Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

ЧЕТЫРЕ ВИХРЯ ДУХА

НАПИСАНО НА ПЕРВОЙ СТРАНИЦЕ КНИГИ ЖОЗЕФА ДЕ МЕСТРА

Перевод Ю. Корнеева

Зловещий храм, сооруженныйВ защиту беззаконных прав!По этой плоскости наклоннойАлтарь скатился, бойней став.

Строитель жуткого собора,Лелея умысел двойной,Поставил рядом два притвора:Для света и для мглы ночной.

Но этот свет солжет и минет;Его мерцанье — та же мгла,И над ПарижемРим раскинетНетопыриные крыла[491].

Философ, полный жаждой мести,Своим логическим умомИзмыслил некий Реймс[492], где вместеСидят два зверя за столом.

Хотя обличья их несхожи:Один — блестящ, другой — урод,Но каждый плоть народа гложетИ кровь народа алчно пьет.

Два иерарха, два придела:В одном венчает королейБональд, в другом де Местр умелоКанонизует палачей.[493]

Для тирании нет границы —Ее поддерживает страх.На тронах стынет багряница,Стекающая с черных плах.

ЛЕГЕНДА ВЕКОВ

СОВЕСТЬ[494]

Перевод М. Кудинова

С женою и детьми, покрыт звериной шкурой,Под проливным дождем, взлохмаченный и хмурый,Бежал от лика Иеговы Каин прочь;И прибыл наконец, когда спустилась ночь,К подножию горы, где полные печалиИзмученные сыновья ему сказали:«Мы здесь уляжемся на землю и заснем».Но Каин спать не мог: он думал, а потомВверх посмотрел и там, в глубинах небосвода,Глаза увидел вдруг, не скрыла непогодаИх взора. На него тот взор был устремлен.«Путь пройден небольшой!» — дрожа воскликнул он.И, разбудив жену и сыновей, он сноваВозглавил их побег. Не говоря ни слова,Шел тридцать дней подряд и тридцать шел ночей,От шума вздрагивал, не расправлял плечей;Боясь взглянуть назад, он шел, с пространством споря,Без сна и отдыха. И вот на берег моря,В край, названный потом Ассуром, он пришел.«Здесь остановимся, — сказал он. — Я нашелСебе убежище, достигнув края света».И в небо мрачное он глянул, молвив это,И увидал глаза в бездонной глубине.Охвачен дрожью, закричал он: «Дайте мнеУкрыться где-нибудь!» И сыновья в печалиСмотрели на него и головой качали.Иавалу, отцу тех, кто живет в шатрах,Раскидывая их в пустыне и песках,Так Каин приказал: «Здесь натяни полотна!»И возвели шатер с его стеной неплотной,Камнями придавив полотнища к земле.«Ты видишь что-нибудь?» — спросила в полумглеДочь сыновей его, ребенок нежный Цилла.«Глаза! — ответил он. — Мне жизнь моя постыла».Иувал, предок тех, кто в барабаны бьетИ с гуслями в руках по улице бредет,Воскликнул: «Я могу соорудить иное!»Он Каина укрыл за бронзовой стеною.И Каин вновь сказал: «Глаза! Опять глаза!»«Мы крепость возведем, — Енох ему сказал.—Построим город, цитадель и много башен.Никто не подойдет — так будет город страшен.И все ворота в нем закроем на засов».И Тувалкаин, этот предок кузнецов,Стал город воздвигать ужасный, как проклятье.Покуда строил он, все остальные братьяПрочь гнали тех, кто смел приблизиться к стенам,Глаза выкалывали им, а по ночамИз лука целились, пуская в звезды стрелы.Не полотно шатров — гранит рукой умелойБыл поднят к небесам. Все плиты меж собойСвязали намертво железною скобой,И толщина стены горе не уступала,И тень от башен тьмой равнину наполняла,И на вратах был знак: «Вход богу воспрещен».Когда ж увидели, что труд их завершен,То в башню каменную предка поместили.Он мрачно в ней сидел и так ответил Цилле,Спросившей у него, исчезли ли глаза:«Нет! Здесь они опять». А сыновьям сказал:«Хочу я под землей, как мертвецы в могиле,Укрыться навсегда, чтоб обо мне забылиИ чтобы ничего не видеть мне вовек».Могилу вырыли. Спустился человекПод своды мрачные — он не считал ступениИ в полной темноте уселся на сиденье.Потом прислушался. Не слышно ничего.Он был один. Глаза… смотрели на него.

