Борис Слуцкий - Собрание сочинений. Т. 2. Стихотворения 1961–1972

БОРИС АБРАМОВИЧ СЛУЦКИЙ

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ ТОМ ВТОРОЙ

СТИХОТВОРЕНИЯ 1961–1972

РАБОТА**

1964

21 ИЮНЯ

Тот день в году, когда летаетнад всей Москвой крылатый пухи, белый словно снег, не тает.

Тот самый длинный день в году,тот самый долгий, самый лучший,когда плохого я не жду.

Тот самый синий, голубой,когда близки и достижимыуспех, и дружба, и любовь.

Не проходи, продлись, помедли.Простри неспешные часы.Дай досмотреть твои красы,

полюбоваться, насладиться.Дай мне испить твоей водицы,прозрачной, ключевой, живой.

Пусть пух взлетевший — не садится.Пусть день еще, еще продлится.Пусть солнце долго не садится.Пусть не заходит над Москвой.

С. П. СЕДОВ

Савелий Петрович Седовприехал в Москву из деревнив старинный, забытый и древнийпериод двадцатых годов.

На вялых листочках анкетписал он разборчиво — крупно,решительно, зло, неотступносерьезное слово «Поэт».

То время поэта всерьез,и слишком всерьез, принимало.На гребни эстрад поднимало,любило поэта до слез.

Сажало его, как зерногрядущего, лучшего люда,в суглинок. И брало оттуда.То время избыто давно.

Певец невысоких садов,сказитель рязанских гераней,Савелий Петрович СедовЕсенина выбрал героем.

Он раннюю старость засталпоэта            и стал ему другом.И слушал усталую руганьв трактирах московских застав.

Усвоив повадки и удаль,талант не освоил никак.И вот из поэзии убылСедов, поступил на рабфак.

Была несомненная хваткав том сыне рязанской земли.Стихи и дешевая водкаего оглупить не смогли.

Его не смогла успокоить,смирить, покорить не моглабогемной хвальбы пустяковость,небрежных журналов хула.

Просодии тайны постигший,он алгебры тайны постиг.Студентом пять лет пропостившись,отстал от занятий пустых.

Я знал его в новую эру.Седой — он еще не сдавали в звании инженерамне угол в квартире сдавал.

Бывало, с дежурства ночногостихи приносил мне Седов,все снова, и снова, и сноваплоды своих поздних трудов.

Былины, побаски, балладыбелели тогда в полстола.В них не было складу и ладу,но лирика все же была.

Все с «Я» начиналось. Савелий,исполнен надежд и доверий,кричал мне: — Стихи — не статья,и нету начала уместнейдля самой первеющей песни,чем буква последняя — «Я».

По нитке таскающий с миру,ничей не отвергну совет.Не запорошило, не смылотебя, домодельный поэт.

СОЛНЕЧНЫЕ БАТАРЕИ

Физики поднаторели —выполнили программу,солнечные батареиот солнца работают прямо.

А Гезиод задолгодо современной наукитолько от солнца работал,а также мы, его внуки.

Солнце, вёдро, счастье —вот источники тока,питающие все чащепоэтов нашего толка.

Но мы и от гнева — можем,и от печали — будем.И все-таки книги вложимв походные сумки людям.

Мы — от льгот и от тяготвдоль вселенной несемся,а батареи могуттолько от солнца.

«Пишите как следует…»

Пишите как следует:из толпоголосого говора,учтите, что ведаюттолковников умные головы:и старого Даля,и нового Ушакова,все то, что изда́ли, —толковники очень толковы.

Но более слушайтене книжную речь, а живую.То слово,что чашей пошло вкруговую.Судью — в приговореи стороны — в договоре.И просто людейв простом бытовом разговоре.

Из канцелярита —руды, осужденной неправильно,немало нарыто.Немало потом и наплавлено.

Я — за варваризмыи кланяюсь низко хорошему,что Западом в нашисловесные нивы заброшено.Я за архаизмы.За летопись!                 И — за машинопись.Словесную вязья люблю и словесную живопись.Деяния,ранеене получившие звания,сдержавши дыхание,ждут нашего именования.

А для этого потребуется очень много слов.

СЭМ СИМКИН

Сэму Симкину — хорошо,долгоносой и юной пташке,смехачу в ковбойской рубашке.

Года два в Ленинграде жил,года два — в Калининграде.Почему? Романтики ради.

— Я романтик! — смеется Сэм.Блещут белые зубы Сэма.И какое-то доброе семязарывается в душу мне.И когда я стихи читаю,я ошибок его — не считаю.

— Я — поэт? — хохочет опять.— Ты пока стажер на поэта.У тебя еще нет билета.

Нет билета, а деньги есть.Ты чужие стихи поучишьи билет, конечно, получишь.

Сэм смеется: — Денег-то нет!Десять лет, как живу без денег.И не то чтобы я бездельник.

Я рыбачил. Я и грузил.И стихи, говорят, удаются.Только деньги мне не даются.

Снова хохот. Без всяких причин.— Что ты, Симкин, с луны свалился?— Я неделю назад — женился!

О КНИГЕ «ПАМЯТЬ»

Мало было строчек у меня:тыщи полторы. Быть может — две.Все как есть держал я в голове.

Скоростных баллад лихой набор!Место действия — была война.Время действия — опять война.

В каждой — тридцать строчек про войну,про ранения и про бои.Средства выражения — мои.

Говорили: непохож! Хорош —этого никто не говорил.Собственную кашу я варил.

Свой рецепт, своя вода, своя крупа.Говорили, чересчур крута.Как грибник, свои я знал места.

Собственную жилу промывал.Личный штамп имел. Свое клеймо.Ежели дерьмо — мое дерьмо.

К ДИСКУССИИ ОБ АНДРЕЕ РУБЛЕВЕ

Нет, все не сунешь в схему.И как бы ни совали,Рублев,            приявший схиму,невером               был едва ли.

Он на колени падал предв начале бывшим                                Словом.И мужиков искать не следв архангелах Рублева.

А Спас его — не волопас —начал труда носитель,а просто: Спас,                 Спас,                 Спас(по-нашему — спаситель).

Пожертвуем еще однимбезбожником возможным —ведь голубь-дух                          летал над ним,смиренным,бестревожным.

Нет, не носил Рублев пиджакпод иноческим платьем!(А с господом мы кое-каки без Рублева                         сладим.)

«Председатель земного шара…»

Гр. Петникову

Председатель земного шара —всех его морей и державпопросил картуз подержать.

Спичка вспыхнула, задрожала,озаряя лицо председателя:шрамы, стимулы, тормозаи глядящие наблюдательнопредседательские глаза.

Был он бодрым, а стал — небодрым.Был он гордым, а стал он — добрым.И — не править ему, не карать,только тихий архив разбирать.А претензии на властительствомиром,                  шаром этим земным,превратились давно в попустительствомалым хлопотам очередным.

Постояли. Он попрощался.Даже поцеловался со мной.А под нами тихо вращалсяне возглавленный им                                     шар земной.

«Был обыкновенный день поэзии…»