Ярослав Смеляков - Стихотворения и поэмы
20. СЛАВА
Он стоит под апрельским ветром,мой высокий московский дом.Тихо.Тысячи километровначинаются за окном.
Приминая песок и травы,через села и городапродвигается наша слава,нерушимая никогда.
Вот на севере пламенеет.Вот проходит без лишних слов.Гитлер кашляет и бледнеетОт тяжелых ее шагов.
Слева вишни стоят.А справальды проходят у берегов.Подымается наша слававыше перистых облаков.
Продвигается наша славачерез северные снега.Не кончается наша славапулей вылезшего врага.
По утрам, нарушая дрему,раздвигаются берега.Ледяные аэродромы,гололедица и пурга.
Вечерами сквозь ветер сладкийдышат стужами города.Облицованные палатки,замерзающая водада собаки, с тоски худые.
Как ты сумрачна и темна!
Не над нами ли ледяныеруки подняла тишина?И не нами ли бревна вбиты,и не мы ли стоим сейчас,как пред совестью, перед Шмидтом,выполняя его приказ?
И не мы ли — опять — залетныйслышим дым?Небеса поют.Наши летчики самолетынад холодной водой ведут.
Наши летчики через бедыпроходили. И до земливсех челюскинцев — как победу —победители донесли.
Вот стоят, отвечая сразувсем.Красивы и высоки,кочегары и водолазы,машинисты и моряки.
Нашим юношам стужи снятся,Ледоколы, снега…
Ты спишь.Мы ушли.Мы придем смеятьсянад тобой, снеговая тишь.
Мы дойдем до тебяи — злую —скрутим, свяжем, пройдем по дну,покорившие ледяную,ледовитую тишину.
Так как это пока начало,так как, образно говоря:море Белое нас качало —мы качаем теперь моря.
193421. «Гаснут звезды…»
Гаснут звезды. Молчанье. Низомходит стужа, стоит плетень.Всё.По-моему, словом Лизаначинается светлый день.Наша улица загудела.Это значит — она идет.Кофта белая, пояс белый.Остановится! Повернет?
Нет, ей некогда.Не затем лия лишился привычных слов,чтоб страдали и пели землиот неслышных ее шагов.Чтобы дверь испытала муку,постовые лишились сна,оттого что, откинув руку,через площадь идет она.Застонали в чехлах гобои,заворочались молотки.Небо синее — в голубоепревращается от тоски.
Вот проходит. У поворотаначинают сиять цветы.Прямо в ноги ей самолетыопускаются с высоты.А подушка у изголовьячуть примята — скрипит кровать.Что мне делать с такой любовью?Я боюсь ее рифмовать.
193422. ГОРОД МОСКВА
Город мой весенний,звонкотрубый,вижу я, как через дальний гуд,в тишине, гнилые скаля зубы,по мостам опричники идут.
Слышно мне,как воск от света тает,брага плещется на дне ковша.Как, оставив землю, отлетаетдлинная боярская душа.
Так стоит он —темный город выжиг,и плывет по небу пустырейскорбный храп задрипанных ярыжек,сытый гул церквушек и церквей.
И холопы думают суровогрозные, жестокие слова.Но въезжает клетка Пугачева,разинская меркнет голова.
И стоит опять под зимним небом,жрет без просыпуи спит без сновгород ханжества, тоски, молебнов,старых девок, царских кабаков…
А с иконы бог,усталый, кроткий,смотрит на разбитые мечты,на тряпье и стужу,на чахотку,на хребты и руки нищеты.
И, прельстившись мукой человечьей,услыхав стенанья и хулу,он благословляетснег и вечер,потное ярмо и кабалу.
Но встает —опять, еще и снова,оплатив давнишние счета,город мой — помолодевший, новый,город мой — звучащая мечта.
И шумит крылами ветер горький,северный,идущий от морей.Над заводом АМО,над Трехгоркойи над типографией моей.
И, улыбкой освещая лица,радостные, знающие труд,в шубах, в шапках, в жарких рукавицах,по вечерним улицам столицыверные хозяева идут.
Город мой, вещающий ученый,на пороге солнечных времен,опоясан тополем и кленом,белыми снегами озарен.
Каменный, железный и стеклянный,над тобой созвездия горят.Про тебя за синим океаномстарики и дети говорят.
193423. «Вот женщина…»
Вот женщина,которая, в то времякак я забыл про горести свои,легко несет недюжинное бремямоей печали и моей любви.
Играет ветер кофтой золотистой.Но как она степенна и стройна,какою целомудренной и чистоймне кажется теперь моя жена!
Рукой небрежной волосы отбросив,не опуская ясные глаза,она идет по улице,как осень,как летняя внезапная гроза.
Как стыдно мне,что, живший долго рядом,в сумятице своих негромких деля заспанным, нелюбопытным взглядомеще тогда ее не разглядел!
Прости меня за жалкие упреки,за вспышки безрассудного огня,за эти непридуманные строки,далекая красавица моя.
Между 1935 и 193724. Я ВСПОМИНАЮ…
Я вспоминаю в государстве льдов,в далеком царстве вечной мерзлоты,как вспоминают первую любовь,родной земли весенние цветы.
Я вижу в тишине, издалека,вечерние созвездья табака,черемухи воздушное теченье.Я вижу город — улицы бегут,и ветви счастья с ветками сиренина перекрестках бабы продают.
А мы с тобой всегда цветы любили.Еще весной, волнуясь и спеша,подснежники под снегом находилии ландыши сбирали, не дыша.
Мы шли и шли по перекатам белым,средь колокольчиков, цветов степных,и вся округа, всё окрест звенело,когда усталый ветерок, в несмеломсвоем кружении, касался их.
А мы вдвоем, смешные человечки,всё шли и шли: блаженные, без слов,по полю, розоватому от гречкии красному от розовых цветов.
А мы всё шли, сплетая васильки,не зная жалоб,позабыв печали,и круглые холодные венкиобветренные головы венчали.
Передо мною, как в старинной сказке,коса речная и твоя коса,анютины бестрепетные глазкии женщины прозрачные глаза.
Широким взмахом лето устилалотот путь, которым вместе мы прошли,И долго ты передо мной стояла,облокотившись благостно, устало, —в пыльце цветочной, в земляной пыли.
Между 1935 и 193725. МАЙСКИЙ ВЕЧЕР
Солнечный свет. Перекличка птичья.Черемуха — вот она, невдалеке.Сирень у дороги. Сирень в петличке.Ветки сирени в твоей руке.
Чего ж, сероглазая, ты смеешься?Неужто опять над любовью моей?То глянешь украдкой. То отвернешься.То щуришься из-под широких бровей.
И кажется: вот еще два мгновенья,и я в этой нежности растворюсь, —стану закатом или сиренью,а может, и в облако превращусь.
Но только, наверное, будет скушноне строить, не радоваться, не любить —расти на поляне иль равнодушно,меняя свои очертания, плыть.
Не лучше ль под нашими небесамижить и работать для счастья людей,строить дворцы, управлять облаками,стать командиром грозы и дождей?
Не веселее ли, в самом деле,взрастить возле северных городовтакие сады, чтобы птицы пелина тонких ветвях про нашу любовь?
Чтоб люди, устав от железа и пыли,с букетами, с венчиками в глазах,как пьяные между кустов ходилии спали на полевых цветах.
193726. «Вечерами, листву колыша…»