Тюрьма человека. Стены - Мария Виргинская
ГРЕК: Про высокий гуманизм тюремного персонала и свято соблюдаемые традиции — не надо. Это мы уже слышали.
ЭСТРЕЛЬЯ: Они нам сказали развлечь вас, расшевелить. Зачем — не сказали.
ЭСПЕРАНСА: Может, опыт какой проводят.
ВОР: Типа проверить хотят, правда ли их убьет это! Правда жизни! Стресс! Ну, и секс! Не будет ли отката из бессознанки!
ЕРОФЕЙ: Мы похожи на дебилов?
ЭСТРЕЛЬЯ: Нет.
ГРЕК: Листья коки.
ВОР: Чего?
ГРЕК: Аналог. Листья коки повышают физическую выносливость, но притупляют способность к сопротивлению. Человек всем доволен, со всем согласен, при любой власти ему — комфортно. Чтоб с ним ни делали, ему хорошо. Ни малейших возражений. Никакого стремления переиграть ситуацию. Фюрер думает за нас! Наш президент — идеальный повелитель страны!
ЭСПЕРАНСА: Почему же ты так не думаешь?
ГРЕК: Я — магический кристалл!
ВОР: А серьезно?
ГРЕК: Душа — не материальное тело, она не живет по физическим законам, ребята, ее в стенах не запрешь и кокой не одурманишь.
ВОР: Не понял!
ГРЕК: А ты с ней пообщайся — как с главной составляющей себя!
ВОР: То есть, ты только прикидывался скотиной разумной?
ГРЕК: Нет. Я и правда забыл свое прошлое. Но они проводят свой опыт, а я — свой, и еще неизвестно, кто победит.
ЭСПЕРАНСА: Флаг тебе в руки! Я б свое прошлое с радостью забыла!
ГРЕК: Без него тебя нет.
ЭСПЕРАНСА: Меня и так нет. Одно тело. Мясо.
ЕРОФЕЙ: Спасись, Аглая. Даже если ты не Аглая, и наша дочь — не моя…
ЭСТРЕЛЬЯ: Хочешь, я тебе почитаю твои стихи?
ЕРОФЕЙ: Ты?..
ЭСТРЕЛЬЯ: Ты танцевала желто, ало,
Мешались с ритмом светотени,
И начиналась жизнь сначала
С началом нового движенья.
Как Вечность ты заворожила
Запретной простотой отгадки
Всего, что вкруг тебя кружило…
ГРЕК: Нет, нет! Это не ты писал! Ты не слышишь?
ЕРОФЕЙ: Не слышу. Во мне сломали это, чем слышат…Я пустой.
ЭСПЕРАНСА: Я когда-то рассказ читала. О человеке, приговоренном пожизненно. Над ним тоже сделали опыт…
ВОР: Читала она!
ЭСПЕРАНСА: Представь себе! Так вот: тому человеку дали простой воды, а сказали, что это такое особенное лекарство, и если он его выпьет, то станет птицей и улетит на волю…
ЕРОФЕЙ: Птицей? Какой?
ЭСПЕРАНСА: Не важно! Короче, утром вошли в камеру, а в ней пусто! А на полу под окном — перо!
ГРЕК: «Я тоже стану птицей, когда придет мой срок…»
ЕРОФЕЙ: Я хочу быть человеком, Аглая. Все вспомнить. Это не важно, сколько мне осталось быть, помнить… Надя, сколько на часах?
ЭСПЕРАНСА: Они встали.
ЕРОФЕЙ: Всю ночь мы жгли документы. С кем-то. Я и свои сжег. В чужой квартире с репродукциями картин. Ты была там со мной? Аглая?
ЭСПЕРАНСА: Стелла. Ее парнишка в облаву попал четыре года назад. С концами. От него у нее дочка.
ЕРОФЕЙ: Люди любили, мечтали о детях, стихи читали, и вдруг… Почему так?!
ЭСТРЕЛЬЯ: Именно потому. Грабить и убивать нам не нравится, а власть не нужна и даром. Мы обычные люди, рожденные для обычной жизни, но мы ее любим, и этим им всем мешаем. Всяческим вождям и жрецам.
