесным выраженьем?
Откуда у нее берется вдругтакое неземное выраженье?Над нею появился полукруг.Но может быть он тоже отраженье?..
РЖАНОЕ МОРЕ
С мечтой и с твердостью во взоре,с запасом книг и порошковвошла она в ржаное моренепроходимых мужиков.
Пусть поле пугалом кивало —вдали от светской кутерьмыдворянских девушек немалотогда боролось с властью тьмы.
Они тащились на возах,трещавших как кора в арбузе,с рассветным пламенем в глазах,с крестом карминовым на блузе.
Смяв доски будок полосатых,бурливой доблести полна,в конце годов семидесятыхпошла девятая волна.
Взнесенная волною пеннойи дело предпочтя молве,в те годы Вера несомненнобыла движенья во главе.
В том зданье, где в теченье годабывали сборища не раз,имелись бани — для отводачрезмерно любопытных глаз.
Найдя жандармов с добрым взором,одна стараясь за троих,разносторонним разговоромулещивала Вера их,
обычно мякнущим от чаяслужакам с толстою спиной,для передачи назначаясвиданье в чайной иль в пивной.
Копаясь в сокровенной грудеподпольных и подкопных дел,она приготовляла студеньна взрыв правительственных тел.
Ее судьба — закрепощенье,щек восковая желтизна.Ведь двадцать два своих рожденьявстречала в камере она.
ГОЛОС
Утро зимнее в подвале.Вера тает как свеча.Платье в копоти и в салеявно не с ее плеча.
Вижу лик ее бескровный,цветом мертвенней свечи,и суровый, гордый, ровныйголос слышен мне в ночи:
Чтоб увидеть душу хоть отчасти,чтоб судить о ней не наобум,человека делят на три части:эти части — сердце, воля, ум.
Да, воля впрямь была водоразделом,поднявшим ум и чувство в нас от века.Лишь полное слиянье слова с деломказалось нам достойным человека.
ПОДНОЖИЕ
Лишь сказка кормит медом или млекомлюбимого героя своего.Но трудно в жизни быть сверхчеловеком,взамен не получая ничего.
Тех кто минуя частную аллеюв общественном находится садувсечасно уважаю и жалеюза личную несчастную звезду.
Перо обычно пишет о героях,направленность к высокому любя,но забывает что вершины строяони кладут в подножие — себя.
СЕРДЕЧНЫЕ БОЛЕЗНИ
Стараясь до высокого дойти(от косности, лежащей в котловине),теряя дух средь горного пути,ты устаешь уже на половине,душа моя. Быть может для тебямолчать и плакать было бы полезней?Но ты не хочешь, ты живешь любяв себе свои сердечные болезни.Зачем же ты взяла примером ту,которая оледеневшей волейпревозмогая проявленья боли,в себе сплотила страсть и чистоту?Ведь ты в добре и зле совсем другая,ведь ты сплошная слабость, дорогая!Но и тебя (через житейский торг)ведут две силы: жалость и восторг.
ТУМАН
Ночь. Туман. Ограда сквера.Снег. Фонарный столб в кремне.В снеговом тумане Веранеотступно снится мне.
С барской сытостью в разладеи с застенком впереди —с сердцем, состраданья радиперевернутым в груди.
Много зим и много весен,скажем проще — много лет, —с волосом входящем в осень,с волей жесткой как скелет,
с ужасом, с мечтой без меры,с блеском мужества на лбу —провела живая Верав незакопанном гробу.
КЛЮЧ
Ладога белила волныв день осенний но сухой.Синий воздух, ветром полный,желтой шелестел трухой.
В этот день, уже осеннийно еще в лучах тепла,хрупкая как лед весеннийв крепость женщина вошла.
Северного полдня лучосветил ей арку входа.Вознесенный к небу ключей сказал, что нет исхода.
Ключ вонзился. Дверь замкнулась.И тягучая как слизьбеспросветно потянуласьомертвляющая жизнь.
ЯЩИК № 26