Александр Блок - Русь моя, жизнь моя…
Пожар
Понеслись, блеснули в очиОгневые языки,Золотые брызги ночи,Городские мотыльки.
Зданье дымом затянуло,То́лпы темные текут…Но вдали несутся гулы,Светы новые бегут…
Крики брошены горстямиЗолотых монет.Над вспененными конямиФакел стелет красный свет.
И, крутя живые спицы,Мчатся вихрем колесницы,Впереди – скакун с трубойНад испуганной толпой.
Скок по камню тяжко звонок,Голос хриплой меди тонок,Расплеснулась, широка,Гулкой улицы река.
На блистательные шлемыКаплет снежная роса…Дети ночи черной – где мы?..Чьи взывают голоса?..
Нет, опять погаснут зданья,Нет, опять он обманул, —Отдаленного восстаньяНадвигающийся гул…
Декабрь 1906Клеопатра
Открыт паноптикум печальныйОдин, другой и третий год.Толпою пьяной и нахальнойСпешим… В гробу царица ждет.
Она лежит в гробу стеклянном,И не мертва и не жива,А люди шепчут неустанноО ней бесстыдные слова.
Она раскинулась лениво —Навек забыть, навек уснуть…Змея легко, неторопливоЕй жалит восковую грудь…
Я сам, позорный и продажный,С кругами синими у глаз,Пришел взглянуть на профиль важный,На воск, открытый напоказ…
Тебя рассматривает каждый,Но, если б гроб твой не был пуст,Я услыхал бы не однаждыНадменный вздох истлевших уст:
«Кадите мне. Цветы рассыпьте.Я в незапамятных векахБыла царицею в Египте.Теперь – я воск. Я тлен. Я прах».
«Царица! Я пленен тобою!Я был в Египте лишь рабом,А ныне суждено судьбоюМне быть поэтом и царем!
Ты видишь ли теперь из гроба,Что Русь, как Рим, пьяна тобой?Что я и Цезарь – будем обаВ веках равны перед судьбой?»
Замолк. Смотрю. Она не слышит.Но грудь колышется едваИ за прозрачной тканью дышит…И слышу тихие слова:
«Тогда я исторгала грозы,Теперь исторгну жгучей всехУ пьяного поэта – слезы,У пьяной проститутки – смех».
16 декабря 1907Из цикла «Снежная маска» (1907)
Снежное вино
И вновь, сверкнув из чаши винной,Ты поселила в сердце страхСвоей улыбкою невиннойВ тяжелозмейных волосах.
Я опрокинут в темных струяхИ вновь вдыхаю, не любя,Забытый сон о поцелуях,О снежных вьюгах вкруг тебя.
И ты смеешься дивным смехом,Змеишься в чаше золотой,И над твоим собольим мехомГуляет ветер голубой.
И как, глядясь в живые струи,Не увидать себя в венце?Твои не вспомнить поцелуиНа запрокинутом лице?
29 декабря 1906Второе крещенье
Открыли дверь мою метели,Застыла горница моя,И в новой снеговой купелиКрещен вторым крещеньем я.
И в новый мир вступая, знаю,Что люди есть, и есть дела.Что путь открыт наверно к раюВсем, кто идет путями зла.
Я так устал от ласк подругиНа застывающей земле.И драгоценный камень вьюгиСверкает льдиной на челе.
И гордость нового крещеньяМне сердце обратила в лед.Ты мне сулишь еще мгновенья?Пророчишь, что весна придет?
Но посмотри, как сердце радо!Заграждена снегами твердь.Весны не будет, и не надо:Крещеньем третьим будет – Смерть.
3 января 1907Влюбленность
и опять твой сладкий сумрак, влюбленность.И опять: «Навеки. Опусти глаза твои».И дней туманность, и ночная бессонность,И вдали, в волнах, вдали – пролетевшие ладьи.
И чему-то над равнинами снежнымиУлыбнувшаяся задумчиво заря.И ты, осенившая крылами белоснежнымиНа вечный покой отходящего царя.
Ангел, гневно брови изламывающий,Два луча – два меча скрестил в вышине.Но в гневах стали звенящей и падающейТвоя улыбка струится во мне.
4 января 1907В углу дивана
Но в камине дозвенелиУгольки.
За окошком догорелиОгоньки.
И на вьюжном море тонутКорабли.
И над южным морем стонутЖуравли.
Верь мне, в этом мире солнцаБольше нет.
Верь лишь мне, ночное сердце,Я – поэт!
Я, какие хочешь, сказкиРасскажу
И, какие хочешь, маскиПриведу.
И пройдут любые тениПри огне,
Странных очерки виденийНа стене.
И любой колени склонитПред тобой…
И любой цветок уронитГолубой…
9 января 1907На снежном костре
И взвился костер высокийНад распятым на кресте.Равнодушны, снежнооки,Ходят ночи в высоте.
