Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы

3. Хвала Серафите. Перевод А. Тарковского

Ветвь Армази несравненная,Мцхеты дар благословенный,Снится ли тебе вселеннаяИли снишься ты вселенной?

Кем ты названа по имени?Где ты, где ты, Серафита?Серафита, посети меня,Прилети, плющом повита.

Красота твоя не сгинула,Ты, меловых гор жилица,Пламень свой из гроба вынула —Пусть хоть пепел возвратится.

Голоса ли прежней силою(Иль за гробом света мало?)Ты свою девятикрылуюДушу в склепе удержала?

Древний путь затерян в памяти —Встань, дитя, на перевале,Подари нас хлебом памяти,Спой, как мы с тобой певали.

Серафита, будь попутчицей —Сапурцлия или Мцхеты,—О как ждет, как песней мучится,Как томится сердце это!

Тень, в гробу запечатленная,Песня на холодном камне,Не озябни, сокровенная,—Ты как сон, как явь нужна мне.

Шелк твой веет над долиною.Встань, как встарь, необычайна.Кто ты, Грузия старинная,Ревность ты моя и тайна?

4. Зову Серафиту. Перевод Б. Ахмадулиной

Не умерла, не предана земле.Ты — на земле живешь, как все.Но разве,Заметив боль в пораненном крыле,Не над тобою плакал твой Армази?

О, как давно последние дарыТебе живая суета дарила!С тех пор я жду на берегах КурыИ засухой опалена долина.

Не умерла.И так была умна,Что в спешке доброты и нетерпеньяДостиг твой шелест моего гумна:Вздох тишины и слабый выдох пенья.

Что делаешь? Идешь?Или покаТяжелым гребнем волосы неволишь?Не торопись.Я жду тебя — века.Не более того.Века всего лишь.

Еще помедли, но приди. СвежаИ не трудна твоя дорога в Мцхету.Души моей приветная свечаУже взошла и предается свету.

Уж собраны и ждут тебя плодыИ лакомства, стесненные корзиной.Как милосердно быть такой, как ты:Сюда идущей и такой красивой.

В молчании твой голос виноват.Воспой глубоким горлом лебединымИ виноградаря, и виноград,И виноградники в краю родимом.

Младенческою песней умудрен,Я разгадаю древние затеиИ вызволю из тесноты временОтцов и дедов доблестные тени.

Бессмертное не может быть мертво.Но знает ли о том земля сырая,Ошибку ожиданья моегоОплакивая и благословляя?

Как твой удел серьезен и высок:В мгновенных измененьях мирозданьяВсё бодрствует великий голосокБессмертного блаженства и страданья.

5. Гранатовое дерево у гробницы Серафиты. Перевод Б. Ахмадулиной

И встретились:Бессмертья твоегоПрекрасная и мертвая громадаИ маленькое дерево граната,Возникшее во мгле из ничего.

Ум дерева не ведает инойПремудрости:Лишь детское хотеньеИ впредь расти, осуществлять цветеньеИ алчно брать у щедрости земной.

Не брезгуя глубокой тьмой земли,В блаженном бессознании умнейшем,Деревья обращаются к умершимИ рыщут пользы в прахе и пыли.

Но что имел в виду живой росток,Перерастая должные границы,Когда проник он в замкнутость гробницыИ в ней сплоченность мрамора расторг?

Влекло его твое небытиеПройти сквозь твердь плиты непроходимой,Чтобы припасть к твоей руке родимой,Удостоверясь в тонкости ее.

С великим милосердием деревРазнял он узкий холодок браслетаИ горевал, что ты была бессмертнаЛишь вечно, лишь потом, лишь умерев.

Гранат внушал запястью твоемуВсё то, что знал об алых пульсах кровиВ больших плодах, не умещенных в кронеИ по ночам слетающих во тьму.

Он звал тебя узнать про шум ветвейС наивностью, присущею растеньям,—Истерзанный тяжелым тяготеньем,Кровотеченьем спелости своей.

Какая же корысть владела им,Вела его в таинственные сводыЯвить великодушие природы —В последний раз! — твоим рукам немым?

Не Грузии ли древней тишинаВелит очнуться песенке туманной:«Зачем так блещут слезы, мой желанный?Зачем мне эта легкость тяжела?»

Не Грузии ли древней колдовствоВелит гранату караулить плитыИ слабое дыханье СерафитыНе упускать из сердца своего?

66. Николозу Бараташвили. Перевод Н. Познанского

Смывая след полуденного жара,о камни бьется в сумраке Кура.Склонилась над водой твоя чинара,поникли ветви в брызгах серебра.

Я шел к тебе. И ночь стихом дохнула,и тень твоя покрыла берега.Твоя строфа в струях Куры мелькнула,как девичья блестящая серьга.

Здесь на Мтацминде ты встречал закаты,вправляя в стих, как изумруд в кольцо,и одиночество, и боль утраты,и Кетеваны тонкое лицо.

В твоем стихе печальный звук чонгури,и ропот рек, и горечь дум слились,и крыльев шум, подобный шуму бури,коня Мерани, скачущего ввысь.

Быть может, голос древнего герояпозвал тебя из глубины веков,из мглы времен, разбуженных тобою,и сердце вздрогнуло, почуя зов.

О сердце, сердце! Пепел дней бесплодных…Не для того ль от тайного огнясгорала жизнь, чтоб в тьме ночей холодныхты видел взлет крылатого коня?

И Грузия твой голос полюбила,и за тобою шла Кура как тень,и звезды провожали Автандила,пока с востока не забрезжил день.

И Автандил спешил тебе навстречу,в движенье звезд угадывая путь,чтоб исцелить израненные плечи,отвагу рыцаря в тебя вдохнуть.

Кровь воина в тебе заговорила.Неукротимый! Ты воспел простор…Теперь земля Мтацминды приютилапевца и странника под сенью гор.

И вот ты спишь. Пришла пора покоя.Ты отдохнешь в тени чинар густых.Свет мудрости плывет над головою,а вещий голос навсегда затих.

Ты спишь. Но нет. Не может быть!                                                        Послушай!Не может тот, кто мчался на коне,отдать могиле солнечную душуи шум Арагви позабыть во сне.

Твой стих пронесся по горам в тумане,вставая перед жизнью на дыбы.Я слышу свист и шелест крыл Мерани,гул вечности, дыхание судьбы.

Не умер ты, твой стих не умирает.И вижу я: Мерани вновь летит.Кура тревожным всплеском повторяетс Мтацминды долетевший звон копыт.

Теперь поэта ждет судьба иная,—взлети по кручам в отсветах зарии, стих заздравной чашей поднимая,о Грузии свободной говори.

Умолк давно твой ворон, вестник скорбный.Взгляни вокруг! Преград полету нет!Цветет земля. Промчись тропою горной,и на Мтацминде встретит нас рассвет.

67. У камина Важа Пшавела. Перевод Б. Пастернака