Семен Липкин - Большая книга стихов

1955

ПЕПЕЛ

Постарались и солнце, и осень,На деревьях листву подожгли.Дети племени кленов и сосен,Отпылав, на земле полегли.

Очертаньем, окраскою кожи,Плотью, соком, красою резнойДруг на друга листы не похожи,Но лежат они кучей сплошной.

В этом, красном, — обличье индийца,Этот, желтый, — ну, право, монгол.Этот миром не мог насладиться,Зеленея, сгорел, отошел.

Не хотим удивляться бессилью,Словно так им и надо лежать,Пеплом осени, лагерной пыльюПод ногами прохожих шуршать.

Отчего же осенним затишьемМы стоим над опавшей листвойИ особенным воздухом дышимИ не знаем вины за собой?

Тополей и засохших орешин,Видно, тоже судьба не проста.Ну, а я-то не лист, не безгрешен,Но, быть может, я лучше листа?

Знал я горе, стремление к благу,Муки совести, жгучий позор…Неужели вот так же я лягу —Пепел осени, лагерный сор?

1956

БОГОРОДИЦА

Гремели уже на булыжникеНемецкие танки вдали.Уже фарисеи и книжникиПочетные грамоты жгли.В то утро скончался Иосиф,Счастливец, ушел в тишину,На муки жестокие бросивРожавшую в муках жену.

Еще их соседи не предали,От счастья балдея с утра,Еще даже имени не далиРебенку того столяра,Душа еще реяла где-тоУмершего сына земли,Когда за слободкою в геттоИ мать, и дитя увели.

Глазами недвижными нелюдиСмотрели на тысячи лиц.Недвижны глаза и у челяди —Единое племя убийц.Свежа еще мужа могила,И гибель стоит за углом,А мать мальчугана кормилаСладчайшим своим молоком.

Земное осело, отсеялось,Но были земные дела.Уже ни на что не надеялась,Но все же чего-то ждала.Ждала, чтобы вырос он, милый,Пошел бы, сначала ползком,И мать мальчугана кормилаСладчайшим своим молоком.

И яму их вырыть заставили,И лечь в этом глиняном рву,И нелюди дула направилиВ дитя, в молодую вдову.Мертвящая, черная силаУже ликовала кругом,А мать мальчугана кормилаСладчайшим своим молоком.

Не стала иконой прославленной,Свалившись на глиняный прах,И мальчик упал окровавленныйС ее молоком на губах.Еще не нуждаясь в спасенье,Солдаты в казарму пошли,Но так началось воскресеньеЛюдей, и любви, и земли.

1956

ГРЕК

У самого Понта Эвксинского,Где некогда жил Геродот,У самого солнца грузинского,Где цитрус привольно растет,

Где дышит в апреле расцветшаяПугливая прелесть цветов,Где пышет вражда сумасшедшаяРазличных племен и родов,

Где землю копают историкиНа твердом морском берегу, —Кофейню в неприбранном дворикеНикак я забыть не могу.

Туристы, простые и знатные,Дороги не ищут сюда.Бывают здесь люди приятные,Почтенные люди труда.

Армяне-сапожники, умницы,Портные, торговая сеть,Мыслители рынка и улицыЗдесь любят в прохладе сидеть.

В обычаях жителя местного —Горячий, но вежливый спор.За чашечкой кофе чудесногоНеплохо вести разговор.

Там, в дальнем углу, — завсегдатаи,И это видать по всему.Как рады, худые, усатые,Соседу они своему!

Он смотрит глазами блестящими,Издерганный, смуглый, седой.Поднимет руками дрожащимиТо кофе, то чашку с водой,

Поднимет — и в жгучем волненииНа столик поставит опять."…Я сделал им там заявление:— А что, если смогут узнать,

О нашей проведают гибелиБойцы Белояниса вдруг?За это и зубы мне выбили"."А много ли?" — "Тридцать на круг".

