Варлам Шаламов - Колымские тетради

Не жалей меня, Таня, не пугай моей славы

Не жалей меня, Таня, не пугай моей славы,От бумаги не отводи.Слышишь — дрогнуло сердце, видишь — руки ослабли,Останавливать погоди.

Я другим уж не буду, я и думать не смею,Невозможного не захочу.Или птицей пою, или камнем немею —Мне любая судьба по плечу.

Эти письма — не бред, и не замок воздушный,И не карточный домик мой.Это крепость моя от людского бездушья,Что построена нынче зимой.

Тают слабые снега

Тают слабые снега,Жжет их луч горячий,Чтоб не вздумала пургаЗабрести на дачу.

Зарыдавшая метельКак живая дышит,Льет весеннюю капельС разогретой крыши.

Только трудно мне понятьНынешние были.Звезды дальше от меня,Чем когда-то были.

Из тьмы лесов, из топи блат

Из тьмы лесов, из топи блатВстают каркасы рая.Мы жидкий вязкий мармеладНогами попираем.

Нам слаще патоки оно,Повидло здешней грязи.Пускай в декабрьское окноСверкает безобразье.

Как новой сказки оборотЕе преображенье.Иных долгот, иных широтЖивое приближенье.

Боялись испокон

Боялись испоконБежавшие из адаТемнеющих иконПронзительного взгляда.

Я знаю — ты не та,Ты вовсе не икона,Ты ходишь без креста,И ты не ждешь поклона.

Как я, ты — жертва зла.И все-таки награда,Что жизнь прибереглаВернувшимся из ада.

В болотах завязшие горы

В болотах завязшие горы,В подножиях гор — облака.И серое, дымное мореВ кольце голубого песка.

Я знал Гулливера потехи,Березы и ели топча,Рукой вырывая орехиИз стиснутых лап кедрача.

Я рвал, наклоняясь, рябинуИ гладил орлиных птенцов.Столетние лиственниц спиныСгибал я руками в кольцо.

И все это — чуткое ухоПодгорной лесной тишины,Метель тополиного пухаИ вьюга людской седины.

Все это (твердят мне) — не надоТаежная тропка — узка,Тайга — не предмет для балладыИ не матерьял для стиха…

В потемневшее безмолвье[44]

В потемневшее безмолвьеПовергая шар земной,Держит небо связку молний,Узких молний за спиной.

Небеса не бессловесны —Издавать способны крик,Но никак не сложит песниГромовой небес язык.

Это — только междометья,Это — вопли, осердясь,Чтоб, жарой наскучив летней,Опрокинуть землю в грязь.

И совсем не музыкален,Что ревет, гудит окрест,Потрясая окна спален,Шумовой такой оркестр.

Кто, задыхаясь от недоверья

Кто, задыхаясь от недоверья,Здесь наклоняется надо мной?Чья это маска, личина зверья,Обезображенная луной?

Мне надоело любить животных,Рук человеческих надо мне,Прикосновений горячих, потных,Рукопожатий наедине.

Нестройным арестантским шагом

Нестройным арестантским шагомКак будто нехотя, со зла,Слова заходят на бумагу,Как на ночевку средь села.

Весь груз манер неоткровенных,Приобретений и потерь,Укрыв от зрителей надменных,Они захлопывают дверь.

Из-за присутствия конвояЛюбая бедная строкаСвоей рискует головою,И если б, если б не тоска,

Влечение к бумаге писчейИ беспорядочность надежд,Она рвалась бы на кладбище,Хотя б и вовсе без одежд…

Скрой волнения секреты

Скрой волнения секретыСпособом испытанным.День, закутанный в газету,Брошен недочитанным.

Будто сорвана на небеНежность васильковая.Отгибает тонкий стебельТяжесть мотыльковая.

Озарит лесную теменьСоснами багровымиЗамечтавшееся времяИспокон вековое.

Смех в усах знакомой ели

Смех в усах знакомой ели,Снег, налипший на усах, —След бежавшей здесь метели,Заблудившейся в лесах.

И царапины на телеЗдесь оставила пила,Что на ели еле-елеПоходила и ушла.

Эти ссадины и раны,Нанесенные пилой,Наши ели-ветераныБальзамируют смолой.

К нам из окна еще доносится

К нам из окна еще доносится,Как испытание таланта,Глухих времен разноголосица,Переложенье для диктанта.

Но нам записывать не велено,И мы из кубиков хотелиСложить здесь песню колыбельнуюПростую песенку метели.

И над рассыпанною азбукойНеграмотными дикарямиМы ждем чудес, что нам показыватьПридут идущие за нами…

Шатает ветер райский сад

Шатает ветер райский сад,И ветви — как трещотки,Смолкают крики бесенят,Торчащих у решетки.

И ты глядишь в мое лицо,Не замечая рая,Холодным золотым кольцомНасмешливо играя…

Здесь выбирают мертвецов

Здесь выбирают мертвецовИз знаменитых мудрецов.Здесь жалость вовсе не с руки —Жалеют только дураки.

Здесь добрым назовется тот,В котлы смолу кто храбро льет.Не забывай, что в Дантов адВошел не только ГеростратНет — Авиценна и ПлатонДают здесь философский гон…

Пророчица или кликуша

Пророчица или кликуша,Посеяв рознь, посеяв грусть,Ты нам рвала на части душуКаким-то бредом наизусть.

У губ твоих вздувалась пена,Как пузыри, как кружева,И вырывались в мир из пленаТвои жестокие слова.

Но не сломив судьбы опальнойИ встав у времени в тени,Все отдаленней, все печальней,Все глуше слышались они…

Твои речи — как олово

Твои речи — как олово —Матерьял для припоя,Когда сблизятся головыНад пропавшей тропою,

Когда следу звериномуДоверяться не надо,Когда горю старинномуНет конца и преграды.

Твои речи — как требники —Среди зла и бесчинства,«Миротворец враждебниковИ строитель единства».

Вот две — две капли дождевые

Вот две — две капли дождевые,Добравшиеся до земли,Как существа вполне живыеРаскатываются в пыли.

И ветер прямо с поднебесьяБросает ключ от сундука,Где спрятаны все звуки леса,Ночная летняя тоска.

Сундук открыт — и вся природа,Сорвав молчания печать,Ревет о том, что нет исхода,И листья пробуют кричать.

Осины, вырванные с мясом,Ольхи пугливый голосок,И сосны, стонущие басом,Клонящиеся на песок…

Но буре мало даже шквала,Она хватается за скалы —Хрустит и крошится гранит.И в ветре слышен звук металла,Когда он с камнем говорит…

Пусть я, взрослея и старея

Пусть я, взрослея и стареяВ моей стосуточной ночи,Не мог остола от хорея,Как ни старался, отличить.

Но иногда оленьи нартыСойти, мне кажется, моглиЗа ученические парты,За парты на краю земли,

Где я высокую наукуЗаконов жалости постиг,Где перелистывали рукиСтраницы черных, странных книг.

Людское горе в обнаженье,Без погремушек и прикрас,Последнее преображенье,Однообразнейший рассказ.

Он задан мне таким и на дом.Я повторяю, я учу.Когда-нибудь мы сядем рядом —Я все тебе перешепчу.

Когда, от засухи измучась