Джон Донн - Стихотворения и поэмы
САТИРА IV
Отныне все мне нипочем; готовЯ к смерти; сколь ни страшен гнет грехов,В таком чистилище я побывал сегодня —В сравненьи с ним бледнеет Преисподня!Не то чтобы меня туда повлекТщеславья зуд иль гордости порок,Не то чтоб я хотел покрасоватьсяИль милостей монарших домогаться.Но как шутник, по дурости попавНа мессу, заплатил в сто марок штраф,Так я, судьбой застигнутый на местеСтолпотворенья зла, обмана, лестиИ похоти, какими славен Двор,Сочтен был (о, поспешный приговор!)Одним из тех, кто в сем гнезде развратаЖивут, – и не замедлила расплата.Мучитель, что вблизи меня возник,Был чуден видом и повадкой дик;
В Ковчеге зверя не было страннее,Не сыщешь ни в Гвиане, ни в ГвинееТакого монстра; как его назвать,Адам бы затруднился угадать.Его бы истребили, как варяга,В пылу резни норманской; он, бедняга,Поплатится из первых головой,Когда поднимется мастеровойНа чужаков. Он странен так, что стражеНе надобно и сомневаться даже,Чтоб задержать его: «Эй, падре, стой!»Его джеркин и черный, и простой,Быв бархатным когда-то, так истерся,Что лишь воспоминания о ворсеХранит – и скоро будет кружевным,Пока совсем не истончится в дым.Хозяин сей хламиды за границейБывал и знаньем языков гордится:По сути, он наскреб из всех угловСмесь дикую из самых пестрых слов,Окрошину речей, застрявших в ухе,Такую кашу, что и с голодухиНе расхлебать: знахарки трескотня,Схоласта заумь, стряпчего стряпня
И бестолочь бедлама – звук невинныйПред этой беспардонной мешаниной.Таким вот языком ему с рукиРазвязывать чужие языки,Льстить, вдовушек дурить, ловить на словеИ лгать наглей, чем Сурий или Джовий.Меня заметил он. О грозный Рок!Чем я твой бич карающий навлек?«Сэр, – начал он, – по зрелому сужденью,Кому б вы дали пальму предпочтеньяВ лингвистике?» – Я сдуру говорю,Мол, Калепайновскому словарю.«Нет, сударь, – из людей?» В карман не лезуЯ за ответом; называю БезуДа пару наших лучших знатоковХвалю… «Все это – пара пустяков! —Вскричал чудак. – Апостолы, конечно,Знавали толк в наречьях, и успешноПанург болтал на разных языках;Но, проведя в скитаньях и трудахВсю жизнь, я сделался непревзойденней!»«Как жаль, – заметил я, – что в ВавилонеТакого не случилось толмача,Не то (хватило б только кирпича)Их Башня бы до облаков достала».Он буркнул: «При дворе вас видно мало.Уединение рождает сплин». —«Но я не так уж одинок один.К тому же времена, когда спартанецОт пьянства отвращался видом пьяниц,Прошли; картинок Аретино рядНаучит целомудрию навряд;Дворцы владык – пороков ярких сцены —Как школы добродетели, не ценны». —«Сэр! – лопнувшей струною взвизгнул он. —Беседовать о принцах – высший тон!»Я отвечал: «Могильный есть смотрительВ Вестминстерском аббатстве; захотите ль —Он вам расскажет все о королях,Притом покажет, где хранится прахВсех наших Эдвардов и наших Гарри;Он бесподобно врет, когда в ударе». —«Фу! сколь суров и груб английский вкус!Возможно ли представить, чтоб французТакое слушал?» – «Вон он, в спину дышит:Он служит у меня – так, значит, слышит». —«Французы элегантней, наконец,Они для нас в одежде образец». —«И без одежды тоже!» – Он подвохаНе различил; я понял: дело плохо;С тупицами острить – мартышкин труд:Чем больше чешешь, тем сильнее зуд.Тут, к счастию, стряхнув с лица суровость,Он подмигнул мне: «Вы слыхали новость?» —И шепотом, слова роняя с губПо капле, словно перегонный куб,Отверз мне бездну пошлости, поведавТакое, что десятку ХолиншедовНе снилось: в духе ли была с утраМонархиня – и как она вчераВзглянула на кого; кто с кем в амурах,Кто о каких мечтает синекурах,Кто отравил кого и кто, продавПоместье, стал владельцем полных правНа ввоз и вывоз всех еловых шишекИ битых плошек (скоро и мальчишек,Играющих в битки и в расшиши,Обложат пошлиной)… Так от душиОн потчует меня своей стряпнею —Плююсь, кривлюсь и только что не вою.Но нет пощады! Переходит онК политике держав, к борьбе за тронИ все вываливает мне мгновенно —От Гальских войн до взятия Амьена.Ушам уже терпеть невмоготу,Я чувствую отрыжку, тошноту,Как женщина брюхатая, потею —Вот-вот рожу! Тем часом прохиндеюВзбрело на ум (как хитрецу, чья ложь —Приманка для крамолы) на вельможОбрушиться: чины, мол, продаются;Кампании военные ведутсяНе так; важнейшие чины в странеДаются только по родству, а неЗаслугам; офицеры в Хэмптон-ХоллеС пиратами и дюнкерцами в доле.