Шалва Бакурадзе - Антология новой грузинской поэзии
«Ничего не выйдет…»
Перевод А. Золотаревой
Ничего не выйдет —даже если вывернуть лесне найдется ни одного корня.Похож на кошмарный сонне укорененный мир —города просто положены на асфальт,окаменевшие моря,в какую сторону накренится землятуда и соскальзывают,точно гигантские лезвия,ничем не сдерживаемые,скользят.Мы так упорно,одну за другой,вытягиваем устаревшиежизни жилыиз тел,что скоро даже пчелы не смогут жалитьрасставленных на рояляхнашихфарфоровых детей.
ЖЕСТКИЙ ОТВЕТ
Перевод А. Золотаревой
Мне говорили, что четверо это слишком!Что, хотя бы от двоих, нужно было избавиться,но я никак не могла решить от которых,они, меж тем, росли и крепли,их уже не так-то просто было убить.Остался бы у меня один,отдавала бы ему все четыре поцелуяи никто не сказал бы ему,какой ценой их стало больше на три.Но я, неразумная,не смогла выскрестистерильными тяпками детей —точно больные гланды.Это я виновата,это я затянула, воображая,что живот мой, все равно, каждый раз вырастал бы,что так и ходила бы до конца жизнис холмиками по числу убитых детей.С вечными страшными могильными холмикамина животе.Мне говорили, что четверо это слишком!Что, хотя бы от двоих, нужно было избавиться,но я все не могла решить, от которых,они, меж тем, выросли,дотронулись пальчиками до моего лица,сказали «мама».
«Надежен покой…»
Перевод А. Золотаревой
Надежен покойв окружении домашних вещей,приземленные мечтыне могут подняться вышетелевизора или тумбы.Не правда ли, отличная ограда выстроена мнойдля такой пристойной жизни?За ней никто не сможет увидетьсекунды, точно пощечиныхлещущиепо щекам, по правой и тут же по левойснова и снова;как вырываются изо рта,подобны бадминтонным воланам,разлетаясь во все стороны,звуки —разорванные,потерявшие друг-друга…
«Слышишь тяжелое дыханье?..»
Перевод А. Золотаревой
Слышишь тяжелое дыханье?Это прислуга-ночь в моей комнате,она уже так стара, что не в силах следить за порядком.Даже привидения,те, которых она взрастила с таким трудом,смеются ей в лицо и нет с ними сладу.Занавески не могут удержатьпадающий из окон свет.На его острых неоновых лучахнанизан сон —мерцающие вывескиобескровливают слова —и мне жалко букв — этих безгласных пленницвыстроенных, выставленных напоказ,и вынужденных кричать до рассвета.Черной ватой окутан стакан с молоком,и все что не бьется,даже телефонная книжка,точно какая-то хрупкая вещь,в черной вате.Там, в нелепом алфавитном порядке,вымышленные друзьямашут мне,приветствуя,рукой.
МОЕМУ ОТЦУ
Перевод А. Сен-Сенькова
Я знаю, что заставляет тебя кричать во сне, —змеи, вырастающие из подсвечников иосвещающие комнату своими языками.И как тебя пугает гудящая темнота,отравленная предательством света…Я знаю, что каждую ночь ты намыливаешь сердце,словно оно и есть твоё тело.Знаю, как тяжело исчезают пятнаот пены твоего сердца.Возможно, причина в том, чтомама каждую ночь прорастает сквозь смертьрозами в домашних тапочках,которые ты надеваешь по утрам…Пожалуйста, найди какой-нибудь звук моего детства в доме.Вероятно, он скрыт в коробке из-под конфет.И если залает маленькая мармеладная собачка,или другая похожая на неё живность,вот тогда ты избавишься от проклятия…
«Даже корни вещей сгнили в комнате…»
Перевод А. Сен-Сенькова
Даже корни вещей сгнили в комнате,и, словно почкам,свежим и нежным, —большой стол дал жизнь маленькому столу,а большое кресло маленькому креслу.Вот две книжных полки,одна умирающая и одна новорождённая,с книжками размером с остриё булавки и тончайшим стеклом,а из толстой, как у Голиафа, ноги большого роялявыросло пианино размером с пальчик.Прекрасно!Улыбаясь, я буду мыть комнату,и всевозможные вещи будут вырастать на моём пути,как цветы.
