Илья Эренбург - Избранное

1945

258. «Мне было многое знакомо…»

Мне было многое знакомоИ стало сердцу дорогим,Но не было на свете дома,Который бы назвал своим.И только в час глухой и злобный,Когда горела вся земля,Я дверь одну ревниво обнял,Как будто эта дверь — моя.И дым глаза мне ночью выел,Но я не опустил руки,Чтоб дети, не мои — чужие,Играли утром у реки.

1945

259. «Будет солнце в тот день, или дождь, или снег…»

Будет солнце в тот день, или дождь, или снег, —Тишина удивит, к ней придет человек.Тишиной начинается всё, как во сне,Человек возвращается вновь к тишине.О, победы последний салют! Не слова,Нам расскажут о счастье вода и трава.Не орудья отметят сражений конец,А биение крохотных птичьих сердец.Мы услышим, как тихо летит мотылек,Если ветер улегся и вечер далек.

1945

260–261. В ФЕВРАЛЕ 1945

1. «День придет, и славок громкий хор…»

День придет, и славок громкий хорХорошо прославит птичий вздор,И, смеясь, наденет стрекозаВыходные яркие глаза.Будут снова небеса для птиц,А Медынь для звонких медуниц,Будут только те затемнены,У кого луна и без луны,Будут руки, чтобы обнимать,Будут губы, чтобы целовать,Даже ветер, почитав стихи,Заночует у своей ольхи.

2. «Мне снился мир, и я не мог понять…»

Мне снился мир, и я не мог понять, —Он и во сне казался мне ошибкой:Был серый день, и на ребенка матьГлядела с неуверенной улыбкой,А дождь не знал, идти ему иль нет,Выглядывало солнце на минуту,И ветки плакали — за много лет,И было в этом счастье столько смуты,Что всех пугал и скрип, и смех, и шаг,Застывшие не улетали птицы,Притихло всё. А сердце билось так,Что и во сне могло остановиться.

1945

262. «За что он погиб? Он тебе не ответит…»

За что он погиб? Он тебе не ответит.А если услышишь, подумаешь — ветер.За то, что здесь ярче густая трава,За то, что ты плачешь и, значит, жива,За то, что есть дерева грустного шелест,За то, что есть смутная русская прелесть,За то, что четыре угла у земли,И сколько ни шли бы, куда бы ни шли,Есть, может быть, звонче, нарядней, богаче,Но нет вот такой, над которой ты плачешь.

1945

263. ЛЕНИНГРАД

Есть в Ленинграде, кроме неба и Невы,Простора площадей, разросшейся листвы,И кроме статуй, и мостов, и снов державы,И кроме незакрывшейся, как рана, славы,Которая проходит ночью по проспектам,Почти незримая, из серебра и пепла, —Есть в Ленинграде жесткие глаза и та,Для пришлого загадочная, немота,Тот горько сжатый рот, те обручи на сердце,Что, может быть, одни спасли его от смерти.И если ты — гранит, учись у глаз горячих:Они сухи, сухи, когда и камни плачут.

1945

264. «Когда она пришла в наш город…»

Когда она пришла в наш город,Мы растерялись. Столько ждать,Ловить душою каждый шорохИ этих залпов не узнать.И было столько муки прежней,Ночей и дней такой клубок,Что даже крохотный подснежникВ то утро расцвести не смог.И только — видел я — ребенокВ ладоши хлопал и кричал,Как будто он, невинный, понял,Какую гостью увидал.

1945

265-267. 9 МАЯ 1946

1. «О них когда-то горевал поэт…»

О них когда-то горевал поэт:Они друг друга долго ожидали,А встретившись, друг друга не узналиНа небесах, где горя больше нет.Но не в раю, на том земном просторе,Где шаг ступи — и горе, горе, горе,Я ждал ее, как можно ждать любя,Я знал ее, как можно знать себя,Я звал ее в крови, в грязи, в печали.И час настал — закончилась война.Я шел домой. Навстречу шла она.И мы друг друга не узнали.

