Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I
«Двенадцать немецких винтовок…»[82]
Владимиру Антоненко, расстрелянному на острове
Олероне 30-го апреля 1945 года.
Двенадцать немецких винтовок,Двенадцать смертельных зрачков,И сжались — в короткое слово —Двенадцать смертельных слогов.
И вот, расставаясь с землею,В чужом, в незнакомом краю,Ты просишь, чтоб небо родноеУкрыло бы душу твою.
И прежде, чем тело покинуть,Дыханье твое оборвать,Ты вспомнил родную долину,Болото, осеннюю гать,
Туманы над Припятью плоской,Ступени, резное крыльцо —И стало прозрачнее воскаТвое молодое лицо.
Нет, связанных рук не раскинутьИ глаз не закрыть неживых.Из мертвого сердца не вынутьВсех воспоминаний твоих.
Все крепче, все выше, все шире,Пронзительнее тишиныВиденье единственной в миреДалекой советской страны.
Нет, только кирпичную стенкуИзранил немецкий свинец —Не умер — он жив, Антоненко,Простой партизанский боец.
[1945]ПОЭМА ОБ ОТЦЕ[83]
Леонид Андреев родился 9/21 августа 1871 г. в городе Орле,
умер 12 сентября 1919 г. в финской деревушке Нейвола.
1
По горло в снег зарылись ели.Кружилась и цвела пурга.Веселый снег хмельной метелиВо тьме преследовал врага.Большая ночь глядела в обаСквозь неподвижный полог мглы,Как за сугробами сугробыВздымали белые валы.В ночи, прозрачный и стоокий,Влеком воздушною игрой,Покорен музыке высокой,Струился звездно-снежный рой.Был мир ночной неузнаваем:Казалась странною земля —Как будто притворилась раемБольшая роза без стебля.Наш черный дом в завоях снежных,Как шмель меж белых лепестков.Пил музыку годов мятежных,Опустошающих годов.Он погибал, но погибая,Сквозь ветер, голод и морозОн видел, как цветет, сияя,Блеск революционных роз.Он был насыщен вдохновеньем.Как иней, на стенах егоГорело дымным озареньемМучительное волшебство.И призраки картин, и книги,И свод щербатый потолка,И смерть, и жизнь — в едином миге,Поправшем дымные века.
2
Вот я закрыл глаза, и сноваЗвучат отцовские шаги —Сквозь тяжесть медленного слова,Сквозь завывание пурги.Колеблется скупое пламя.Еще далеко до утра.Его упорными шагамиПротоптан синий ворс ковра.Военная тропа сраженийИ горьких срывов и побед —Испепеляющих горенийЯзвительный и зоркий бред.И пишущей машинки стрекот,И музыки небесный гром,И вьюги отдаленный клекотЗа занавешенным окном,И под морщиною безбровной,Под обнаженным солнцем лбаЛюбви безгрешной и греховнойНеутолимая борьба.И в глубине земной неволи,В смерче и образов и сновСияние последней боли,Звук непроизносимых слов.Часы, часы ночного бденья!Все медленней земная речь,Все отдаленней вдохновеньеИ явственней сутулость плеч.Рассвет сквозь водоросли веток,Сквозь разлетающийся мракГлядит на пластыри пометок,На сон исчерченных бумаг.
3
Сентябрьский ветер строг и зорок —Он вымел начисто луга,Обвеял глиняный пригорокИ гладко причесал стога.Березы желтыми кострамиСияли вдалеке. ЛесаПодперли хвойными плечамиВстревоженные небеса.Серели выцветшие крышиОкрестных финских деревень.Час от часу казался вышеНеумолимо жесткий день.И в глубине пустого сада,Там, где застыла тишина,Наш дом стоял ночной громадой,Многоугольной глыбой сна.Для отдыха закрыть не мог онГлухие веки мертвых глаз.На впадины зеркальных оконЛег черным блеском смертный час.Для наших глаз уже незрима,Для чувств земных уже мертва,Плыла легка, неуловимаДуша былого волшебства.И голос, смертью обнаженный,Легко минуя слух людской,Взлетел закатом опаленный,И захлебнулся высотой.— Когда-нибудь, в другой вселенной,
Над бездной дымною вековВоскреснет музыкой нетленнойОборванное пенье слов.
