Александр Блок - Русь моя, жизнь моя…
«Я миновал закат багряный…»
Я миновал закат багряный,Ряды строений миновал,
Вступил в обманы и туманы, —Огнями мне сверкнул вокзал…
Я сдавлен давкой человечьей,Едва не оттеснен назад…И вот – ее глаза и плечи,И черных перьев водопад…
Проходит в час определенный,За нею – карлик, шлейф влача…И я смотрю вослед, влюбленный,Как пленный раб – на палача…
Она проходит – и не взглянет,Пренебрежением казня…И только карлик не устанетГлядеть с усмешкой на меня.
Февраль 1908«Твое лицо мне так знакомо…»
Твое лицо мне так знакомо,Как будто ты жила со мной.В гостях, на улице и домаЯ вижу тонкий профиль твой.Твои шаги звенят за мною,Куда я ни войду, ты там.Не ты ли легкою стопоюЗа мною ходишь по ночам?Не ты ль проскальзываешь мимо,Едва лишь в двери загляну,Полувоздушна и незрима,Подобна виденному сну?Я часто думаю, не ты лиСреди погоста, за гумном,Сидела, молча, на могилеВ платочке ситцевом своем?Я приближался – ты сидела,Я подошел – ты отошла,Спустилась к речке и запела…
На голос твой колоколаОткликнулись вечерним звоном…И плакал я, и робко ждал…Но за вечерним перезвономТвой милый голос затихал…Еще мгновенье – нет ответа,Платок мелькает за рекой…Но знаю горестно, что где-тоЕще увидимся с тобой.
7 августа 1908Из цикла «Город» (1904–1908)
Последний день
Ранним утром, когда люди ленились шевелиться,Серый сон предчувствуя последних дней зимы,Пробудились в комнате мужчина и блудница,Медленно очнулись среди угарной тьмы.
Утро копошилось. Безнадежно догорели свечи,Оплывший огарок маячил в оплывших глазах.За холодным окном дрожали женские плечи,Мужчина перед зеркалом расчесывал пробор в волосах.
Но серое утро уже не обмануло:Сегодня была она, как смерть, бледна,Еще вечером у фонаря ее лицо блеснуло,В этой самой комнате была влюблена.
Сегодня безобразно повисли складки рубашки,На всем был серый постылый налет.Углами торчала мебель, валялись окурки, бумажки,Всех ужасней в комнате был красный комод.
И вдруг влетели звуки. Верба, раздувшая почки,Раскачнулась под ветром, осыпая снег.В церкви ударил колокол. Распахнулись форточки,И внизу стал слышен торопливый бег.
Люди суетливо выбегали за ворота(Улицу скрывал дощатый забор).Мальчишки, женщины, дворники заметили что-то,Махали руками, чертя незнакомый узор.
Бился колокол. Гудели крики, лай и ржанье.Там, на грязной улице, где люди собрались,Женщина-блудница – от ложа пьяного желанья —На коленях, в рубашке, поднимала руки ввысь…
Высоко – над домами – в тумане снежной бури,На месте полуденных туч и полунощных звезд,Розовым зигзагом в разверстой лазуриТонкая рука распластала тонкий крест.
3 февраля 1904Петр
Евг. Иванову
Он спит, пока закат румян.И сонно розовеют латы.И с тихим свистом сквозь туманГлядится Змей, копытом сжатый.
Сойдут глухие вечера,Змей расклубится над домами.В руке протянутой ПетраЗапляшет факельное пламя.
Зажгутся нити фонарей,Блеснут витрины и тротуары.В мерцаньи тусклых площадейПотянутся рядами пары.
Плащами всех укроет мгла,Потонет взгляд в манящем взгляде.Пускай невинность из углаПротяжно молит о пощаде!
Там, на скале, веселый царьВзмахнул зловонное кадило,И ризой городская гарьФонарь манящий облачила!
Бегите все на зов! на лов!На перекрестки улиц лунных!Весь город полон голосовМужских – крикливых, женских – струнных!
Он будет город свой беречь,И, заалев перед денницей,В руке простертой вспыхнет мечНад затихающей столицей.
22 февраля 1904«Вечность бросила в город…»
Вечность бросила в городОловянный закат.Край небесный распорот,Переулки гудят.
Все бессилье гаданьяУ меня на плечах.В окнах фабрик – преданьяО разгульных ночах.
Оловянные кровли —Всем безумным приют.В этот город торговлиНебеса не сойдут.
Этот воздух так гулок,Так заманчив обман.Уводи, переулок,В дымно-сизый туман…
26 июня 1904«Город в красные пределы…»
Город в красные пределыМертвый лик свой обратил,Серо-каменное телоКровью солнца окатил.
Стены фабрик, стекла окон,Грязно-рыжее пальто,Развевающийся локон —Все закатом залито.
Блещут искристые гривыЗолотых, как жар, коней,Мчатся бешеные диваЖадных облачных грудей,
Красный дворник плещет ведраС пьяно-алою водой,Пляшут огненные бедраПроститутки площадной,
И на башне колокольнойВ гулкий пляс и медный зыкКажет колокол раздольныйОкровавленный язык.
