Михаил Яснов - Пылая страстью к Даме. Любовная лирика французских поэтов

Роман

Нет рассудительных людей в семнадцать лет! —Июнь. Вечерний час. В стаканах лимонады.Шумливые кафе. Кричаще яркий свет.Вы направляетесь под липы эспланады.

Они теперь в цвету и запахом томят.Вам хочется дремать блаженно и лениво.Прохладный ветерок доносит ароматИ виноградных лоз, и мюнхенского пива.

Вот замечаете сквозь ветку над собойОбрывок голубой тряпицы, с неумелоПриколотой к нему мизерною звездой.Дрожащей, маленькой и совершенно белой.

Июнь! Семнадцать лет! Сильнее крепких винПьянит такая ночь… Как будто бы спросонок,Вы смотрите вокруг, шатаетесь один,А поцелуй у губ трепещет, как мышонок.

В сороковой роман мечта уносит вас…Вдруг – в свете фонаря, – прервав виденья ваши,Проходит девушка, закутанная в газ,Под тенью страшного воротника папаши,И находя, что так растерянно, как вы,Смешно бежать за ней без видимой причины,Оглядывает вас… И замерли, увы,На трепетных губах все ваши каватины.

Вы влюблены в нее. До августа онаВнимает весело восторженным сонетам.Друзья ушли от вас: влюбленность им смешна.Но вдруг… ее письмо с насмешливым ответом.

В тот вечер… вас опять влекут толпа и свет…Вы входите в кафе, спросивши лимонаду…Нет рассудительных людей в семнадцать летСреди шлифующих усердно эспланаду!

Искательницы вшей

Когда ребячий лоб в запекшихся расчесахОкутан млечною вуалью зыбких снов,Подросток видит двух сестер златоволосыхИ хрупкий перламутр их острых ноготков.

Окно распахнуто, и воздух постепенноВливает в комнату смятенье тубероз,А пальцы чуткие и жутко, и блаженноБлуждают в зарослях мальчишеских волос.Он весь во власти чар певучего дыханья,Но тут с девичьих губ слетает влажный вздох,Чтоб усмирить слюну, а может быть, желаньеВот-вот поцеловать, заставшее врасплох.

Сквозь трепет их ресниц, сквозь морок круговертиИх пальцев, дивный ток струящих без затей,Он слышит, как, хрустя, потрескивают в смертиВши, опочившие меж царственных ногтей.

В нем бродит Лень, как хмель, и, негою пьянея,Он полон музыки, и снов ее, и грез,И вслед за ласкою, чем дальше, тем вернее,То жаждет зарыдать, то вдруг страшится слез.

Жюль Лафорг (1860–1887)

Жалоба при ветре, тоскующем в ночи

Цветок твой вянет, чаровница, —Продли былое волшебство:Зачем листала ты страницы,Сверяла с книжками его?А крыши стонут от ночногоНенастья за твоим окном,Как будто ветер хочет сноваПокончить с Золотым Руном.

О ветер ярый,Только тыРазвеешь чарыКрасоты;В ночи – кошмарыНебесной карыИ стон тщеты.

О Идеал мой, пантомима, —Неистовый, да зряшный бег!Ты – кубок, пронесенный мимоУст, запечатанных навек.О эти лепестки и листья,Им ночью плачется навзрыд,Пока, прядильщик евхаристий,Под ветром ангел мой скорбит!

О ветер ярый,Только тыРазвеешь чарыКрасоты;В ночи – кошмарыНебесной карыИ стон тщеты.

Но ты не знаешь угрызений,Меня не ставишь ты ни в грош,И что тебе разор осенний —А он, как смерть, бросает в дрожь!И занавески так унылы,И умывальник, ей-же-ей,Как призрак мраморной могилы,Могилы памяти моей.

Не в силах, ярый,Даже тыРазвеять чарыПустоты;Судьбы удары —Напрасный дар иТщета мечты!

Романс о провинциальной луне

Ты, луна, порой ночноюСхожа с толстою мошною!

Зорю бьет тамбур-мажор;Адъютант спешит на сбор;

Слышно флейту из окошка;Переходит площадь кошка.

Стало тихо, без тревогЗасыпает городок.

Флейта опустила шторы.Знать бы, час теперь который!

Ах, луна, тоска, тоска!Что ж, все это – на века?

Ах, луна, тебе, бедняжка,Путешествовать не тяжко!

Ты сегодня поглядишьНа Миссури, на Париж,

На норвежские фиордыБросишь равнодушный взор ты.