НАДПИСЬ[495] (X век до P. X.)

Перевод В. Рогова

Я Меша, Кема сын[496], могуч и венценосен.Я чащу вырубил столетних черных сосенИ город в Африке воздвиг, Ваал-Меон,Двумя надежными стенами обнесен,И рек: тюрьма грозит владеющему домом,Который не снабжен проточным водоемом,Чтоб в пору зимнюю двухмесячных дождейМогли стада коров, овец, козлов, свиней,Что к пастбищам гурьбой идут при зное мая,Быть в городской черте, ее не покидая.Там я врата возвел, там башню я возвел.Я за Астарту в бой победоносный шел[497],И Кем, Астарты муж, отец мой, всех грознее,Со мной Гад-Омри гнал, владыку Иудеи[498].Ароэр я воздвиг, несокрушимый град —Там башню я возвел, возвел твердыню врат.Меня за доброту народы все хвалили,Подвластны мне, царю, Дибона[499] рати были,Что с песней гибель пьют, когда нужда есть в том,И цедят кровь орла с верблюжьим молоком.Судья и царь, я шел, мне лился на знаменаСвет Кема, Бела свет, Астарты и Дагона —Сиянье четырех властительных светил.Из Ура к Тиру я подземный ход прорыл,Я Нево стал царем, вершины благородной,Лишь то я совершал, что небесам угодно.И ныне в склепе я смежил навеки взор,Но камень будет вам святыней с этих пор,Сжигайте же бетель перед моей могилой:Ведь это мощь моя всех в Нево истребила[500],Все стаи воронов я вволю накормил,Я рынки голыми рабынями забил,Четыреста слонов добычу мне влачили,Все дети малые распяты мною были,Десницей я во тьму смёл злые племенаИ городам вернул былые имена.

КАССАНДРА[501]

Перевод В. Рогова

Аргос. Перед дворцом.

Кассандра на колеснице. Клитемнестра. Хор.

Пред нами дочь царя, чей город — груда тлена.Как только довелось вкусить ей горечь плена,Она все клонит взор и уст не разожмет.Ни мрамор Пароса, ни Фулы чистый ледНе холодней ее, недвижной, бессловесной.Знать то о будущем, что смертному безвестно, —Сей дар внушил ей бог, пугающий, немой.Зловещий Аполлон, что полнит, скрытый тьмой,Додону шелестом и звоном лирным Фивы,Дал ясность мрачную троянке несчастливой.Она увидеть ход грядущего смогла;Отмщенья отсвет лег на гладь ее чела;Царевной, пифией, и жрицей, и рабынейПришлось ей быть — удел, невиданный доныне!В квадриге узница сидит и не встает.Вслед пленным воинам глядит, смеясь, народ,Босым, измученным — их подгоняют пики, —И немота страшна, хотя забавны крики.

Эй, женщина, вставай. Ты не в стране своей.

Царица говорит. О, будь покорна ей.

Спеши. Тебя ль мне ждать? С тебя взыщу я строго,Я выхода царя жду ныне у чертога.Быть может, ты понять не в силах наш язык?Что ж, если за море к тебе он не проникВ далекую страну, где ты взята добычей,Ответь мне знаками — то варваров обычай.

О, если б знать язык, родной ее краям!Такое же она внушает чувство нам,Как разъяренный зверь, безжалостный и грубый.

Я больше не могу. Сковал ей ужас губы.О Трое, скорбная, все думает она:Чтоб трепет испытать, на долгий срок должнаПокрыться, как плащом, кровавой пеной дева.

Склонись перед судьбой. Я не питаю гнева.Сойди. Тебя зовет цепей тяжелых звон.

О небо и земля! О боги! Аполлон!

Я здесь. Еще узришь ты зарево большое:Пыланье Аргоса, ответ сгоревшей Трое.

ПЕСНЬ СОФОКЛА ПРИ САЛАМИНЕ[502]