"Да что ты, чудак, ерепенишься?Вернулся? Живи как-нибудь!Еще ты не старый, ты женишься,Но рот себе справь, не забудь".

Он слушал и шутки отбрасывалОливковой нервной рукой.А море закат опоясывал,И шум утихал городской.

Казалось, что крик человеческийРождался в глубинах морских:Одних проклинал он по-гречески,По-русски рыдал о других.

1956

САД НА КРАЮ ПУСТЫНИ

Сад роскошен, высок и велик.В темноте растворилась ограда.Лают псы, чей-то слышится крик.Словно голубь, воркует арык,Лишь молчит население сада.

Что ему в этих звездных очах,В дальней ругани, в пьяных ночах,Где тревога и горе таятся,Где в пустынных ревет камышахТигр в оранжевых брюках паяца.

Для чего ему, саду, слова,Если ветками яблони всемиДоказал он, что правда жива,Что недаром полны торжестваИ бесстрашны плодовые семьи.

Только я вот, на каждом шагуДолжен мыслью обманывать гибкой,Откровенностью, выдумкой зыбкой,А бывает, — слезой и улыбкой,Даже болью сердечною лгу.

Как нужна эта горькая смелость,Эта чаша, что пьется до дна,Для которой и жить бы хотелось,Для которой и песня бы пелась,Для которой и ложь не нужна!

А в саду зарождаются розы.Мир дробится на капли глюкозы,Чтобы целостным сделаться вновь,Затеваются ливни и грозы,У стены, где надрезаны лозы,Как счастливые, первые слезыВиноградная капает кровь.

1956

У СОБАК

Закрутили покрепче мы гайку,Чтоб никто не сумел отвернуть,В герметическом ящике ЛайкуВ планетарный отправили путь.

На траву она смотрит понуро,На дорожный, неведомый знак,Не поймет, что заехала, дура,В государство разумных собак.

Перед нею сады и чертоги,Академии строгий дворец,А на площади — четвероногийЗнаменитый, гранитный мудрец.

Депутаты, жрецы, лицедеи,Псы-ученые, псы-лекаряПожелали узнать поскорееПервобытного пса-дикаря.

И толпа, орденами блистая,На советскую жучку глядит,От ее допотопного лаяОщущая и ужас, и стыд.

Что вы знаете, вы, кавалерыЗолотого созвездия Пса,О страданьях, которым ни меры,Ни числа не найдут небеса?

Что запели бы вы в своем доме,Услыхав директивы цинги,И просторы республики Коми,И указы державной тайги?

Благосклонный не стал благородным,Если с низким забыл он родство,Он не вправе считаться свободным,Если цепи на друге его.

Ни к чему вашей мысли паренье,Словопренье о зле и добре,Если в сердце лишь страх и презреньеК бессловесной, безумной сестре.

1957

ВАШ СПУТНИК

Я — земной, но сказка стала былью:На вселенской мельнице тружусь,И осыпан мелкой млечной пылью,Вместе с вами, звезды, я кружусь.

Я б навек от смертных откололся,Утверждаясь в собственном тепле,Но грибок внутри меня завелсяИ сигналы подает земле.

Боже правый, я не жду награды,Верьте, что, кляня судьбу мою,Предаю вас, чистые Плеяды,Солнце и Луну я предаю.

Скучно мне лететь в свободном небе,Страшно мне глядеть с вершины дней,И, быть может, мой блестящий жребийМногих мрачных жребиев трудней.

Может быть, в каком-то жутком блоке,Где-нибудь в Лефортовской тюрьме,Более свободен дух высокий,Что светить умеет и во тьме.

Я парю в паренье планетарном,Но, я знаю, долговечней тот,Кто сейчас в забое заполярномУголь репрессивный достает.

Пусть я нов, но я надеждой беден,Потому что не к добру мой труд.Стану я не нужен, даже вреден,И меня без шума уберут.

После кратких вынужденных странствий,Связанный с тобой, земная гниль,Разобьюсь в космическом пространстве,Распылюсь, как лагерная пыль.

1957