28 июня 1904«В кабаках, в переулках, в извивах…»
В кабаках, в переулках, в извивах,В электрическом сне наявуЯ искал бесконечно красивыхИ бессмертно влюбленных в молву.
Были улицы пьяны от криков.Были солнца в сверканьи витрин.Красота этих женственных ликов!Эти гордые взоры мужчин!
Это были цари – не скитальцы!Я спросил старика у стены:«Ты украсил их тонкие пальцыЖемчугами несметной цены?
Ты им дал разноцветные шубки?Ты зажег их снопами лучей?Ты раскрасил пунцовые губки,Синеватые дуги бровей?»
Но старик ничего не ответил,Отходя за толпою мечтать.Я остался, таинственно светел,Эту музыку блеска впивать…
А они проходили все мимо,Смутно каждая в сердце тая,Чтоб навеки, ни с кем не сравнимой,Отлететь в голубые края.
И мелькала за парою пара…Ждал я Светлого Ангела к нам,Чтобы здесь, в ликованьи тротуара,Он одну приобщил небесам…
А вверху – на уступе опасном —Тихо съежившись, карлик приник,И казался нам знаменем краснымРаспластавшийся в небе язык.
Декабрь 1904Песенка
Она поет в печной трубе.Ее веселый голос тонок.Мгла опочила на тебе.За дверью плачет твой ребенок.
Весна! весна! Как воздух пуст!Как вечер непомерно скуден!Вон – тощей вербы голый куст —Унылый призрак долгих буден.
Вот вечер кутает окноСплошными белыми тенями.Мое лицо освещеноТвоими страшными глазами.
Но не боюсь смотреть в упор,В душе – бездумность и беспечность!Там – вихрем разметен костер,Но искры улетели в вечность…
Глаза горят, как две свечи.О чем она тоскует звонко?Поймем. Не то пронзят ребенкаБезумных глаз твоих мечи.
9 апреля 1905«Я вам поведал неземное…»
Я вам поведал неземное.Я все сковал в воздушной мгле.В ладье – топор. В мечте – герои.Так я причаливал к земле.
Скамья ладьи красна от кровиМоей растерзанной мечты,Но в каждом доме, в каждом кровеИщу отважной красоты.
Я вижу: ваши девы слепы,У юношей безогнен взор.Назад! Во мглу! В глухие склепы!Вам нужен бич, а не топор!
И скоро я расстанусь с вами,И вы увидите меняВон там, за дымными горами,Летящим в облаке огня!
16 апреля 1905Невидимка
Веселье в ночном кабаке.Над городом синяя дымка.Под красной зарей вдалекеГуляет в полях Невидимка.
Танцует над топью болот,Кольцом окружающих домы,Протяжно зовет и поетНа голос, на голос знакомый.
Вам сладко вздыхать о любви,Слепые, продажные твари?Кто небо запачкал в крови?Кто вывесил красный фонарик?
И воет, как брошенный пес,Мяучит, как сладкая кошка,Пучки вечереющих розШвыряет блудницам в окошко…
И ломится в черный притонВатага веселых и пьяных,И каждый во мглу увлеченТолпой проституток румяных…
В тени гробовой фонари,Смолкает над городом грохот…На красной полоске зариБеззвучный качается хохот…
Вечерняя надпись пьянаНад дверью отворенной в лавку.Вмешалась в безумную давкуС расплеснутой чашей винаНа Звере Багряном – Жена.
16 апреля 1905Митинг
Он говорил умно и резко,И тусклые зрачкиМетали прямо и без блескаСлепые огоньки.
А снизу устремлялись взорыОт многих тысяч глаз,И он не чувствовал, что скороПробьет последний час.
Его движенья были верны,И голос был суров,И борода качалась мерноВ такт запыленных слов.
И серый, как ночные своды,Он знал всему предел.Цепями тягостной свободыУверенно гремел.
Но те, внизу, не понималиНи чисел, ни имен,И знаком долга и печалиНикто не заклеймен.
И тихий ропот поднял руку,И дрогнули огни.Пронесся шум, подобный звукуУпавшей головни.
Как будто свет из мрака брызнул,Как будто был намек…Толпа проснулась. Дико взвизгнулПронзительный свисток.
И в звоны стекол перебитыхВорвался стон глухой,И человек упал на плитыС разбитой головой.
Не знаю, кто ударом камняУбил его в толпе,И струйка крови, помню ясно,Осталась на столбе.
Еще свистки ломали воздух,И крик еще стоял,А он уж лег на вечный отдыхУ входа в шумный зал…
Но огонек блеснул у входа…Другие огоньки…И звонко брякнули у сводаВзведенные курки.
И промелькнуло в беглом свете,Как человек лежал,И как солдат ружье над мертвымНаперевес держал.
Черты лица бледней казалисьОт черной бороды,Солдаты, молча, собиралисьИ строились в ряды.
И в тишине, внезапно вставшей,Был светел круг лица,Был тихий Ангел пролетавший,И радость – без конца.
И были строги и спокойныОткрытые зрачки,Над ними вытянулись стройноБлестящие штыки.
Как будто, спрятанный у входаЗа черной пастью дул,Ночным дыханием свободыУверенно вздохнул.
10 октября 1905«Вися над городом всемирным…»