2. «Она была в линялой гимнастерке…»

Она была в линялой гимнастерке,И ноги были до крови натерты.Она пришла и постучалась в дом.Открыла мать. Был стол накрыт к обеду.«Твой сын служил со мной в полку одном,И я пришла. Меня зовут Победа».Был черный хлеб белее белых дней,И слезы были соли солоней.Все сто столиц кричали вдалеке,В ладоши хлопали и танцевали.И только в тихом русском городкеДве женщины, как мертвые, молчали.

3. «Прошу не для себя, для тех…»

Прошу не для себя, для тех,Кто жил в крови, кто дольше всехНе слышал ни любви, ни скрипок,Ни роз не видел, ни зеркал,Под кем и пол в сенях не скрипнул,Кого и сон не окликал, —Прошу для тех — и цвет, и щебет,Чтоб было звонко и пестро,Чтоб, умирая, день, как лебедь,Ронял из горла серебро, —Прошу до слез, до безрассудства,Дойдя, войдя и перейдя,Немного смутного искусстваЗа легким пологом дождя.

1945

268. «Умру — вы вспомните газеты шорох…»

Умру — вы вспомните газеты шорох,Ужасный год, который всем нам дорог.А я хочу, чтоб голос мой замолкшийНапомнил вам не только гром у Волги,Но и деревьев еле слышный шелест,Зеленую таинственную прелесть.Я с ними жил, я слышал их рассказы,Каштаны милые, оливы, вязы —То не ландшафт, не фон и не убранство;Есть в дереве судьба и постоянство,Уйду — они останутся на страже,Я начал говорить — они доскажут.

1945

269. «В печальном парке, где дрожит зола…»

О, дайте вечность мне, — и вечность

я отдам

За равнодушие к обидам и годам.

В печальном парке, где дрожит зола,Она стоит, по-прежнему бела.Ее богиней мира называли,Она стоит на прежнем пьедестале.Ее обидели давным-давно.Она из мрамора, ей всё равно.Ее не тронет этот день распятый,А я стою, как он стоял когда-то.Нет вечности, и мира тоже нет,И не на что менять остаток скверных лет.Есть только мрамор и остывший пепел.Прикрой его, листва: он слишком светел.

1945

270. ФРАНЦУЗСКАЯ ПЕСНЯ

Свободу не подарят,Свободу надо взять.Свисти скорей, товарищ,Нам время воевать.Мы жить с тобой бы рады,Но наш удел таков,Что умереть нам надоДо первых петухов.Нас горю не состарить,Любви не отозвать.Свисти скорей, товарищ,Нам время воевать.Другие встретят солнцеИ будут петь и пить,И, может быть, не вспомнят,Как нам хотелось жить.

1946

271. «Во Францию два гренадера…»

«Во Францию два гренадера…»Я их, если встречу, верну.Зачем только черт меня дернулВлюбиться в чужую страну?Уж нет гренадеров в помине,И песни другие в ходу,И я не француз на чужбине, —От этой земли не уйду,Мне всё здесь знакомо до дрожи,Я к каждой тропинке привык,И всех языков мне дорожеС младенчества внятный язык.Но вдруг замолкают все споры,И я — это только в бреду, —Как два усача гренадера,На запад далекий бреду,И всё, что знавал я когда-то,Встает, будто было вчера,И красное солнце закатаНе хочет уйти до утра.

1947

272–273. ФРАНЦИЯ

1. «Дорога вьется, тянет, тянется…»

Дорога вьется, тянет, тянется.Заборы, люди, города.И вдруг одно: а где же Франция?Запряталась она куда?Бретань, и море в злобе щерится,И скалы рвет огромный вал.Разлука ли? Мне всё не верится,Что эти руки целовал.Не улыбнешься, не расплачешься,А вспомнишь — закричишь со сна.Парижа позднее ребячество,Его туманная весна —В цветах, в огнях, в соленой сырости…Я не спрошу, что стало с ним.Другие девушки там вырослиИ улыбаются другим.Так сделан человек: расстанется,Всё заметет тяжелый снег.И я как все. А где же Франция?Я выдумал ее во сне.Но ты не говори о верности,Я верен, только не себе —Тому, что бьется, вьется, вертится —Своей тоске, своей судьбе.

2. «Читаешь, пишешь, говоришь…»