Молодые ходят ночи,Сестры-пряхи снежных зим,И глядят, открывши очи,Завивают белый дым.
И крылатыми очамиНежно смотрит высота.Вейся, легкий, вейся, пламень,Увивайся вкруг креста!
В снежной маске, рыцарь милый,В снежной маске ты гори!Я ль не пела, не любила,Поцелуев не дарилаОт зари и до зари?
Будь и ты моей любовью,Милый рыцарь, я стройна,Милый рыцарь, снежной кровьюЯ была тебе верна.
Я была верна три ночи,Завивалась и звала,Я дала глядеть мне в очи,Крылья легкие дала…
Так гори, и яр и светел,Я же – легкою рукойРазмету твой легкий пепелПо равнине снеговой.
13 января 1907Из цикла «Фаина» (1906–1908)
«Я в дольний мир вошла, как в ложу…»
Н. Н. В.
Я в дольний мир вошла, как в ложу.Театр взволнованный погас.И я одна лишь мрак тревожуЖивым огнем крылатых глаз.
Они поют из темной ложи:«Найди. Люби. Возьми. Умчи».И все, кто властен и ничтожен,Опустят предо мной мечи.
И все придут, как волны в море,Как за грозой идет гроза.Пылайте, траурные зори,Мои крылатые глаза!
Взор мой – факел, к высям кинут,Словно в небо опрокинутКубок темного вина!Тонкий стан мой шелком схвачен.Темный жребий вам назначен,Люди! Я стройна!
Я – звезда мечтаний нежных,И в венце метелей снежныхЯ плыву, скользя…В серебре метелей кроясь,Ты горишь, мой узкий пояс —Млечная стезя!
1 января 1907«Ушла. Но гиацинты ждали…»
Ушла. Но гиацинты ждали,И день не разбудил окна,И в легких складках женской шалиЦвела ночная тишина.
В косых лучах вечерней пыли,Я знаю, ты придешь опятьБлагоуханьем нильских лилийМеня пленять и опьянять.
Мне слабость этих рук знакома,И эта шепчущая речь,И стройной талии истома,И матовость покатых плеч.
Но в имени твоем – безмерность,И рыжий сумрак глаз твоихТаит змеиную неверностьИ ночь преданий грозовых.
И, миру дольнему подвластна,Меж всех – не знаешь ты одна,Каким раденьям ты причастна,Какою верой крещена.
Войди, своей не зная воли,И, добрая, в глаза взгляни,И темным взором острой болиЖивое сердце полосни.
Вползи ко мне змеей ползучей,В глухую полночь оглуши,Устами томными замучай,Косою черной задуши.
31 марта 1907Осенняя любовь
1
Когда в листве сырой и ржавойРябины заалеет гроздь,Когда палач рукой костлявойВобьет в ладонь последний гвоздь,
Когда над рябью рек свинцовой,В сырой и серой высоте,
Пред ликом родины суровойЯ закачаюсь на кресте, —
Тогда – просторно и далекоСмотрю сквозь кровь предсмертных слез,И вижу: по реке широкойКо мне плывет в челне Христос.
В глазах – такие же надежды,И то же рубище на нем.И жалко смотрит из одеждыЛадонь, пробитая гвоздем.
Христос! Родной простор печален!Изнемогаю на кресте!И челн твой – будет ли причаленК моей распятой высоте?
2
И вот уже ветром разбиты, убитыКусты облетелой ракиты.
И прахом дорожнымУгрюмая старость легла на ланитах.Но в темных орбитахВзглянули, сверкнули глаза невозможным.
И радость, и слава —Все в этом сияньи бездонномИ дальнем.
Но смятые травыПечальны,И листья крутятся в лесу обнаженном…
И снится, и снится, и снится:Бывалое солнце!Тебя мне все жальче и жальче…
О, глупое сердце,Смеющийся мальчик,Когда перестанешь ты биться?
3
Под ветром холодные плечиТвои обнимать так отрадно:Ты думаешь – нежная ласка,Я знаю – восторг мятежа!
И теплятся очи, как свечиНочные, и слушаю жадно —Шевелится страшная сказка,И звездная дышит межа…
О, в этот сияющий вечерТы будешь все так же прекрасна,И, верная темному раю,Ты будешь мне светлой звездой!
Я знаю, что холоден ветер,Я верю, что осень бесстрастна!Но в темном плаще не узнают,Что ты пировала со мной!..
И мчимся в осенние дали,И слушаем дальние трубы,И мерим ночные дороги,Холодные выси мои…
Часы торжества миновали —Мои опьяненные губыЦелуют в предсмертной тревогеХолодные губы твои.
3 октября 1907«В те ночи светлые, пустые…»
