Давид Самойлов - Избранное
Купальщица
М. К.
Когда бежит через лиловый полденьКупальщица, ее волнистый бегНевольным обещанием исполненБеспечных радостей и сладких нег.
И вот она уже вступает в волныИ исчезает вдалеке. Она —Почти как речь поэзии условнаИ как язык печали солона.
Рассвет
Светало. Воздух был глубок.Вблизи долина, словно заводь.А там, где должен быть восток,Два облака учились плавать.
И постепенно, без болей,Ночь умирала за домами —Посередине тополей,Потом — вверху, потом — над нами.
«Там дуб в богатырские трубы…»
Там дуб в богатырские трубыИграет на сильном холме.Но светлые, тихие струныЗвучат на душе и в уме.
И слиться с землею и небомМечтает беспечный артист,С закатом, где тополь над брегомТак легок, летуч и ветвист.
Какое прекрасное свойство —Уметь отрешиться от зла,Бродить, постигая устройствоПространства, души, ремесла!
Слияния легкая тризна!Дубы замолкают тогда.И грозные трубы отчизнаСменяет на флейту дрозда.
«Не мысль, не слово,— а под снегом…»
Не мысль, не слово,— а под снегом,Подобный напряженным слегам,Отяжелевший вечный смыслПовелевает мне: — Проснись!
И странно: в ясности реченийКакая-то есть пустота.И может только свет вечернийЗаполнить общие места.
И трудно спать перед закатомИ просыпаться в странный час,Когда над снегом розоватымБерезы высятся, светясь.
«Когда с досадой и печалью…»
Когда с досадой и печальюЯ слух нарочно отвращаюОт тех, кто жалуется мне,—Простор и снег в моем окне.
И преданности безотчетнойЯ полон сумрачной зиме,Где притулилсяНеотлетныйСнегирь на голой бузине.
«Что-то вылепится…»
Что-то вылепитсяИз глины.Что-то вытешетсяИз камня.Что-то выпишетсяИз сердца.Будь как будет!Не торопись!..
Зимние птицы
Задувает снегодуй,Завевает вьюговей,Запевает свистопляс —Ледовитый соловей.
Воет, воет — вью да вью! —Вьюга, как пустой горшок.Подпевает соловьюСнеговитый петушок.
Режет так, что прячь лицо,Но такая благодать!..Вьюга катит колесо,А куда — не угадать.
«Полночь под Иван-Купала…»
Л. Ч.
Полночь под Иван-Купала.Фронта дальние костры.Очень рано рассветало.В хате жили две сестры.
Младшая была красотка,С ней бы было веселей,Старшая глядела кротко,Оттого была милей.
Диким клевером и мятойПахнул сонный сеновал.На траве, еще не мятой,Я ее поцеловал.
И потом глядел счастливый,Как светлели небеса,Рядом с этой, некрасивой,—Только губы и глаза…
Только слово: «До свиданья!» —С легкой грустью произнес.И короткое рыданьеС легкой грустью перенес.
И пошел, куда не зная,С автоматом у плеча,«Белоруссия родная!..» —Громким голосом крича.
«Я ехал по холмам Богемии…»
Я ехал по холмам Богемии,Где хмель зеленел вдоль шоссе,И слушал, что хмеля цветениеМоей говорило душе.
Та почва тяжелая, краснаяИ хмеля зеленый дымокТогда говорили про разное,Про то, что понять я не мог.
Я ехал по холмам Богемии,Вкушая движенье и цвет,И был я намного блаженнееВ неведенье будущих бед.
«Березы, осины да елки…»
Березы, осины да елки —Простой подмосковный пейзаж.Художник в татарской мурмолкеВесенний открыл вернисаж.
Художник, немного раскосый,С татарской раскладкою скул,Дымит и дымит папиросойИ слушает внутренний гул.
Из гула рождаются краски,Из звука является цвет.Природа плетет без развязкиОдин бесконечный сюжет.
Но надо включить его в раму,И это искусства залог,Когда бесконечную драмуВрубают в один эпилог.
Березняк
Так березняк беспечен, словно онК российским бедам не причастен,Воронами от зла заговоренИ над своей судьбой свободно властен.
Роскошный иней украшает лес.Еще светлей березовая роща.Как будто псковичи с резных крылецСошли на вечевую площадь.
Ах, это вече! Русская мечта,Похищенная из ганзейских вотчин!Перед бесчинством царского мечаКак колокол березовый непрочен.
И наша деревенская судьба,Еще не став судьбою городскою,Одним нас наградила навсегда —Серебряной березовой мечтою!..
О жаркая, о снежная березка!Мое поленце, веничек и розга!..
Стихи и проза
Мужицкий бунт — начало русской прозы.Не Свифтов смех, не Вертеровы слезы,А заячий тулупчик Пугача,Насильно снятый с барского плеча.
Мужик бунтует против всех основ,Опровергая кесаря и бога.Немая Русь, обильна и убога,Упрямо ищет сокровенных слов.
И в русской прозе отреченный графС огромной силой понял суть боренья:Что вера без любви — одно смиренье,А при любви — отстаиванье прав…
Российский стих — гражданственность сама.Восторг ума, сознанье пользы высшей!И ямбов ломоносовских громаЗакованы в броню четверостиший.
Гражданский стих!.. Года бегут, бегут…И время нас стихам и прозе учит.И сочинителей российских мучитСознанье пользы и мужицкий бунт.
Легкая сатира
Торопимся, борясь за справедливость,Позабывая про стыдливостьИсконных в нас, немых основ,Которые причина снов.Порой душой командуя, как телом,Считаем покаянье главным деломИ, может, даже посрамленьем зла.И тут закусываем удила.Хоть собственной души несовершенствоВкушаем, как особое блаженство.Тогда природа помогает намИ особливо чижики и дятлыИли сосны растрепанные патлы.И мы приходим к ним, как в божий храм.Нас восхваляет критик наш румяный,Метафоры любитель и ловец.И наконец покровы истины туманнойСлетают с ясной стройности словес.
«Тоски ледяной гребешок…»
Тоски ледяной гребешокШтакетником частым отстукан.Как черт я упрятан в мешок,Назло современным наукам.
Ведь все из проклятых наук,Известных с времен Гостомысла,Гласили, что слово есть звук,Исполненный здравого смысла.
Но вся сумасшедшая сутьНазваний березы и дуба,Рогами уставившись в грудь,Бодает тоску словолюба.
Старый сад
Забор крапивою зарос,Но, несмотря на весь разор,Необычайно свеж рассолНастоянных на росах зорь.
Здесь был когда-то барский сад,Где молодой славянофилСледил, как закипает тазВаренья из лиловых слив.
Он рассуждал: «Недаром нитьВремен у нас еще крепка».И отпирал старинный шкап,Где красовался Ламартин.
Читал. Под деревенский гулВдруг засыпал. Чадил ночник.И долго слышен был чеканКузнечика в ночном лугу.
«Кончался август…»
