Варлам Шаламов - Колымские тетради
Придворный соловей
Придворный соловейРаскроет клюв пошире,Бросая трель с ветвей,Крикливейшую в мире.
Не помнит божья тварьСебя от изумленья,Долбит, как пономарь,Хваленья и моленья.
Свистит что было сил,По всей гремя державе,О нем и говорилЯзвительный Державин,
Что раб и похвалитьКого-либо не может.Он может только льстить,Что не одно и то же.
Намеков не лови
Намеков не лови,Не верь грозы раскатам,Хоть горы все в крови,Запачканы закатом.
Не бойся, не таиЛесные кривотолки.Заржавлены хвоиКолючие иголки
И колют сердце мне,Чтоб, кровью истекая,Упал в родной стране,Навеки затихая.
Когда от смысла словГотов весь мир отречься,Должна же литься кровьИ слезы человечьи.
Моя ли, не моя —Не в этом, право, дело.Законы бытияПрозрачны до предела:
«Все, что сотвореноВ последний день творенья,Давно осужденоНа смертные мученья».
Но дерево-то чемПред Богом виновато?Его-то ждет зачемЖестокая расплата?
Ухватит ветерокЗа рыженькие косы,Швырнет, сбивая с ног,Со скального откоса…
Кусты разогнутся с придушенным стоном
Кусты разогнутся с придушенным стоном,Лишь клен в затянувшемся низком поклонеДрожит напряженней струны,Но клена поклоны уже не нужны.
А чаща не верит, что кончились муки,И тычутся ветра холодные руки,Хватаясь за головы тополей,И небо становится мела белей.
И видно, ценою каких напряжений,Каких цирковых, безобразных движенийДержались осины, ворча до конца,И тяжесть осин тяжелее свинца…
Свой дом родимый брошу
Свой дом родимый брошу,Бегу, едва дыша;По первой по порошеОхота хороша.
Мир будет улюлюкать:Ату его, ату…Слюна у старой сукиПузырится во рту.
Мир песьих, красноглазых,Заиндевевших морд,Где каждый до отказаСобачьей ролью горд.
И я, прижавши уши,Бегу, бегу, бегу,И сердце душит душуВ блистающем снегу.
И в вое кобелином,Гудящем за спиной,Игрой такой стариннойЗакончу путь земной.
Мои дворцы хрустальные
Мои дворцы хрустальные,Мои дороги дальние,Лиловые снега…
Мои побаски вольные,Мои стихи крамольныеИ слезы — жемчуга.
Безлюдные, холодныеУрочища бесплодные,Безвыходные льды,
Где людям среди лиственницНе поиск нужен истины,А поиски еды,
Где мимо голых лиственницМолиться Богу истовоБезбожники идут.
Больные, бестолковыеС лопатами совковымиШеренгами встают…
Рядясь в плащи немаркие,С немецкими овчаркамиГуляют пастухи.
Кружится заметь вьюжная,И кажутся ненужнымиСтихи…
Жизнь — от корки и до корки[41]
Жизнь — от корки и до коркиПеречитанная мной.Поневоле станешь зоркимВ этой мути ледяной.
По намеку, силуэтуУзнаю друзей во мгле.Право, в этом нет секретаНа бесхитростной земле.
Жар-птица[42]
Ты — витанье в небе черном,Бормотанье по ночам.Ты — соперничество горнымРазговорчивым ключам.
Ты — полет стрелы каленой,Откровенной сказки дарИ внезапно заземленныйОслепительный удар,
Чтоб в его мгновенном светеОткрывались те черты,Что держала жизнь в секретеПод прикрытьем темноты.
На этой горной высоте[43]
На этой горной высотеЕще остались камни те,Где ветер высек имена,Где ветер выбил письмена,Которые прочел бы Бог,Когда б читать умел и мог.
Сельские картинки
Синеглазенький ребенок,Позабытый на скамье,Невзначай упал спросонокПрямо на спину свинье.
Но свинья посторонилась,Отодвинулась быстрейИ не очень удивилась,Зная здешних матерей.
Но, конечно, завизжалаИ на помощь позвала:И она детей рожала,Тоже матерью была.
Ей ребенка было жалко,И поэтому сейчасПо свинье гуляет палкаБлагодарности от нас.
Все судачат с важным видом,И разносится окрест:Если Бог тебя не выдаст,То свинья тебя не съест.
О, если б я в жизни был только туристом
О, если б я в жизни был только туристом,Разреженный воздух горыВдыхал бы, считая себя альпинистом,Участником некой игры.
Но воздух усталое сердце ломает,Гоня из предсердий последнюю кровь.И мир, что меня хорошо понимает,Щетинится, злобится вновь.
И горы, и лес сговорились заочноДо смерти, до гроба меня довести.И малое счастье, как сердце, непрочно,И близок конец пути…
Ты душу вывернешь до дна
Ты душу вывернешь до дна,До помраченья света.И сдачу даст тебе лунаЛатунною монетой.
Увы, не каждому рабу,Не дожидаясь гроба,Дано испытывать судьбу —А мы такие оба.
И мне, конечно, не найти
И мне, конечно, не найтиПургой завеянные тропы,Пургой закопанные трупы,Потерянные пути…
Верьте, смерть не так жестока
Верьте, смерть не так жестокаОт руки пурги.Остановка кровотока —Это пустяки…
Два журнальных мудреца
Два журнальных мудрецаЖарким спором озабочены:У героя нет лица,Как же дать ему пощечину?
По долинам, по распадкам
По долинам, по распадкамПишут письма куропатки.Клинописный этот шрифтРазобрал бы только Свифт.
Всю ночь мои портреты
Всю ночь мои портретыРисует мне река,Когда луна при этомДоверчиво близка.
Река способна литьсяБез славы и следа,Диплома живописцаНе зная никогда.
Расстегнут ворот шуба,Надетой кое-как.Мои кривятся губы,Рассыпался табак.
Я нынче льда бледнееВ привычном забытьи.И звезды мне роднее,Чем близкие мои.
Какой небесной глубьюЯ нынче завладел.И где же самолюбьюИ место и предел?
Оно в куски разбито,Топталось неспроста.Мучительного бытаЖелезная пята.
Из склеенных кусочков,Оно — как жизнь моя —В любой неловкой строчке,Какую вывел я.
Житейские волненья,И приступы тоски,И птичьи песнопенья,Сцепленные в стихи,
Где рифмы-шестеренкиТакой вращают вал,Что с солнцем вперегонкиКружиться заставлял.
Тяжелое вращеньеБолот, морей и скал,Земли, — чьего прощеньяЯ вовсе не искал,
Когда, опережаяМои мечты и сны,Вся жизнь, как жизнь чужая,Видна со стороны.
Брожу, и нет границыМоей ночной земли.На ней ни я, ни птицыПокоя не нашли.
Любой летящий рябчикПриятней мне иныхПисателей и стряпчих,И страшно молвить — книг.
И я своим занятьемНавеки соблазнен:Не вырасту из платьяРебяческих времен.
И только в этом дело,В бессонном этом сне,Другого нет удела,И нет покоя мне.
Каким считать недугомПривычный этот бред?Блистательным испугом,Известным с детских лет.
Приклады, пули, плети,Чужие кулаки —Что пред ними этиНаивные стихи?
Не жалей меня, Таня, не пугай моей славы
