Марина Цветаева - Борисоглебский, 6. Из лирического дневника 1914—1922
Август 1919
«Два дерева хотят друг к другу…»
Два дерева хотят друг к другу.Два дерева. Напротив дом мой.Деревья старые. Дом старый.Я молода, а то б, пожалуй,Чужих деревьев не жалела.
То, что поменьше, тянет руки,Как женщина, из жил последнихВытянулось, — смотреть жестоко,Как тянется — к тому, другому,Что старше, стойче и — кто знает? —Еще несчастнее, быть может.
Два дерева: в пылу закатаИ под дождем — еще под снегом —Всегда, всегда: одно к другому,Таков закон: одно к другому,Закон один: одно к другому.
Август 1919
«Консуэла! — Утешенье!..»
Консуэла! — Утешенье!Люди добрые, не сглазьте!Наградил второю теньюБог меня — и первым счастьем.
Видно с ангелом спала я,Бога приняла в объятья.Каждый час благословляюПолночь твоего зачатья.
И ведет меня — до сроку —К Богу — по дороге белой —Первенец мой синеокий:Утешенье! — Консуэла!
Ну, а раньше — стать другая!Я была счастливой тварью!Все мой дом оберегали, —Каждый под подушкой шарил!
Награждали — как случалось:Кто — улыбкой, кто — полушкой…А случалось — оставалосьДаже сердце под подушкой!..
Времячко мое златое!Сонм чудесных прегрешений!Всех вас вымела метлоюКонсуэла — Утешенье.
А чердак мой чисто мéтен,Сор подобран — на жаровню.Смерть хоть сим же часом встретим:Ни сориночки любовной!
— Вор! — Напрасно ждешь! — Не выйду!Буду спать, как повелелаМне — от всей моей ОбидыУтешенье — Консуэла!
Москва, октябрь 1919
«Маска — музыка… А третье…»
Маска — музыка… А третьеЧто любимое? — Не скажет.И я тоже не скажу.
Только знаю, только знаю— Шалой головой ручаюсь! —Что не мать — и не жена.
Только знаю, только знаю,Что как музыка и маска,Как Москва — маяк — магнит —
Как метель — и как мазуркаНачинается на М.— Море или мандарины?
Москва, октябрь 1919
«Чердачный дворец мой, дворцовый чердак!..»
Чердачный дворец мой, дворцовый чердак!Взойдите. Гора рукописных бумаг…Так. — Руку! — Держите направо, —Здесь лужа от крыши дырявой.
Теперь полюбуйтесь, воссев на сундук,Какую мне Фландрию вывел паук.Не слушайте толков досужих,Что женщина — может без кружев!
Ну-с, перечень наших чердачных чудес:Здесь нас посещают и ангел, и бес,И тот, кто обоих превыше.Недолго ведь с неба — на крышу!
Вам дети мои — два чердачных царька,С веселою музой моею, — покаВам призрачный ужин согрею, —Покажут мою эмпирею.
— А что с Вами будет, как выйдут дрова?— Дрова? Но на то у поэта — словаВсегда — огневые — в запасе!Нам нынешний год не опасен…
От века поэтовы корки черствы,И дела нам нету до красной Москвы!Глядите: от края — до края —Вот наша Москва — голубая!
А если уж слишком поэта дойметМосковский, чумной, девятнадцатый год, —Что ж, — мы проживем и без хлеба!Недолго ведь с крыши — на небо.
Октябрь 1919
«А была я когда-то цветами увенчана…»
А была я когда-то цветами увенчанаИ слагали мне стансы — поэты.Девятнадцатый год, ты забыл, что я женщина…Я сама позабыла про это!
Скажут имя мое — и тотчас же, как в зеркале… … … … … … … … … … … …И повис надо мной, как над брошенной церковью,Тяжкий вздох сожалений бесплодных.
Так, в…… Москве погребенная заживо,Наблюдаю с усмешкою тонкой,Как меня — даже ты, что три года охаживал! —Обходить научился сторонкой.
Октябрь 1919
С. Э
Хочешь знать, как дни проходят,Дни мои в стране обид?Две руки пилою водят,Сердце — имя говорит.
Эх! Прошел бы ты по дому —Знал бы! Тáк в ночи пою,Точно по чему другому —Не по дереву — пилю.
И чудят, чудят пилоюРуки — вольные досель.И метет, метет метлоюБогородица-Метель.
Ноябрь 1919
«Дорожкою простонародною…»
Дорожкою простонародною,Смиренною, богоугодною,Идем — свободные, немодные,Душой и телом — благородные.
Сбылися древние пророчества:Где вы — Величества? Высочества?
Мать с дочерью идем — две странницы.Чернь черная навстречу чванится.Быть может — вздох от нас останется,А может — Бог на нас оглянется…
Пусть будет — как Ему захочется:Мы не Величества, Высочества.
Так, скромные, богоугодные,Душой и телом — благородные,Дорожкою простонародною —Так, доченька, к себе на родину:
В страну Мечты и Одиночества —Где мы — Величества, Высочества.
<1919>
Бальмонту
Пышно и бесстрастно вянутРозы нашего румянца.Лишь камзол теснее стянут:Голодаем как испанцы.
Ничего не можем даромВзять — скорее гору сдвинем!И ко всем гордыням старым —Голод: новая гордыня.
В вывернутой наизнанкуМантии Врагов НародаУтверждаем всей осанкой:Луковица — и свобода.
Жизни ломовое дышлоСпеси не перешибилоСкакуну. Как бы не вышло:— Луковица — и могила.
Будет наш ответ у входаВ Рай, под деревцем миндальным:— Царь! На пиршестве народаГолодали — как гидальго!
Ноябрь 1919
«Высокó мое оконце!..»
Высокó мое оконце!Не достанешь перстеньком!На стене чердачной солнцеОт окна легло крестом.
Тонкий крест оконной рамы.Мир. — На вечны времена.И мерещится мне: в самомНебе я погребена!
Ноябрь 1919
Але
«1. Когда-нибудь, прелестное созданье…»
Когда-нибудь, прелестное созданье,Я стану для тебя воспоминаньем.
Там, в памяти твоей голубоокой,Затерянным — так далекó-далёко.
Забудешь ты мой профиль горбоносый,И лоб в апофеозе папиросы,
И вечный смех мой, коим всех морочу,И сотню — на руке моей рабочей —
Серебряных перстней, — чердак-каюту,Моих бумаг божественную смуту…
Как в страшный год, возвышены Бедою,Ты — маленькой была, я — молодою.
«2. О бродяга, родства не помнящий…»