Он знает все: кто мот, кто виносос,Кто любит шлюх, кто отроков, кто коз…Как пленники Цирцеи, превращеньемВрасплох застигнутые, – с изумленьемИ ужасом себя я ощутилПреступником! Уже меня когтилАкт об измене!.. Как же это сразу?Один другому передал заразу —И вылечился? Вывернулся он —А я виновен? Что за скверный сон!Но делать нечего. Я должен пыткиСтерпеть; я должен безо всякой скидкиНа месте оплатить, в конце концов,Грехи свои и всех своих отцов;Таков мой крест… Но пробил час желанный,Вдруг заспешил мой собеседник странный:«Простите, сэр…» – «Да, да, прощайте, сэр!» —«Нет, сэр! Вы не могли бы, например,Мне крону одолжить?» – Не то что крону,Я отдал бы охотно и корону,Чтоб отвязаться. Но как тот скрипач,Что должен напоследок вам, хоть плачь,Исполнить джигу, прежде чем убраться,В любезностях он начал рассыпаться.Едва я их дослушал – и стремглав(Счастливо остановок избежав)Пустился наутек – так из темницыСпасенный узник на свободу мчится.Лишь дома я с трудом пришел в себя;О виденном и слышанном скорбя,Душа томилась и негодовала.Как тот, кто Ад узрел на дне провала,Я был напуган. Впрочем, страх – чертаХолопская. Ужель мои уста,Вспылав, удержатся от обличенья,Из страха? Неужели из почтеньяК надутым и бесстыдным господамЯ Правду, госпожу свою, предам?О ты, что столько по миру бродило,Взглянув на жизнь Двора, скажи, светило,Где во вселенной сыщешь таковойПузырь тщеславья? – Садик восковой,Курьез, приплывший в Лондон этим летом, —Насмешка над придворным нашим светом.Мы – кучка безделушек дорогих,Раскрашенных, но пресных и сухих:Бездельников, гордящихся корнями, —С ублюдочными, жалкими плодами.Итак, одиннадцатый час; пора!И вот уж все, кто занят был с утраКонюшней, теннисом иль потаскушкой,Примочками иль пивом – друг за дружкойСпешат, переодевшись, во дворец,И с ними я (прости меня, Творец!).Поля их шляп оплачены полямиИх вотчин – и увиты похвалами:«Ах, что за роскошь! королю под стать!»Неважно, что назавтра их продатьАктерам отнесут; мир – это сцена,А жизнь – комедия, и преотменноРазыгранная… Новый эпизод:В зал входят дамы. Как пиратский флотНа галион, груженный кошенилью,Бросается, – так, расфуфыря крылья,Мужчины дам берут на абордаж.Сраженье! лесть на лесть и блажь на блажь.Ум в пурпур не рядится, как ни странно;Вот вам резон: вся краска на румянаКрасавицам идет; чужой же умСкупает за бесценок тугодум.Кого не рассмешит, по крайней мере,Вид обчищающегося у двериМакрина? В зал приемный, как в Мечеть,Вступает он и, чтобы разглядеть,Не морщат ли чулки, так задираетКамзол, что этим самым обнажаетНе только смертные грехи прорехИ жирных пятен, но и мелкий грехПриставших перьев. Погружаясь в грезыВеличия, он выверяет позыПо Дюреру и, совершенства кругЯвив собой, счастливый, как индюкИль проповедник новоиспеченный,Что в первый раз читает речь с амвона,Вступает с дамой в страстный разговорИ, встретя у жеманницы отпор,Так пылко протестует, что в МадридеДавно бы уличен был в этом видеКак протестант, – и столько раз твердит:«Клянусь Исусом!» – что, как иезуит,Мог тотчас же быть выведен с конвоем!Да пусть бранятся; поделом обоим.Но Глорий – вот кто всех переплюет:За высший шик считает сумасбродВорваться в зал, терзая острой шпоройПолу плаща, как ловчий с целой своройВизгливых псов, сметая все подряд;С ртом, перекошенным, как у солдат,Бичующих Христа на гобеленах,Что от его ругни дрожат на стенах;Он, точно шут, паясничает всластьИ помыкает всеми, словно власть.Устав, хочу я выбраться на волю, —Не так оно легко; в соседнем холлеСемь смертных сторожат меня Грехов;Миную сонмище здоровяков,Чья гордость – звание «людей короны»,Пуды бифштекса и вина галлоны, —Им сдвинуть колокольню по плечу.Меж этих Аскапаров трепещу,Как тать крадущийся. Отцы святые!Потопом слов обрушьтесь, о витии,На сей рассадник зла! а я лишь могПодмыть его, как слабый ручеек.Смиренью Маккавеев подражая,Свой труд я, может быть, и принижаю;И все ж надеюсь: буду я прочтен,Как должно понят – и внесен в Канон.
САТИРА V
