Давид Самойлов - Избранное

Старый сад

Забор крапивою зарос,Но, несмотря на весь разор,Необычайно свеж рассолНастоянных на росах зорь.

Здесь был когда-то барский сад,Где молодой славянофилСледил, как закипает тазВаренья из лиловых слив.

Он рассуждал: «Недаром нитьВремен у нас еще крепка».И отпирал старинный шкап,Где красовался Ламартин.

Читал. Под деревенский гулВдруг засыпал. Чадил ночник.И долго слышен был чеканКузнечика в ночном лугу.

«Кончался август…»

Кончался август.Примолкнул лес.Стозвездный АргусГлядел с небес.

А на рассветеВ пустых поляхУсатый ветерГулял, как лях.

Еще чуть светелВдали рассвет…Гуляет ветер,Гуляет Фет.

Среди владенийИ по лесамПоследний генийГуляет сам.

Не близок полдень,Далек закат.А он свободенОт всех плеяд…

«…И тогда узнаешь вдруг…»

А. Я.

…И тогда узнаешь вдруг,Как звучит родное слово.Ведь оно не смысл и звук,А уток пережитого,Колыбельная основаНаших радостей и мук.

Подражание Феокриту

Песню запойте для нас, милые Музы!Лепит понтийский закат тень на вершине.Воздухом нежной зимы пахнут арбузы,Медом осенней зари — спелые дыни.

Песню запойте для нас, милые Музы!В час, когда примет волна цвет апельсина,В час, когда к козьей тропе выйдут Отузы,Песню запойте для нас кратко и сильно.

Песню запойте для нас, милые Музы!Медь ядовитых высот солнце чеканит.Вместе с вечерней зарей сбросим обузы,Все, что тревожило нас, в вечности канет.

Но еще видно, как там, на перевале,Вывесил цепкий кизил алые бусы.Вспомните, как в старину вы нам певали,Песню запойте для нас, милые Музы!

Михайловское

Деревья пели, кипели,Переливались, текли,Качались, как колыбели,И плыли, как корабли.

Всю ночь, до самого света,Пока не стало светло,Качалось сердце поэта —Кипело, пело, текло.

Свободный стих

В третьем тысячелетьеАвтор повестиО позднем ПредхиросимьеПозволит себе для спрессовки сюжетаНебольшие сдвиги во времени —Лет на сто или на двести.

В его повестиПушкинПоедет во дворецВ серебристом автомобилеС крепостным шофером Савельичем.

За креслом Петра ВеликогоБудет стоятьСедой арап Ганнибал —Негатив постаревшего Пушкина.Царь в лиловом кафтанеС брызнувшим из рукаваГолландским кружевомПримет поэта, чтобы дать направлениеОбразу бунтовщика Пугачева.Он предложит ПушкинуВиски с содовой,И тот не откажется,Несмотря на покашливаниеСтарого эфиопа.

— Что же ты, мин херц? —Скажет царь,Пяля рыжий зрачокИ подергивая левой щекой.— Вот мое последнее творение,Государь.—И Пушкин протянет ПетруСтихи, начинающиеся словами«На берегу пустынных волн…».

Скажет царь,Пробежавначало,— Пишешь недурно,Ведешь себя дурно.—

И, снова прицелив в поэта рыжий зрачок,Добавит: — Ужо тебе!..

Он отпустит Пушкина жестом,И тот, курчавясь, выскочит из кабинетаИ легко пролетитПо паркетам смежного зала,Чуть кивнувши Дантесу,Дежурному офицеру.

— Шаркуны, ваше величество,—Гортанно произнесет эфиопВслед белокурому внукуИ вдруг улыбнется,Показывая крепкие зубыЦвета слоновой кости.

Читатели третьего тысячелетияОткроют повестьС тем же отрешенным вниманием,С каким мыРассматриваем евангельские сюжетыМастеров Возрождения,Где за плечами гладковолосых мадоннВ итальянских окнахОткрываются тосканские рощи,А святой ИосифПридерживает стареющей рукойВечереющие складки флорентинского плаща.

Анна Ярославна

Как тебе живется, королева Анна,В той земле, во Франции чужой?Неужели от родного станаОтлепилась ты душой?

Как живется, Анна Ярославна,В теплых странах?..А у нас — зима.В Киеве у нас настолько славно,Храмы убраны и терема!

Там у вас загадочные дуютВетрыс моря-океана вдоль земли.И за что там герцоги воюют?И о чем пекутся короли?

Каково тебе в продутых залах,Где хозяин редок, словно гость,Где собаки у младенцев малыхОтбирают турью кость?

Там мечи, и панцири, и шкуры:Войны и охоты — все одно.Там под вечер хлещут трубадурыАвиньонское вино…

Ты полночи мечешься в постели,Просыпаясь со слезой…Хорошо ли быть на самом делеКоролевой Франции чужой?

Храмы там суровы и стрельчаты,В них святые — каменная рать.Своевольны лысые прелаты.А до бога не достать!

Хорошо почувствовать на ощупь,Как тепла медовая свеча!..Девушки в Днепре белье полощутИ кричат по-русски,хохоча.

Здесь, за тыщей рек, лесов, распутиц,Хорошо, просторно на дворе…Девушки, как стаи белых утиц,Скатерти полощут во Днепре.

Солдат и Марта

Первую брачную ночь Марта и драгун Рааб провели в доме пастора Глюка.

ОнЛюбимая, не говори,Что надо нам прощаться!Пускай до утренней зариПродлится наше счастье!..

ОнаДрагун! Драгун! Ведь завтра бой,Нам суждены печали.Не на разлуку ль нас с тобойСегодня обвенчали?..

ОнЛюбимая! Не говори!Нам суждено прощаться!Но пусть до утренней зариПродлится это счастье!..

И грянул бой. И обреченБыл город. Град чугунныйНизвергся. Рядом с трубачомУпал воитель юный.

Его латали лекаря.И он узнал от друга,Что слух идет: мол, у царяЖивет его супруга.

Там купола, как янтариНад старою Москвою…

ОнЛюбимая! Не говори!Вот я перед тобою…

ОнаЗачем здесь этот инвалид,Игрушка чьих-то козней!Беги! Не то тебя велитУбить супруг мой грозный!

ОнЛюбимая! Не говори!Как разошлись дороги!..Спокойно властвуй и цари!..

И он упал ей в ноги.

ОнаДеньгу солдату! Пусть он пьет!Не знает сам, что мелет!Гляди, коли Великий ПетрСловам твоим поверит!..

ОнЛюбимая! Не говори!Уже настало утро!И поскорей умри, умри,Та ночь Мариенбурга!

ОнаДа, поскорей умри, та ночь!Умри, то утро боя!Солдат, ступай отсюда прочь,—Я не была с тобою.Ступай, ступай, хромой драгун,И обо мне — ни звука!Забудь про то, что ты был юн,Про свадьбу в доме Глюка.И пей, хоть день, хоть два, хоть триХоть до скончанья света!..

ОнЛюбимая! Не говори!Не говори про это!..

Скоморошина