Александр Блок - Русь моя, жизнь моя…
Тишина цветет
Здесь тишина цветет и движетТяжелым кораблем души,И ветер, пес послушный, лижетЧуть пригнутые камыши.
Здесь в заводь праздную желаньеСвои приводит корабли.И сладко тихое незнаньеО дальних ропотах земли.
Здесь легким образам и думамЯ отдаю стихи мои,И томным их встречают шумомРеки согласные струи.
И, томно опустив ресницы,Вы, девушки, в стихах прочли,Как от страницы до страницыВдаль потянули журавли.
И каждый звук был вам намекомИ несказанным – каждый стих.И вы любили на широкомПросторе легких рифм моих.
И каждая навек узналаИ не забудет никогда,Как обнимала, целовала,Как пела тихая вода.
Октябрь 1906«Ты можешь по траве зеленой…»
Ты можешь по траве зеленойВсю церковь обойти,И сесть на паперти замшёной,И кружево плести.
Ты можешь опустить ресницы,Когда я прохожу,Поправить кофточку из ситца,Когда я погляжу.
Твои глаза еще невинны,Как цветик голубой,И эти косы слишком длинныДля шляпки городской.
Но ты гуляешь с красным бантомИ семячки лущишь,Телеграфисту с желтым кантомБукетики даришь.
И потому – ты будешь радаСквозь мокрую травуПрийти в туман чужого сада,Когда я позову.
Октябрь 1906«Ищу огней – огней попутных…»
Ищу огней – огней попутныхВ твой черный, ведовской предел.Меж темных заводей и мутныхОгромный месяц покраснел.
Его двойник плывет над лесомИ скоро станет золотым.Тогда – простор болотным бесам,И водяным, и лесовым.
Вертлявый бес верхушкой елиПроткнет небесный золотой,И долго будут петь свирели,И стадо звякать за рекой…
И дальше путь, и месяц выше,И звезды меркнут в серебре.И тихо озарились крышиВ ночной деревне, на горе.
Иду, и холодеют росы,И серебрятся о тебе,Все о тебе, расплетшей косыДля друга тайного, в избе.
Дай мне пахучих, душных зелийИ ядом сладким заморочь,Чтоб, раз вкусив твоих веселий,Навеки помнить эту ночь.
Октябрь 1906«О жизни, догоревшей в хоре…»
О жизни, догоревшей в хореНа темном клиросе Твоем.О Деве с тайной в светлом взореНад осиянным алтарем.
О томных девушках у двери,Где вечный сумрак и хвала.О дальней Мэри, светлой Мэри,В чьих взорах – свет, в чьих косах – мгла.
Ты дремлешь, Боже, на иконе,В дыму кадильниц голубых.Я пред тобою, на амвоне,Я – сумрак улиц городских.
Со мной весна в твой храм вступила,Она со мной обручена.Я – голубой, как дым кадила,Она – туманная весна.
И мы под сводом веем, веем,Мы стелемся над алтарем,Мы над народом чары деемИ Мэри светлую поем.
И девушки у темной двери,На всех ступенях алтаря —Как засветлевшая от МэриПередзакатная заря.
И чей-то душный, тонкий волосСкользит и веет вкруг лица,И на амвоне женский голосПоет о Мэри без конца.
О розах над ее иконой,Где вечный сумрак и хвала,О деве дальней, благосклонной,В чьих взорах – свет, в чьих косах – мгла.
Ноябрь 1906Балаган
Ну, старая кляча, пойдем ломать своего Шекспира.
КинНад черной слякотью дорогиНе поднимается туман.Везут, покряхтывая, дрогиМой полинялый балаган.
Лицо дневное АрлекинаЕще бледней, чем лик Пьеро.И в угол прячет КоломбинаЛохмотья, сшитые пестро…
Тащитесь, траурные клячи!Актеры, правьте ремесло,Чтобы от истины ходячейВсем стало больно и светло!
В тайник души проникла плесень,Но надо плакать, петь, идти.Чтоб в рай моих заморских песенОткрылись торные пути.
Ноябрь 1906Усталость
Кому назначен темный жребий,Над тем не властен хоровод.Он, как звезда, утонет в небе,И новая звезда взойдет.
И краток путь средь долгой ночи,Друзья, близка ночная твердь!И даже рифмы нет корочеГлухой, крылатой рифмы: смерть.
И есть ланит живая алость,Печаль свиданий и разлук…Но есть паденье, и усталость,И торжество предсмертных мук.
14 февраля 1907«Зачатый в ночь, я в ночь рожден…»
Зачатый в ночь, я в ночь рожден,И вскрикнул я, прозрев:Так тяжек матери был стон,Так черен ночи зев.
Когда же сумрак поредел,Унылый день повлекКлубок однообразных дел,Безрадостный клубок.
