Борис Слуцкий - Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения 1939–1961
«У Абрама, Исака и Якова…»
У Абрама, Исака и ЯковаСохранилось немногое отАвраама,Исаака,Иакова —Почитаемых всюду господ.
Уважают везде Авраама —Прародителя и мудреца.Обижают повсюду Абрама,Как вредителя и подлеца.
Прославляют везде Исаака,Возглашают со всех алтарей.А с Исаком обходятся всякоИ пускают не дальше дверей.
С той поры, как боролся ИаковС богом и победил его бог,Стал он Яковом.Этот ЯковПод любым зодиаком убог.
«Почему люди пьют водку?..»
Почему люди пьют водку?Теплую, противную —Полные стаканыПошлого запахаИ подлого вкуса?Потому что она врывается в глотку,Как добрый гулякаВ баптистскую молельню,И сразу все становится лучше.В год мы растем на 12 процентов(Я говорю о валовой продукции.Война замедляла рост производства).Стакан водки дает побольше.Все улучшается на 100 процентов.Война не мешает росту производства,И даже стальные протезы инвалидовСтановятся теплыми живыми ногами —Всё — с одного стакана водки.
Почему люди держат собаку?Шумную, нелепую, любящую мясоДаже в эпоху карточной системы?Почему в эпоху карточной системыОни никогда не обидят собаку?Потому что собака их не обидит,Не выдаст, не донесет, не изменит,Любое достоинство выше оценит,Любой недостаток простит охотноИ в самую лихую годинуЛизнет языком колбасного цветаВаши бледные с горя щеки.
Почему люди приходят с работы,Запирают двери на ключ и задвижку,Бросают на стол телефонную трубкуИ пять раз подряд, семь раз подряд,Ночь напролет и еще один разокСлушают стертую, полуглухую,Черную, глупую патефонную пластинку?Слова истерлись, их не расслышишь.Музыка? Музыка еще не истерлась.Целую ночь одна и та же.Та, что надо. Другой — не надо.
Почему люди уплывают в мореНа два километра, на три километра,Хватит силы — на пять километров,Ложатся на спину и ловят звезды(Звезды падают в соседние волны)?Потому что под ними добрая бездна.Потому что над ними честное небо.А берег далек — его не видно,О береге можно забыть, не думать.
АМНИСТИРОВАННЫЙ
Шел человек по улице зеленой.Угрюмый, грустный, может быть — хмельной.От всех — отдельный,Зримо отделенныйОт всехСвоей бедой или виной.
У нас — рубашки. У него рубаха.Не наши туфли. Просто — башмаки.И злые. И цепные, как собаки,В его глазах метались огоньки.
Глаз не свожу я с этого лица:А может — нету в мире виноватых?И старый ватник — это просто — ватник.Одёжа,А не форма подлеца.
«Все скверное — раньше и прежде…»
Все скверное — раньше и прежде.Хорошее — невдалеке.Просторно мне в этой надежде,Как в сшитом на рост пиджаке.Мне в этой надежде привольно,Как в поле, открытом для всех.Не верится в долгие войны,А верится в скорый успех.
«Я сегодня — шучу…»
Я сегодня — шучу.Я своей судьбой — верчу.Я беру ее за кубические,Как у толстой вдовы, бокаИ слова говорю комические,Потому что — шучу. Пока.— Вековуха моя, перестарок,Будь довольна, что я — верчу.Завтра я шутить перестану,А пока — ничего. Шучу.
ЧЕЛОВЕК
Царь природы, венец твореньяВстал за сахаром для варенья.
За всеведением или бессмертиемОн бы в очередь эту не влез,Но к вареньям куда безмернейИ значительней интерес.
Метафизикам не чета я,И морали ему не читаю.
Человек должен сытно кушатьИ чаи с вареньем пивать.А потом про бессмертие слушатьИ всезнаньем мозги забивать.
«Грехи и огрехи…»
Грехи и огрехи,Враги и оврагиНе стоят чернила,Не стоят бумаги,Не стоит чернилаВсе то, что чернило,Все то, что моральныйУщерб причинило.Пишите-ка оды,Где слово «народы»Неточно рифмуютСо словом «свободы».Пишите баллады,Где слово «победы»Прекрасно рифмуютСо словом «обеды».Я ваши талантыВесьма почитаюИ ваши балладыВсегда прочитаю.
ЛЕНИНСКАЯ ЖИЛИЩНАЯ НОРМА
Должна быть мастерская,А в мастерской —Свет, чистота, покой.
Немыслимы, бессмысленныБудущего контурыБез отдельной комнаты.
Комната. ОнаНа каждого однаДолжна быть.
С врезанной в дверяхСталью замка.Звонок тоже необходим пока.
Хошь — затворяй.Хошь — не затворяй.Свой отдельный рай.
С людьми живешь и дышишь,Но только не попишешь,Не сотворишь в толпе.
И стих и человекНе на людях творятся,И надо затворятьсяНа это время.
«Ордена теперь никто не носит…»
Ордена теперь никто не носит.Планки носят только дураки.И они, наверно, скоро бросят,Сберегая пиджаки.В самом деле, никакая льготаЭтим тихим людям не дана,Хоть война была четыре года,Длинная была война.Впрочем, это было так давно,Что как будто не было и выдумано.Может быть, увидено в кино,Может быть, в романе вычитано.Нет, у нас жестокая свободаПомнить все страдания. До дна.А война — была.Четыре года.Долгая была война.
ПАМЯТЬ**
1957
ПАМЯТНИК
Дивизия лезла на гребень горыПо мерзлому, мертвому, мокрому камню,Но вышло, что та высота высока мне.И пал я тогда. И затих до поры.
Солдаты сыскали мой прах по весне,Сказали, что снова я родине нужен,Что славное дело, почетная служба,Большая задача поручена мне.
— Да я уже с пылью подножной смешался!Да я уж травой придорожной пророс!— Вставай, подымайся! —Я встал и поднялся.И скульптор размеры на камень нанес.
Гримасу лица, искаженного криком,Расправил, разгладил резцом ножевым.Я умер простым, а поднялся великим.И стал я гранитным, а был я живым.
Расту из хребта, как вершина хребта.И выше вершин над землей вырастаю.И ниже меня остается крутая,Не взятая мною в бою высота.Здесь скалы от имени камня стоят.Здесь сокол от имени неба летает.Но выше поставлен пехотный солдат,Который Советский Союз представляет.
От имени родины здесь я стоюИ кутаю тучей ушанку свою!
Отсюда мне ясные дали видны —Просторы освобожденной страны.Где графские земли вручал батракам я,Где тюрьмы раскрыл, где голодных кормил,Где в скалах не сыщется малого камня,Которого б кровью своей не кропил.Стою над землей как пример и маяк.И в этом посмертная служба моя.
КЕЛЬНСКАЯ ЯМА
