Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы

19. Стада в Рошке. Перевод Н. Гребнева

Минуя шаткий мост через ущелье,Стада, стада брели по склонам гор,Пастух, играя песню на свирели,Вел с ними свой нехитрый разговор.

С древнейших лет корова для хевсураЕдинственной надеждою была.Медлительная, мелкая, понуроОна брела на зорьке из села,

Траву щипала по альпийским склонам,Шел молодой пастух за нею вслед,И прыгал около нее теленок,Счастливый тем, что он рожден на свет.

Но мир был шаток. И когда темнелоИ полз туман лениво, как стада,Из-за далеких гор зелено-белыхНа пастбище хевсура шла беда.

Стада пугая топотом и свистом,Свалившись, словно на голову снег,Разбойничий отряд соседей-кистовСкакал вершить свой воровской набег.

…Я вижу, как по бурой бычьей шкуреИз рваной раны кровь бежит ручьем,Я слышу звон пастушьего пандури,Расколотого вражеским мечом.

Я вижу, как копыта бьют о камень,Я слышу звон металла средь камней,И бугаи с опущенными лбами,Ревя, бегут на взмыленных коней.

Встречал людское горе ветер свистом,По тропам и дорогам пыль мелоТуда, где в котловине каменистойОкаменело мирное село.

А утром с гор, зловещих и туманных,С остатком стад, усталы и тихи,В рубахах, окровавленных и рваных,В селенье возвращались пастухи.

Так жил хевсур.                          Свой славил труд суровый,И горный край и солнце славил он.И снова тень теленка и коровыЛожилась на крутой зеленый склон.

И снова шли стада под звон свирелиЩипать траву и пить из родника,И тяжелело вымя, и звенелиО днище ведер струи молока.

Хевсур любил свой труд. И труд хевсуруДавал, что мог: одежду и еду.На плоских крышах просыхали шкурыБыков, убитых старшими в роду.

Ноябрь. Детишки мал мала и меньшеУ очага садились в полукруг.Внимало пламя причитанью женщинИ завыванию ветров и вьюг.

Сухой кизяк, тепла давая мало,Скорее душу согревал, чем плоть,Но всё же это пламя помогалоОзябшим людям стужу побороть.

Приготовляли женщины хинкали,Вскипала медленно вода в котле.Коровы в хлеве каменном мычали,Тоскуя о весне и о тепле.

В зубах хевсура трубка догорала,Молился он за свой очаг родной,Чтобы его несчастье миновалоИ чтоб прошли обвалы стороной.

Но вот к столу хинкали подносили,Из полных мисок жадно брали их,Старик цветистыми словами былиРассказывал о временах былых.

Припоминая звуки старых песен,За маслом лезли пятерней в кувшин,И оставались капли, словно плесень,Покрыв пушистые усы мужчин.

Глава семейства, потянувшись сладко,Произносил: «Куда нам, грешным, в рай!»И по обглоданной гадал лопатке,Чтоб предсказать грядущий урожай.

Потом, на жбан с продажным маслом глядя,Бачками и уздечками звеня,Для сына он оседлывал коня,Одолженного у соседа на день.

И сын, привьючив груз и взяв немногоС собой еды, отдав отцу поклон,Из сального стакана на дорогуПил второпях овсяный самогон.

Потом он на коня взлетал и мчался,И вся семья смотрела вслед ему,А он скакал, с туманами сливалсяИ не был уже виден никому.

Предстали предо мной картины эти,Прошедшее на память мне пришло,Когда я очутился в Хевсурети,Приехав в Рошку — горное село.

Я вижу стройных, золотоволосыхКрасавиц.                Словно колос наливной,На солнце отливаются их косы,Омытые водою дождевой.

Я слышу: девушка смеется звонко,Я вижу: яснолица и стройна,Прижала к платью плотному онаСмешного годовалого ягненка.

Мне возле неба встретить довелосьКрай, где Саната, Мзиа и Манана,Встав на заре, на самой ранней рани,Дождями моют золото волос.

Уже садится солнце, гонят стадо.Напев пандури слышится вдали,Дыханье горных пастбищ, их прохладуСтада с собой в селенье принесли.

Бредет отяжелевшая корова,Ей, видно, уж дорога нелегка.Дай нам телка, пусть будет он здоровым.Дай, дорогая, людям молока.

Жевать сухую корку скучновато,Без масла не пойдет она нам впрок.Об изобилье песню сепараторПоет и гонит масла ручеек.

Сегодня все здесь счастливы и сыты.И радость заглянула к нам под кров.Белеют деревянные корыта,Наполненные маслом до краев.

Земля хевсуров, край животноводов,Ты светел, и светлы твои дела,И слава о стадах твоей породыВсю Грузию, всю землю обошла.

Состарился последний хевисбери,Он так боится новшеств и машин,Что, в доме окна заперев и двери,Он не выходит, он сидит один.

20. Девушка из Рошки. Перевод М. Петровых

Ты шла в платье пыльном… Я помню, как было:Твой голос повел меня горной тропою,На кровле широкой мы встретились, Дзила,На гребне горы я расстался с тобою.

И снова пришел я дорогой неблизкой.Но, Дзила, досуг ли встречать стихотворца?Ведь ты возглавляешь село, коммунистка,Наездница, дочка хевсурского горца.

На кровле широкой тебя подожду я.Сиянье рассвета холмы озарило.И впрямь не хевсур ли! Сестру молодуюЯ здесь поджидаю, рошкинская Дзила!

Тебя не узнаешь! Ты взрослою стала,С хевсурскою скромностью, чуждой прикрасам,Ты мне о поездке в Москву рассказала,Я жадно следил за правдивым рассказом, —

Как видела город глазами горянки,Порхала по выставке горлинкой дикой,Хевсурские тесные ваши полянкиНевольно сравнив с этой ширью великой,

Ты вдруг загрустила о родине горной,Вернулась, и, светлой тревоге поверя,Ты серое платье с каймою узорнойСняла и повесила около двери.

Пусть ветер шуршит этой грубою тканью,Пусть выдует жгучую горечь полыни:Отжившее зашелестит одеяньеО горе, которого нет и в помине.

Лишь пеструю шапочку ты сохранилаДа рыжую челку, и, ветра быстрее,На диком коне ты проносишься, Дзила,Под тучами птицей бестрепетной рея.

В полете стремительном дышится шире…Все девушки здесь, все рошкинки такие.Придет к вам народный сказитель шаири,Старик, он о многом услышит впервые.

Услышит рассказ твой, душой молодея,И, сняв со стены закопченный пандури,Он струны встревожит рукой чародея,И звонкие горлинки взмоют в лазури.

Но кто же он? Кудри седые похожиНа облако над головою Казбека.Он струны доводит до песенной дрожи,Огонь пробуждает в душе человека.

Умолкнул, и трубка в зубах задымила.Деревья шумят, как бегущие воды.Лишь стихшую песню подхватишь ты, Дзила,—Пред нами раскроется книга природы.

ВЕЧЕРА В КОЛХИДЕ