МИКРОСКОП
Перевод А. Сен-Сенькова
Никто так не напуган, как я, и тому есть причина,Просто никто не видит тоску, сочащуюся из клеток.Клетки луковой шелухи,клетки волос двоечников и отличниковцелого класса клеточной жизни,видимой из окна…Внезапно защитный слой вселенной обнажается,тропинка к дому становится чужойи чужими все комнаты дома.Стоящие неподалёку родители кажутся подозрительными,на подозрительных работах…Что за тоска? Что за колдовство?Немой фильм продолжается под микроскопом.Это как будтоБог напоминает о чём-то нашим глазам,но не говорит о главном.
«Большая птица…»
Перевод Е. Лавут
Большая птица,Крылья распахнув, стекла с небес,Словно стаяла,Словно ртутными скатилась каплями.Мокрое пятно, что было ею,Стая подняла с земли и унесла.
Не могу забыть тот тусклый бархат.Пуговицы пристально смотрели вниз,А платьеВознести меня хотелоК матери воды и воздуха.
Это к ней зимой поля восходят,Синевой мерцая в основанье льда,В подражанье небу.
«Сердце натягиваю на правую руку…»
Перевод Е. Лавут
Сердце натягиваю на правую рукуБоксерской перчаткой.Когда в кровавые клочьяВаши языки разлетятся,Пальцы болеть не будут.
Эскалатор кровиОстановился.
Что вы машете топорами слов?Уже срублены те деревья,Что росли из глаз моих — к небу.
С тех пор смотрю только вперед,Вижу лишь пустоту.
Фата на белой женщине —Сытно, будто сливки на молоке.Как бездомный котенок, увязалась за этим пятном.
ЗАЗА ТВАРАДЗЕ
СТАРЫЕ ДЕТИ
Перевод М. Амелина
Я вышел на улицу, — жаром прижатыхлоточников-беженцев гомон слышней,чем шелест листвы и чем щебет пернатых, —и вижу я старых-престарых людей.Эй, молодка!Вижу я старых-престарых людей.
Поднялся на ветреный склон, — за спиноюс убожеством всем и с беспечностью всейостался мой город, подверженный зною, —и вижу я старых-престарых людей.Эй, молодка!Вижу я старых-престарых людей.
Пошел мостовых по брусчатке, — что стаясквозных в шевелюре древесной галчат,вязь шрамов на грубой коре созерцая,без умолку старые дети кричат.Эй, молодка!Дети со старыми лицами в ряд.
В жилище вступил, — процветали в том домемужчина и женщина прежде того, —старик предо мной со старухой, и кромених больше не вижу уже никого.Эй, молодка!Старик со старухой, —больше не вижу уже ничего.
Состарилось детство, лучи постарели,состарился мир и все сущее в нем, —бредет, вся дрожа и шатаясь, без целистаруха по плитам, омытым дождем.Эй, old woman!Зачем на меня ты так смотришь большимиглазами поблеклыми, — я ничего недолжен тебе, не виновен ни в чем.
Твое ли я помню роскошное тело,твоих ли волос разливную волну? —жила ты у моря и счастья хотела…Я кровопролитную помню войну,помню гиблыйшквал, оползень, землетрясение, помнютого старика, что подсчитывал мертвых:сколько в телегу их ляжет, в одну.
Со всем ты, старик, распростился, что было,угрюм и потерян, со всем, что грядет. —Под ливнем, чья всеочистительна сила,шагает по городу старый народ,по улицам старый-престарый народ.Эй, молодка!Не видишь? — смотри, дух испустит вот-вотстарый народ.
СОЛНЦЕ СРЕДЬ СОРА