Что быть должно – то быть должно,Так пела с детских летШарманка в низкое окно,И вот – я стал поэт.
Влюбленность расцвела в кудряхИ в ранней грусти глаз.И был я в розовых цепяхУ женщин много раз.
И все, как быть должно, пошло:Любовь, стихи, тоска:Все приняла в свое руслоСпокойная река.
Как ночь слепа, так я был слеп,И думал жить слепой…Но раз открыли темный склеп,Сказали: Бог с тобой.
В ту ночь был белый ледоход,Разлив осенних вод.Я думал: «Вот, река идет».И я пошел вперед.
В ту ночь река во мгле была,И в ночь и в темнотуТа – незнакомая – пришлаИ встала на мосту.
Она была – живой костерИз снега и вина.Кто раз взглянул в желанный взор,Тот знает, кто она.
И тихо за руку взялаИ глянула в лицо.И маску белую далаИ светлое кольцо.
«Довольно жить, оставь слова,Я, как метель, звонка,Иною жизнию жива,Иным огнем ярка».
Она зовет. Она манит.В снегах земля и твердь.Что́ мне поет? Что́ мне звенит?Иная жизнь? Глухая смерть?
12 апреля 1907«С каждой весною пути мои круче…»
С каждой весною пути мои круче,Мертвенней сумрак очей.С каждой весною ясней и певучейТаинства белых ночей.
Месяц ладью опрокинул в последнейБледной могиле, – и вотСтертые лица и пьяные бредни…Карты… Цыганка поет.
Смехом волнуемый черным и громким,Был у нас пламенный лик.Свет набежал. Промелькнули потемки.Вот он: бесстрастен и дик.
Видишь, и мне наступила на горло,Душит красавица ночь…Краски последние смыла и стерла…Что ж? Если можешь, пророчь…
Ласки мои неумелы и грубы,Ты же – нежнее, чем май.Что же? Целуй в помертвелые губы.Пояс печальный снимай.
7 мая 1907Девушке
Ты перед ним, что стебель гибкий,Он пред тобой, что лютый зверь.Не соблазняй его улыбкой,Молчи, когда стучится в дверь.
А если он ворвется силой,За дверью стань и стереги:Успеешь – в горнице немилойСухие стены подожги.
А если близок час позорный,Ты повернись лицом к углу,Свяжи узлом платок свой черныйИ в черный узел спрячь иглу.
И пусть игла твоя вонзитсяВ ладони грубые, когдаВ его руках ты будешь биться,Крича от боли и стыда…
И пусть в угаре страсти грубойОн не запомнит, сгоряча,Твои оттиснутые зубыГлубоким шрамом вдоль плеча!
6 июня 1907«Она пришла с заката…»
Она пришла с заката.Был плащ ее заколотЦветком нездешних стран.
Звала меня куда-тоВ бесцельный зимний холодИ в северный туман.
И был костер в полночи.И пламя языкамиЛизало небеса.
Сияли ярко очи,И черными змеямиРаспуталась коса.
И змеи окрутилиМой ум, и дух высокийРаспяли на кресте.
И в вихре снежной пылиЯ верен черноокойЗмеиной красоте.
8 ноября 1907«Я миновал закат багряный…»
Я миновал закат багряный,Ряды строений миновал,
Вступил в обманы и туманы, —Огнями мне сверкнул вокзал…
Я сдавлен давкой человечьей,Едва не оттеснен назад…И вот – ее глаза и плечи,И черных перьев водопад…
Проходит в час определенный,За нею – карлик, шлейф влача…И я смотрю вослед, влюбленный,Как пленный раб – на палача…
Она проходит – и не взглянет,Пренебрежением казня…И только карлик не устанетГлядеть с усмешкой на меня.
Февраль 1908«Твое лицо мне так знакомо…»
Твое лицо мне так знакомо,Как будто ты жила со мной.В гостях, на улице и домаЯ вижу тонкий профиль твой.Твои шаги звенят за мною,Куда я ни войду, ты там.Не ты ли легкою стопоюЗа мною ходишь по ночам?Не ты ль проскальзываешь мимо,Едва лишь в двери загляну,Полувоздушна и незрима,Подобна виденному сну?Я часто думаю, не ты лиСреди погоста, за гумном,Сидела, молча, на могилеВ платочке ситцевом своем?Я приближался – ты сидела,Я подошел – ты отошла,Спустилась к речке и запела…
На голос твой колоколаОткликнулись вечерним звоном…И плакал я, и робко ждал…Но за вечерним перезвономТвой милый голос затихал…Еще мгновенье – нет ответа,Платок мелькает за рекой…Но знаю горестно, что где-тоЕще увидимся с тобой.
7 августа 1908Из цикла «Город» (1904–1908)
