Ярослав Смеляков - Стихи
1959
Кетмень
Я отрицать того не стану,что у калитки глупо стал,когда сады Узбекистанавпервые в жизни увидал.
Глядел я с детским изумленьем,не находя сначала слов,на то роскошное скопленьерастений, ягод и плодов.
А вы, прекрасные базары,где под людской нестройный гудсо всех сторон, почти задаром,урюк и дыни продают!
Толкался я в торговой лавке,шалел от красок золотыхвблизи киосков и прилавкови ос над сладостями их.
Но под конец — хочу признаться,к чему таиться и скрывать? —устал я шумно восхищатьсяи потихоньку стал вздыхать.
Моя душа не утихала,я и грустил и ликовал,как Золушка, что вдруг попалаиз бедной кухоньки на бал.
Мне было больно и обидносредь изобилия всегоза свой район, такой невидный,и земли скудные его.
За тот подзол и супесчаник,за край подлесков и болот,что у своих отцов и нянектак много сил себе берет.
И где не только в день вчерашний,а и сейчас, чтоб лучше жить,за каждым садиком и пашнейнемало надо походить.
Я думал, губы сжав с усильем,от мест родительских вдали,что здесь-то лезет изобильесамо собою из земли.
Сияло солнце величаво,насытив светом новый день,когда у начатой канавыя натолкнулся на кетмень.
Железом сточенным сияя,он тут валялся в стороне,как землекоп, что, отдыхая,лежит устало на спине.
Я взял кетмень почтенный в рукии кверху поднял для того,чтоб ради собственной наукив труде испробовать его.
Случалось ведь и мне когда-тодержать в руках — была пора —и черенок большой лопаты,и топорище топора.
Но этот — я не пожалеюсознаться в том, товарищ мой, —не легче был, а тяжелее,сноровки требовал иной.
Я сделал несколько движений,вложивши в них немало сил,и, как работник, с уваженьемего обратно положил.
Так я узнал через усталость,кромсая глину и пыля,что здешним людям доставаласьне даром все-таки земля.
Она взяла немало силы,немало заняла труда.И это сразу усмириломои сомненья навсегда.
Покинув вскоре край богатый,я вспоминаю всякий деньтебя, железный брат лопаты,тебя, трудящийся кетмень!
1959
Ветка хлопка
Скажу открыто, а не в скобках,что я от солнца на морозне что-нибудь, а ветку хлопкаиз путешествия привез.
Она пришлась мне очень кстати,я в самом деле счастлив был,когда узбекский председательее мне в поле подарил.
Все по-иному осветилось,стал как-то праздничнее домлишь оттого, что поместиласьта ветка солнца над столом.
Не из кокетства, не из позыя заявляю не тая:она мне лучше влажной розы,нужнее пенья соловья.
Не то чтоб в этот век железный,топча прелестные цветы,не принимал я бесполезнойщемящей душу красоты.
Но мне дороже ветка хлопкане только пользою простой,а и своею неторопкой,своей рабочей красотой.
Пускай она зимой и летом,попав из Азии сюда,все наполняет мягким светом,дыханьем мира и труда.
1959
Ландыши
Устав от тряски перепутий,совсем недавно, в сентябре,ехал в маленькой каютеиз Братска вверх по Ангаре.
И полагал вполне разумно,что мне удастся здесь поспать,и отдохнуть от стройки шумной,и хоть немного пописать.
Ведь помогают размышленьюи сочинению стиховреки согласное теченьеи очертанья берегов.
А получилось так на деле,что целый день, уже с утра,на пароходике гремелидинамики и рупора.
Достав столичную новинку,с усердием честного глупцакрутил радист одну пластинку,одну и ту же без конца.
Она звучала в час рассвета,когда все смутно и темнои у дежурного буфетазакрыто ставнею окно.
Она не умолкала позднов тот срок, когда, сбавляя ход,под небом осени беззвезднымшел осторожно пароход.
Она кружилась постояннои отравляла мне житье,Но пассажиры, как ни странно,охотно слушали ее.
В полупустом читальном зале,где был всегда неверный свет,ее парнишки напевалинад пачкой выцветших газет.
И в грубых ватниках девчонкив своей наивной простоте,поправив шпильки и гребенки,слова записывали те:
«Ты сегодня мне принесНе букет из пышных роз,Не фиалки и не лилии, —Протянул мне робко тыОчень скромные цветы,Но они такие милые…Ландыши, ландыши…»
Нет, не цветы меня озлилии не цветы мешали жить.Не против ландышей и лилийрешил я нынче говорить.
Я жил не только для бумаги,не только книжицы листал,я по утрам в лесном оврагесам эти ландыши искал.
И у меня — от сонма белыхцветков, раскрывшихся едва, —стучало сердце и пьянела —в листве и хвое — голова.
Я сам еще в недавнем прошломдарил созвездия цветов,но без таких, как эти, пошлых,без патефонных этих слов.
Поэзия! Моя отрада!Та, что всего меня взялаи что дешевою эстрадойни разу в жизни не была;
Та, что, порвав на лире струны,чтоб не томить и не бренчать,хотела только быть трибунойи успевала ею стать;
Та, что жила едва не с детства,с тех пор, как мир ее узнал,без непотребного кокетстваи потребительских похвал, —
Воюй открыто, без сурдинки,гражданским воздухом дышии эти жалкие пластинкипобедным басом заглуши!
1959
Поэты
Я не о тех золотоглавыхпевцах отеческой земли,что пили всласть из чаши славыи в антологии вошли.
И не о тех полузаметныхсвидетелях прошедших лет,что все же на листах газетныхоставили свой слабый след.
Хочу сказать, хотя бы сжато,про тех, что, тщанью вопреки,так и ушли, не напечатаводной-единственной строки.
В поселках и на полустанкахони — средь шумной толчеи —писали на служебных бланкахстихотворения свои.
Над ученической тетрадкой,в желанье славы и добра,вздыхая горестно и сладко,они сидели до утра.
Неясных замыслов величьеих души собственные жгло,но сквозь затор косноязычьяпробиться к людям не могло.
Поэмы, сложенные в спешке,читали с пафосом онипод полускрытые усмешкиих сослуживцев и родни.
Ах, сколько их прошло по светуот тех до нынешних времен,таких неузнанных поэтови нерасслышанных имен!
Всех бедных братьев, что к потомкамне проложили торный путь,считаю долгом, пусть негромко,но благодарно помянуть.
Ведь музы Пушкина и Блока,найдя подвал или чердак,их посещали ненароком,к ним забегали просто так.
Их лбов таинственно касались,дарили две минуты ими, улыбнувшись, возвращалисьназад, к властителям своим.
1960
