Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы
60. Мастера-переписчики «Вепхисткаосани». Перевод П. Антокольского
На ветхом списке «Вепхисткаосани»цветная тушь и пурпур не померкли:вот вся земля в полуденном сиянье,вот опрокинут тополь в водном зеркале…
Как будто только что монашек истовыйвоскликнул: «Кшш!» — и пташка заметалась.Потом он долго книгу перелистывал,но гостья в ней пернатая осталась.
Ее художник на листе привесил,ей перышки вздувает ветерок.А рядом — всё родное поднебесьеплывет, плывет, синея между строк.
Не сгинет пташка под охраной львинойу башен руставелевских шаири.Не сгинет семь столетий с половиной,вскормленная родимой яркой ширью.
Зеленый мир по-прежнему теснитсяпред витязем, сидящим у реки.И тигры обступили ту страницуи лапами касаются строки.
И вспомнил витязь о «Висрамиани»,о повести, похожей на печаль его.Лицо любимой видит он в тумане,в воде и в чаще — розовое зарево.
А там второй в пустыне одичалойсо звездами родными говорит.И только слово песни прозвучало,небесный свод сочувствием горит.
Так переписчик и художник рядом,усердствуют в товарищеском рвенье,и дивным облекается нарядомстраница в миг ее возникновенья.
И в ней сквозят Иран и Византиядымками благовоний, пестрой пряжей.Синеет даль, синеют льды седые,синеют пропасти родимых кряжей.
Художник — тоже витязь, полный доблестнымвосторгом и любовью беззаветной,как бы в ночи разбужен ранним проблескомиль пеньем петуха передрассветным.
Не целовал он древо крестной муки,не кланялся языческим божкам.Сжимали кисть его сухие руки,и покорялись формы тем рукам.
Как Тариэла Автандил, бывало,художника вел переписчик грамотный.И дружба их народу отдавалабогатство этой были незапамятной.
Был слышен переклик дозоров башенныхиз Тмогви,Вардзии,Бостан-калакии дальний конский топот — в ошарашенных,разбуженных расселинах во мраке.
И, бодрствуя в каморке полунощной,трудясь над дивным вымыслом поэта,для Грузии своей, грядущей, мощной,сокровище они хранили это
и свечи жгли… А между тем под спудомгорело пламя слова ярче свеч,чтобы своим простым и вольным чудомвсех мракобесов беспощадно жечь!
193761–65. Армазские видения
1. Древняя Мцхета. Перевод А. Тарковского
Мцхета, Мцхета, Грузии основа!Славлю я приход ее весны,я по крови ей родня — и сноварозы и знамена взнесены.
Здесь мотыга первого грузинагрянула, как первая гроза,и срослись крест-накрест воедино —дева и нагорная лоза.
Жар, что нес мой пращур на ладони,оживлю дыханием одним.Здесь очаг мой на кремневом склоне.Здесь огонь. Здесь первозданный дым.
Мы — сыны минувших поколений —в помыслах бесстрашны и чисты;как ветвисторогие олени,мы трубили с этой высоты.
Наше пламя ветер гор колышет,тьму веков мы грудью рассекли.В саркофаге полководец дышит,слышен звон меча из-под земли.
И мое, как след резца на камне,уцелело в бурях бытие:Мцхета нежной матерью была мне,да святится сок лозы ее!
Нет реки на белом свете слащеотчих рек, обетованных мне.Я — олень, их верный друг, трубящийс высоты Армази по весне.
19432. Раздумья о Серафите. Перевод Б. Ахмадулиной
Как вникал я в твое многолетие, Мцхета.Прислонившись к тебе, ощущал я плечомМышцы трав и камней, пульсы звука и цвета,Вздох стены, затрудненный огромным плющом.
Я хотел приобщить себя к чуждому ритмуВсех старений, столетий, страстей и смертей.Но не сведущий в этом, я звал Серафиту,Умудренную возрастом звезд и детей.
Я сказал ей: «Тебе всё равно, Серафита:Умерла, и воскресла, и вечно жива.Так явись мне воочью, как эта ракита,Как Армази, созвездия и дерева».
Не явилась воочью. Невнятной беседойИскушал я напрасно твою немоту.Ты — лишь бедный ребенок, случайно бессмертный,Но изведавший смерть, пустоту и тщету.
«Всё тщета! — я подумал. — Богатые камниНеусыпных надгробий — лишь прах, нищета.Всё тщета! — повторил я. И вздрогнул: — А Картли?Как же Картли? Неужто и Картли — тщета?»
Ничего я не ведал. Но острая влагаОкруглила зрачок мой, сложилась в слезу.Вспомнил я — только ель, ежевику и благо,Снизошедшее в этом году на лозу.
И пока мои веки печаль серебрилаИ пугал меня истины сладостный риск,Продолжала во веки веков СерафитаКрасоты и бессмертия детский каприз.
Как тебе удалось — над убитой боямиИ воскресшей землею, на все временаУтвердить независимый свет обаяньяЗолотого и прочного, словно луна?
Разве может быть свет без источника света?Или тень без предмета? Что делаешь ты!Но тебе ль разделять здравомыслие этоВ роковом заблужденье твоей красоты!
Что тебе до других? Умирать притерпелись,Не умеют без этого жить и стареть.Ты в себе не вольна — неизбывная прелестьНе кончается, длится, не даст умереть.
Так прощай или здравствуй! Покуда не в тягостьНебесам над Армази большая звезда —Всем дано претерпеть эту муку и благость,Ничему не дано миновать без следа.
19413. Хвала Серафите. Перевод А. Тарковского
Ветвь Армази несравненная,Мцхеты дар благословенный,Снится ли тебе вселеннаяИли снишься ты вселенной?
Кем ты названа по имени?Где ты, где ты, Серафита?Серафита, посети меня,Прилети, плющом повита.
Красота твоя не сгинула,Ты, меловых гор жилица,Пламень свой из гроба вынула —Пусть хоть пепел возвратится.
Голоса ли прежней силою(Иль за гробом света мало?)Ты свою девятикрылуюДушу в склепе удержала?
Древний путь затерян в памяти —Встань, дитя, на перевале,Подари нас хлебом памяти,Спой, как мы с тобой певали.
Серафита, будь попутчицей —Сапурцлия или Мцхеты,—О как ждет, как песней мучится,Как томится сердце это!
Тень, в гробу запечатленная,Песня на холодном камне,Не озябни, сокровенная,—Ты как сон, как явь нужна мне.
Шелк твой веет над долиною.Встань, как встарь, необычайна.Кто ты, Грузия старинная,Ревность ты моя и тайна?
19414. Зову Серафиту. Перевод Б. Ахмадулиной
