Райнер Рильке - Книга образов
да! — в его испуганном сниженье
на воду; но вот, тиха от счастья,
просияла и, полна участья,
развела круги поверхность вод;
он же, лебедь, непреклонно-правый,
зрелый и спокойно-величавый,
снизойдя к ней, медленно плывет.
Перевод В. Летучего
Из сборника «НОВЫХ СТИХОТВОРЕНИЙ ВТОРАЯ ЧАСТЬ»
I. ПРОРОК
Ширясь от видений и блистая
от огня грядущего суда,
перед коим тварь дрожит земная,
исподлобья смотрят, нас пытая,
страшные глаза. И, напирая,
с уст срываются тогда
не слова (ну что слова могли бы
выразить, произнеси их он?) —
нет, огонь, куски железа, глыбы,
как живой вулкан, он обречен
расплавлять и извергать во мраке,
как проклятья небу и земле,
и заметен, как на лбу собаки,
знак от Бога на челе
у него. Спешите, это — Он,
обнаруженный перстом пророка,
истинный, такой, каким до срока
Он и впредь пребудет: разъярен.
Перевод В. Летучего
II. СИВИЛЛА
Древней с давних пор она слыла.
Каждый день, однажды путь наметя,
шла, верна себе. И на столетья,
говорят, летам своим вела
счет, как лес. Видна издалека,
каждый вечер высилась без цели
вроде черной древней цитадели —
выжжена, пуста и высока.
Вся во власти слов; и превозмочь
не могла их; в ней они сгущались
и вокруг летали и кричали,
и домой с закатом возвращались,
и под арками бровей стихали,
наспех коротая ночь.
Перевод В. Летучего
III. ИЕРЕМИЯ
Был я нежен, как весной пшеница,
только ты, неистовый, обрек
сдержанное сердце звонко биться
и наполнил лютой страстью впрок.
Распалял не ты ли непрестанно
с малых лет мои уста — и вот
источает рот мой, точно рана,
за одним другой злосчастный год.
Я кричал о бедах, но не ты ли —
измыслитель кар и бедствий злых?
Уст моих они не умертвили —
сможешь ли ты успокоить их,
если нас, как пустотелый колос,
носит вихрь, и наш удел печален,
и беду преодолеть нет сил?
Я теперь хочу среди развалин
наконец-то свой услышать голос,
голос мой, что прежде воем выл.
Перевод В. Летучего
III. ИЕРЕМИЯ
Некогда я был нежней пшеницы,
ты ж, безумный, обронил слова,
что сумели в сердце мне вонзиться,
и оно теперь как сердце льва.
Рот мой стал кровоточащей раной —
прежде это был ребенка рот,-
бедствия пророча неустанно,
ужас сеет он за годом год.
Я — глашатай черного и злого,
всех тобою созданных скорбей —
не снести мне жребия такого,
ты меня оставь или убей.
Но когда, на голых скалах стоя,
бедами и разрушеньем сыты,
мы стопы направим в пустоту,
я, тобой разрушенный, разбитый,
исцелюсь от бешеного воя
и свой прежний голос обрету.
Перевод Т. Сильман
IV. СТРАШНЫЙ СУД
От гниющих ран и страха мучась,
копошатся, исходя в проклятьях;
на клочке земли иссохшей скрючась,
сбились ~ и нет мочи оторвать их
от любимых саванов без плетки.
Но слетают ангелы и лишку
масла подливают в сковородки
и влагают каждому под мышку
перечень того, что в жизни прежней
он не осквернил и где хранится,
может быть, тепло души прилежной,
и Всевышний пальцы не остудит,
если вздумает листать страницы,-
и по справедливости рассудит.
Перевод В. Летучего
V. АЛХИМИК
Он странно улыбался и скорей
отставил колбу в испареньях смрада.
Теперь-то он уж точно знал, что надо,
дабы потом в осадок выпал в ней
благой металл. — Века, века нужны
ему и этой колбе, где бродило
оно; в уме созвездие светило
над морем потрясенной тишины.
И чудище, что вызвать он желал,
в ночь отпустил он. И вернулось к Богу
оно и в свой тысячелетний круг.
