Шалва Бакурадзе - Антология новой грузинской поэзии

БИЧ БОЖИЙ

Перевод М. Амелина

У самолета, висящего в небе, словно                           крест,норов — по-мужски — крут;у него есть пули в запасе вместо                           слов, —и пилот, улыбаясь гордо,на бреющем — ранним утром —проносится над блестящей лысиной города.

У самолета, висящего в небе, точно                           крест,по-мужски — горяча страсть;петлей ли страшит он всю сволочь и бесто-                           лочь,прочесывает цирюльником на вираже лизавшивевшую голову власти,скурвившейся и предчувствующей свое поражение.

У самолета, висящего в небе, словно                           крест,воля тверда — по-мужски;у него есть бомбы в запасе вместо                           слов, —в нечестивых прицельными отстрелявшись,на неправедных должное скинув,вольной птицей ввысь — налегке — устремляется.

ЛЕЛА САМНИАШВИЛИ

ПЛАТЬЕ

Перевод А. Лобовой

Каждой тесьмою, вышивкой,бусами мне б представить,насколько была красивата, что носила этобелое платье — в музее,в полуподвале и в вечныхсумерках нежно распятое.

Но без тяжелых кос,отдельно от уст и от глаз —мерцает так одинокои полки вокруг. Рубиныпоблескивают средь шелкана головных уборах,кольца, кинжалы, осколки —склеенные в чаши,и снова — оно, это платье,отвергнутое навсегда —как слишком тяжелое, длинноеслишком, до ослепленья, красивое.

Стою — от него независимо.Ради легкости пусть и наряд,и тело растает! Но платье —такое легкое издалека —проступит, когда захочу,на миг — стихотворением:его я надену, подолодерну, — оправлю — и внизпосыплются бабочки-тени.

«То, что в горсти сжимаю…»

Перевод А. Лобовой

To, что в горсти сжимаю —ключи,чтоб двери открыть, конечно, —тех башен, где королевичипрячут красавиц, как прежде.

Красавицы ткут, или, нежась в кровати,мечтают — свободны от сонных заклятий.

ГОД ЗМЕИ

Перевод А. Лобовой

Целых двенадцать лет эту сказкурассказываю тебе.И снова окружность дугойраскрылась и двинулась с места,плывет. Начинает светитьсякамешек в новом кольце.Это и есть — год Змеи.С пальца снимаю, верчу.Что загадать? — за окномбелое облако сверху.За темно-зеленым сосеноблаком наблюдает.Я захочу — и снежинкив воздухе закружатся.И снова уставлюсь на чайник —комнаты зимней моейкипящую точку. А онзевает от скуки — он сказоксовсем не любитель.Так что загадать?!Суп, в который я соль добавляю,становится сладким.Соль — это умерший сахар.А сегодня все оживаюткристаллы и маленькиедевочки вроде той,что не мечтала о косахпринцесс, а хотела коня —черного или белого —только чтоб всюду самоймчаться на нем; и потомона, в продолженье рассказа,читала учебники поистории, но до тех пор,пока в поисках слов или золота,или температура, не обнаружиланезнакомую землю,и загадала: свобода!Только названные ее братьяу народа этой земли —длинноволосого, с лицами,лбами в рисункахиз их головных уборовповытаскали по одномуяркие перья, бутылкувиски вручили, а землю,сиявшую духами предков,прокляли будущим.И загадали — свободаот родины! И зашипелановейшим макетом миражестянка, открытая угуб всех древних богов.Та девочка, книгу закрыв,вернулась к сказке и первымвыплыла кораблемк башне своей и зажглафакелы — чтоб отгонялизлых духов, чтоб Баба-Ягане превратила вдруг башнюв избушку на курьих ножках.Потом она в белых своихкедах ходила к друзьями в школу — из собственной башни.Сказке и здесь не конец —опять год Змеи,все тот же мой год,с кольцом на хвосте — ползетдля продолженья рассказаили таится в губахжелание загадатьсегодняи обвиться вокруг твоей башни.

«Может, стоит тебе — развлечься…»

Перевод А. Лобовой

Может, стоит тебе — развлечьсяИ вязать, продлевая нашиТени. Я не снесу — извлечь бы всеНити, вычернившие пряжу.Если связано этой пряжейМоё — путаное — стихотворенье,Не оставлю на память даже,Намотаю — клубками — тени.

СЧАСТЬЕ

Перевод И. Эибова

Послушай, расскажи мне о счастье.Когда-нибудь оно происходит?

Стакан полон меда — красуясь —заглядывает в нас с тобой, ноумирающее тельце пчелы,как сокровенный взгляд,в сердце сверкнуло.

Протяни мне ложку из серебра.я бережно скроюзолотистые крылья,чтобы твои губы освобожденноприникли к меду в нашем стакане.

Но ты увидишьмалышку, забытую богиню этого счастья,так незримо проглядывающую в нежности меда,чтобы доказать свое существование,чтобы освятить нас.

МЕНДОЧИНО

Перевод М. Ламар

Поздно закрывать глаза руками —на берегу высоком Мендочино,между яркими красками трав и морского заливавывешен показушно —            серый,            огромный,с парой оставшихся перьев —            скелет альбатроса.Для меня это выход из рая. Этого рая.

Окостеневший, он отрезвляет. Не хватай меня за руку,не занавешивай глаза белоснежной фатой жадных чаек,не застилай мне взор цветами, гнездящимися в зелени травы.Летающий скелет альбатроса со скрипом крыл стремится ввысь.

Как выцветает шаль, в которой я стою,так покидает цвет долину счастья,но не под силу силе умиранья догнать меня.Есть то, что называю силой жизни            на фоне блеска радужных цветов,            воды, земли и кожи на запястье.Есть чувство, что в разрез глазреальность не вмещается — хотя быта, в которой на другой стороне фужера океана            идёт война.

«Кто-то думает, я способна изобразить гололед…»

Перевод М. Ламар

Кто-то думает, я способна              изобразить гололедодним только взмахом руки              и при этомлегкой походкой нестись по жаре              в босоножках.

Кто-то думает, я в гордыне,а кому-то кажусь в отключке.Лето во мне иссякаетхолодные пряча стихотвореньяв серые шали теней.

Для кого-то я ветрена слишком,Мол, меня невозможно терпетьбольше, чем пять минут.Что же, если и так.             Пусть растают стихи.Я же вплету свою правду и пальцыв старинную арфу и станусвободным от сплетен и путпутником в никуда.

Век ведь всего лишь времяИ ничего больше,потому посылаю смелодальше века улыбку свою.

МАЙЯ САРИШВИЛИ

«Эта буря всех разметала…»

Перевод А. Золотаревой

Эта буря всех разметала,и выстроила по-новому,по краям расставила детей рифмами,и вот уже движется демонстрация,как стихи безумцев.У меня улыбка точно поврежденное крыло —волочится где-то снизу неловко,ни убрать ее, ни спрятать,каждый норовит наступить на нее, —в толпе с такой неудобно.А потом хлынул ливень.Пригляделась, а капли точномаленькие мегафоны,и я бегу за каждойи в каждую читаю стихи,ни одной не пропустила!Это напомнило мне давний случай,как когда-то, перед полным залом людей,я нелепо карабкалась на шаткую сцену;точно так же как в детстве,когда умирала мамаи я в страхе забиралась на стол,чтобы оттуда Богмог лучше расслышатьмою молитву.

«Ничего не выйдет…»