[1935]ПОЭМА О КАМНЕ[84]
Александру Вадимовичу Андрееву
I
Долго угрюмый ледник волочилСерый валун по земле одичалой.Бросил его и уполз, и забыл.Небо над мертвым болотом молчало.
Сгусток расплавленной, огненной лавы,Жизнь, не заснувшая даже во льду —Каменный сторож огромной державы:«Здесь я положен, и я не уйду».
II
Через невские топи торопят коней.Убегают на запад. Слепые кольчугиЧуть блестят в темноте. «О скорее, скорей,Нам не выйти из круга разбуженной вьюги.
Ночь прикинулась ведьмой. Она нас задушит.Этот снег — словно стрелы — и жалит и жжет».Леденеют, как в проруби, мертвые души:Александр, настигая, в погоню идет.
III
Все мхи, да валуны, да мелколесье,И жадный всхлип, и хлюпанье болот,И в серо-синем, в бледном поднебесьяШирокий журавлиный перелет.
Его века одели лишаями,Стянула раны каменная ржа.Он говорил гранитными губами:«Я не уйду с родного рубежа».
IV
Белая ночь на Ивана Купала.Белое небо над синей рекой.Едет отряд по земле одичалой,Конь за конем по земле голубой.
Кто здесь натыкал еловые вехи?Длинную просеку кто прорубил?Петр к одинокому камню подъехал,Горькую трубку свою закурил.
V
Каменотес взял ржавый молот,Зубило сжал мозолистой рукой,И звонким стал весенний холод,Плывущий над огромною рекой.
Он был положен в край высокой дамбы,Туда, где приставали корабли,Туда, где сжали каменные ямбыНеровный край болотистой земли.
VI
Гранитные обтачивая звуки,Суровый Ломоносов приходилСюда на берег. Каменные рукиУперши в камень, он не находил
Ему потребной фразы. В тишинеИз-за высоких тростников вставала Луна.Ночь бормотала в полусне,И каменное сердце трепетало.
VII
Вдали Адмиралтейская иглаСияла, в полумгле не угасая,Когда крылаткой славною былаОзарена его душа ночная.……………………………….
VIII
Здесь, над Сенатской площадью, заряМучительно и долго догорала.В кольчуге синих льдин едва дышалаНева — в тот долгий вечер декабря.
И в долгий вечер декабря впервыеТебя обжег тот непомерный свет,Которым — через девяносто лет —Весь шар земной расплавила Россия.
IX
Человека не тронула пуля. ОнаОбожгла рикошетом гранитное тело.По торцам, пригибаясь, ползла тишина,А беззвучное сердце, как солнце, горело.
Человек — он погладил ладонью гранит,Посмотрел в темноту, в этот мрак неотвязный:«Ничего, пусть сегодня еще поболит,А уж завтра мы вместе отпразднуем праздник».
X
Здесь самодержец лед, и Ленинград,Буранами и вьюгами обвитый,Подъемлет к небесам — за рядом ряд —Разрушенных построек сталагмиты.
Но сквозь кольцо блокады ледниковой,Сквозь бред и боль неумолимых мукНа всю страну гремит, как жизнь, суровый,Как жизнь, большой — гранитный сердца стук.
XI
Не страшась аравийского желтого зноя,Мусульманин к священному камню придет,И остынет в душе беспокойство земное,И высокое счастье звездой расцветет.
Так и тот, кто душой, маловерной и слабой,Не поверил в Россию и в русский народ,Пусть коснется рукой ленинградской Каабы,У гранитного сердца пусть силы возьмет.
Париж, 1946КОЛОДЕЦ В СТЕПИ (1–3)[85]