И, лепеча, как пьяный, он лежал
над кладом, затихая понемногу, -
и золото не выпускал из рук.
Перевод В. Летучего
VI. НОЧНОЙ ВЫЕЗД
Санкт — Петербург
Тронули лихие вороные,
двух орловских рысаков полет…
Фонари, колонны, постовые
молча промелькнули у ворот.
Непривычно тихо и светло…
По Неве, по мостовой торцовой
и по набережной дворцовой
нас как вихрем пронесло.
В этом полуобморочном бденьи
где земля? Где небо? Где река?
Летний сад в задумчивом томленьи…
И летят копыта рысака
мимо легких этих изваяний,
мимо неуснувших этих зданий,
мимо их дремотных очертаний…
Город будто перестал
в тот короткий миг существовать,
продолжая только умолять,
как больной безумец, о покое,
словно в голове его царит
путаница давняя, и мысли
паутиной жесткою нависли,
перевоплощенные в гранит,
а гранит — он чувствует — в ночное
небо непомеркшее летит…
Перевод Т. Сильман
VII. ФЛАМИНГО
Jardin des Plantes, Paris
Увы, их розовость и белизна
отражены зеркальным Фрагонаром
не больше, чем, пожалуй, тем, кто с жаром
сказал бы о возлюбленной: она
еще тепла от сна. Смотри: картинно
на розовых стеблях стоят в посадке
они и расцветают, как на грядке,
и искушают, кажется, как Фрина,
самих себя; кокетливость у меря,
бесцветные глаза зарыли в перья,
чьи недра сочно-красны и черны.
Когда зевак злит их высокомерность,
они встают, почти удивлены,
и порознь шествуют в недостоверность.
Перевод В. Летучего
VII. ФЛАМИНГО
Париж. Jardin des Plantes
Их будто Фрагонар изобразил
и белый с красным цвет едва наметил —
как некто спрошенный друзьям ответил,
что он в подруге розовость любил,
румянец сна, — так, словно на картине,
стоят они на розовом стебле,
расцветшие, склоненные к земле,
немногим уступающие Фрине
соблазнами своими… И, немея,
слегка нахохлившись, сгибают шеи,
чтоб спрятать глаз в черно-багровый пух.
Тут резкий крик пронесся по вольерам;
они же, вздрогнув, затихают вдруг,
отдавшись снам, мечтаньям и химерам.
Перевод Т. Сильман
VIII. ДЕТСТВО ДОН ЖУАНА
В нем что-то было от стрелы, чье жало
о женщин не ломалось, — в этом суть;
страсть самого его преображала
и, рассчитав наикратчайший путь,
подстерегала ту, что оттеснила,
чужим вдруг ставший
чей-то образ в нем:
он улыбался. И уже уныло,
как в детстве, слез не проливал тайком.
Нет, он, поймав, не выпускал смущенный
взгляд женщины, захваченной игрой,-
настороженной и завороженной,
звенящей в нем незримо тетивой.
Перевод В. Летучего
VIII. ДЕТСТВО ДОН-ЖУАНА
И в стройности его — пред восхищенье
осанки, что всех женщин покорит;
улыбки чуть заметное движенье
о склонности внезапной говорит
к прошедшей мимо или к той, печальной,
чей тайный зов портрет ему принес:
уж он не тот юнец сентиментальный,
по вечерам растроганный до слез…
Уверенность в себе — его отрада;
благоволенье женщин ощутив,
сносил он стойко пристальность их взгляда,
всю меру их восторга, их призыв.
Перевод Т. Сильман
IX. ИЗБРАНИЕ ДОН ЖУАНА
Приготовься — ангел возвещает —
быть моим. И помни мой завет.
Тот же, кто его переступает
и сладчайших не переполняет
горечью, чинит мне вред.
Ты бы мог любить еще нежнее
(не перечь: ошибся ты),
пылок ты и волею моею
ты ведешь через мосты
к одиночеству как к цели,
чтобы от тебя вдали
с той же силой в нем горели,
вынести его сумели
и перекричать смогли.
Перевод В. Летучего
X. СОКРОВЕННОЕ РОЗ
