Семен Липкин - Большая книга стихов
1960
ОЧЕВИДЕЦ
Ты понял, что распад сердецСтрашней, чем расщепленный атом,Что невозможно наконецКоснеть в блаженстве глуповатом,Что много пройдено дорог,Что нам нельзя остановиться,Когда растет уже пророкИз будничного очевидца.
1960
МЕРТВЫМ
В этой замкнутой, душной чугунности,Где тоска с воровским улюлю,Как же вас я в себе расщеплю,Молодые друзья моей юности?
К Яру Бабьему этого вывели,Тот задушен таежною мглой.Понимаю, вы стали золой,Но скажите: вы живы ли, живы ли?
Вы ответьте, — прошу я немногого:Там, в юдоли своей неземной,Вы звереете вместе со мной,Низвергаясь в звериное логово?
Или гибелью вас осчастливилиИ, оставив меня одного,Не хотите вы знать ничего?Как мне трудно! Вы живы ли, живы ли?
1960
АКУЛИНА ИВАНОВНА
У Симагиных вечером пьют,Акулину Ивановну бьют.Лупит внук, — не закончил он, внук,Академию разных наук:
"Ты не смей меня, ведьма, сердить,Ты мне опиум брось разводить!"Тут и внука жена, и дружки,На полу огурцы, пирожки.
Участковый пришел, говорит:"По решетке скучаешь, бандит?"Через день пьем и мы невзначайС Акулиной Ивановной чай.
Пьет, а смотрит на дверь, сторожит.В тонкой ручечке блюдце дрожит.На исходе десяток восьмой,А за внука ей больно самой.
В чем-то держится эта душа,А душа — хороша, хороша!"Нет, не Ванька, а я тут виной,Сам Господь наказал его мной.
Я-то что? Помолюсь, отойдуДа в молитвенный дом побреду.Говорят мне сестрицы: "Беда,Слишком ты, Акулина, горда,Никогда не видать твоих слез,А ведь плакал-то, плакал Христос".
1960
ДОБРО
Добро — болван, добро — икона,Кровавый жертвенник земли,Добро — тоска Лаокоона,И смерть змеи, и жизнь змеи.Добро — ведро на коромыслеИ капля из того ведра,Добро — в тревожно-жгучей мысли,Что мало сделал ты добра.
1960
ПО ВЕСЕННИМ ПОЛЯМ
Теплый свет, зимний хлам, снег с водой пополам,Солнце-прачка склонилось над балкой-корытом.Мы поедем с тобой по весенним полям,По весенним полям, по весенним полям,По дорогам размытым.
Наш конек седогривый по кличке МизгирьТак хорош, будто мчался на нем богатырь.Дорогая, не холодно ль в старой телеге?Узнаешь эту легкую русскую ширь,Где прошли печенеги?
Удивительно чист — в проводах — небосклон.Тягачи приближаются с разных сторон.Грузовые машины в грязи заскучали.Мы поедем с тобой в запредельный район,Целиною печали.
Ты не думай о газовом смраде печей,Об острожной тревоге таежных ночей, —Хватит, хватит нам глухонемого раздумья!Мы поедем в глубинку горячих речей,В заповедник безумья.
Нашей совести жгучей целительный срамСтанет славой людской на судилище строгом.Мы поедем с тобой по весенним полям,По весенним полям, по весенним полям,По размытым дорогам.
1960
КОМБИНАТ ГЛУХОНЕМЫХ
Даль морская, соль живаяЗнойных улиц городских.Звон трамвая. Мастерская —Комбинат глухонемых.
Тот склонился над сорочкой,Та устала от шитья,И бежит машинной строчкойЛиния небытия.
Ничего она не слышит,Бессловесная артель,Лишь в окно сквозь сетку дышитПолдень мира, южный хмель.
Неужели мы пропали,Я и ты, мой бедный стих,Неужели мы попалиВ комбинат глухонемых?