Ты, счастливица, луна!Ведь тебе видна она,Едущая с мужем в Ниццу,А оттуда – за границу!

Верь она моим словам —Я б в силок попался сам.

Я, луна, умру от грусти!Гложет душу захолустье!

Так давай же вместе жить,Вместе по свету кружить!

Но молчит луна-старуха,Затыкая ватой ухо.

Жалоба органиста церкви Нотр-Дам де Нис

Мир отворован зимним вороньем —Уже откаркивают свой псалом с колоколами,Осенние дожди не за горами,И зелень казино позаросла быльем.Еще вчера так трепетало телоТой, что теперь навек бледна!Она как эта церковь холодна, —И лишь моя душа одна ее согрела.

Клинок! Что сердце мне пронзит вернейИ неизбежней – радиЕе улыбки? Об иной наградеИ не мечтаю – быть бы рядом с ней!

Я заиграю «Мизерере»,Когда простится с миром эта плоть,Чтоб ты ответил мне, Господь,На ре минор, на мой прощальный «ре-ре»!

Я не расстанусь с мертвым телом, нет. Я убаюкаю под фуги БахаЕё – крупицу праха,Себя – так безнадежно ждущего ответ.

И что ни год, едва вдалиОткаркает свои псалмы воронья стая,Я буду думать, «Реквием» играя,Что был написан он для похорон Земли.

Из «изречений Пьерро»

Ах, ту, к которой я влекомПорывом сумрачным и страстным,Мне не постичь моим несчастнымСомнамбулическим умом.

В ее саду средь нежных примулБлуждаю, потеряв покой.Ищу я, есть ли и какойВ ней доминирующий стимул.Любовь ко мне? Но это ложь!Твои слова – пустые звуки:Пиротехнические штукиЗа пламя страсти выдаешь!

Ах, что за ночи без луны!Какие дивные кошмары!Иль въяве лебедей полныТам, за порогом, дортуары?

С тобой я здесь, с тобой везде.Ты сердцу дашь двойную силу,Чтоб в мутной выудить водеДжоконду, Еву и Далилу.

Ах, разреши предсмертный бредИ, распятому богомолу,Продай мне наконец секретПричастности к другому полу!

Ты говоришь, я нищ и наг,Что жажду не любви – награды,Что все мои слова и взгляды —Одно притворство и пустяк.Что не о том ты так мечтала,Что я несу не свет, а тьму…Мой бедный мозг! И впрямь, емуТрех полушарий было б мало!

Да, ты цветешь, как летним днем —Цветок, избегнувший ненастья.Ему не нужно соучастья —Я тоже не нуждаюсь в нем.

«Я лишь гуляка под луной…»

Я лишь гуляка под луной,Брожу, где мило и постыло, —Но даже этого хватилоДля бедной притчи площадной.

Как мне покоя не даетРукав изысканного платья!А тихий наигрыш РаспятьяКруглит гримасою мой рот.

О, стать легендой этих клавиш!Век-шарлатан весьма умен.Где лунный свет былых времен?Господь, когда его нам явишь?

Влюбленные

В уютной хижине, вдвоем, совсем одни,Вдали от шумных толп, в укрытьи из бамбука,Забыв политику и сплетни – что за скука!Любовники в пылу не замечали дни.

Их спальня под замком, сокровищу сродни,И шторы на окне – ни шороха, ни звука,Не проберется к ним на пиршество разлука,А выходить самим, конечно же, ни-ни!

Но вот уже ветра осенние подули,И небо, нацепив котурны и ходули,Достало темный грим и смыло синеву.

То желтый лист мелькнет, то золотой, то красный,Прихорошился лес, да жаль, что труд напрасный, —На очередь к червям поставил дождь листву.

Апрельское бдение

Идет к полуночи. Последний шум затих.Пора срывать цветы в долине сновидений.Теперь, измучившись от вечных угрызений,Из сердца капли рифм я выжму золотых.

И вот уже мотив звучит в мечтах моих,И нет мелодии нежней и сокровенней,Чем этот менуэт, вернувшийся из тени,Из давешних времен, невинных и простых.

Я отложил перо. И жизнь мою листая,Любви и чистоты не нахожу следа я.В бесстрастных «почему» я заблудился вдруг.

Сижу над россыпью листов бумаги белых,И смутно слышится в полуночных пределахФиакра позднего вдали бесстыдный стук.

Анри де Ренье (1864–1936)