1960
СОЛОВЕЙ ПОЕТ
Соловей поет за рекой лесной,Он поет, — расстаются вдругТо ли брат с сестрой, то ли муж с женой,То ль с любовницей старый друг.
Поезда гудят на прямом бегу,И кукушки дрожит ку-ку,Дятлу хочется зашибить деньгу,Постолярничать на суку,
Ранний пар встает над гнилой водой,Над зеленой тайной болот.Умирает наш соловей седой,Умирая, поет, поет…
1960
РИСУНОК В ВАГОНЕ
Яснеют законы добраВ четвертом своем измеренье:Не завтра, а наше вчераСегодня поймешь в озаренье.
У мальчика что-то в лице,Чем с миром прошедшим он связан.Себя не найдет он в отце,Но тот уже в нем предуказан.
А поезд в движенье живомШумит, приближаясь к платформе:Так мысль, чтобы стать существом,Спешит к предназначенной форме.
1960
НА РЕАКТИВНОМ САМОЛЕТЕ
Сколько взяли мы разных Бастилии,А настолько остались просты,Что Творца своего поместилиПосреди неземной высоты.
И когда мы теперь умудренноПролагаем заоблачный след,То-то радость: не видно патрона,Никакого всевышнего нет!
Где же он, судия и хозяин?Там ли, в капище зла и греха,Где ликует и кается Каин,Обнажая свои потроха?
Или в радостной келье святого,Что гордится своей чистотой?Или там, где немотствует слово,Задыхаясь под жесткой пятой?
Или там, где рождаются люди,Любят, чахнут и грезят в бреду —В этом тусклом и будничном блуде,В этом истинно райском саду!
1960
РИСУНОК В НАЧАЛЕ ВЕСНЫ
Не для того идет весна, чтоб заблудиться в соснах,Чтоб между ними постелить роскошные ковры:Кругом галактики горят растений светоносных,Могучих полевых цветов планеты и миры.
В первоначальной чистоте туманности речныеДовавилонским словарем владеют до сих пор.На этой средней полосе земли моей, России,Я слышу трав и родников старинный разговор.
Поймите же, что каждый день становится началомИ нам сулит, как первый день, грядущую грозу!В треухе, в роговых очках, в пальтишке обветшалом,Сидит старик, сидит, пасет печальную козу.
1960
РИСУНОК НА ГРЕЧЕСКОЙ ПЛОЩАДИ
И дворик, и галереяУвиты пыльным плющом.Проститься бы поскорее —О чем говорить, о чем?
Твой город в прежней одежде,Но сам ты не прежний нахал,Хотя и краснеет, как прежде,Седая мадам Феофал.
А там, на площади, людно,Таксисты дремлют в тени.Отсюда попасть нетрудноВ Херсон, Измаил, Рени…
Зачем, неудачник, злишься?Иль вспомнить уже не рад,Какой была ВасилисаЛет тридцать тому назад?
Прокрадывалась в сарайчик —И дверь за собой на засов,И лишь электрический зайчикВыскакивал из пазов!
Угадывал ты, счастливый,Чуть стыдный ее смешок,А на губах торопливыйГорел, не стихал ожог.
Студентик в пору каникул,Не ты ли еще вчераВ душе своей жалко чирикалО смерти, о казни добра?
Как в омут потустороннийСмотрел ты, робкий смутьян,На жмеринковском перронеВ глаза безумных крестьян.
Вповалку они лежали,Ни встать, ни уйти не могли,Прошедших времен скрижалиКлеймили их: куркули.
Но дикость хохлатского неба,Но звезд золотой запас,Но дикая стоимость хлеба,Но боль обезумевших глаз
Померкли пред этой искройВо мраке южных ночей,Пред этой легкой и быстрой,Безумной любовью твоей,
С веселой, готовой пухнутьСмуглою наготой,С тяжелой, готовой рухнутьГреческой красотой.
1960