ЕРОФЕЙ: Вот теперь я — слышу! Аглаю.
ЭСТРЕЛЬЯ: Они нас все время пытаются переделать. То в солдатиков-зомби превратить, то в тупую рабочую скотинку, но у них все время не получается. Конечный продукт оказывается — не тот!
ЕРОФЕЙ: Но они и дальше пытаются…
ЭСТРЕЛЬЯ: Я училась в Университете, Ероша. На филологии. При втором президенте еще училась, а при третьем закрыли наш Универ. Вернее, сделали частным, для детей элиты.
ВОР: Я ж говорил! Но это раньше началось, при демократах! Они все это спровоцировали!
ГРЕК: Боролись мы с ними, боролись и доборолись!
ЭСПЕРАНСА: Плохо, значит, боролись!
ВОР: А брат твой где был?!
ЭСПЕРАНСА: А вы забыли, как его всегда задвигали?! Что правящая партия, что оппозиция! Те козлы друг с другом только с трибун рубались! На одних они банкетах гуляли и против Светозара все вместе перли! Единым фронтом! Вы где тогда были, правильные такие?! Почему его партия в парламенте только девять голосов получила?!
ЕРОФЕЙ: Мы уже тогда ни во что не верили.
ГРЕК: Он имеет в виду массы, электорат. Потому что мы как раз таки работали на партию Светозара. Поэтому, наверное, и сидим здесь. В качестве подопытных кроликов.
ВОР: И я?
ГРЕК: Ты — блатной.
ВОР: Да, меня Тихон Сергеич держит здесь, чтобы я смотрел на вас и портки пачкал со страха.
ГРЕК: Не дамся. Пока дышу, жив — не сделать им из меня кусок протоплазмы!
ВОР: Ты б не очень! А то придут, кольнут, с Ерошей не попрощаешься.
ГРЕК: Я — человек! У меня есть душа, судьба! Моя личностная история! Имя! Я… Грек! Я — Грек! Я — Грек!..
(В кабинете Коменданта Комендант и Тихон пьют чай с баранками)
КОМЕНДАНТ: Ну, что там, есть какие-то подвижки?
ТИХОН: Болтают. Что синее бывает, что желтое…Бред несут.
КОМЕНДАНТ: А девицы?
ТИХОН: Одна пыталась любовью заняться с Ерофеем, но он бы не смог, я поэтому его от стресса избавил. От негатива. Вора привел…
КОМЕНДАНТ: Ерофею уже никакой негатив не страшен, он у нас отработанный материал. А вот как бы он повел себя с женщиной… На это любопытно было взглянуть. Что в нем могло проявиться, заговорить!.. Переусердствовал ты, Тихон Сергеич. Гуманизм гуманизмом, а интересы дела на первом месте.
ТИХОН: Виноват.
КОМЕНДАНТ: Баранки бери… Ничего бы у них там, конечно, не получилось. Обстановка не та! Ерофею Микулину для интима свечи нужны, шампанское, музыка… Он у нас не дикий гунн, не ордынец… Был.
ТИХОН: Еще есть.
КОМЕНТАНТ: Чисто условно. Грек — что?
ТИХОН: Что обычно. Исключительностью своей похваляется, невосприимчивостью к процедурам.
КОМЕНТАНТ: Но он — Грек? По-другому не назывался?
ТИХОН: Никак нет.
КОМЕНТАНТ: Ты чай пей, сидишь тут, как не родной… Мы с тобой, сколько вместе в стенах этой твердыни?
ТИХОН: Со дня основания.
КОМЕНТАНТ: То-то! Субординация субординацией, а совместный отдых — дело святое. Расслабься. На девиц не ведется, значит, наш Грек, а в воскрешение Светозара верит! Упертая бестия!
ТИХОН: Светозар — это же просто символ
КОМЕНДАНТ: Не просто, пока кто-то на него уповает.
ТИХОН: Уповают. И здесь, и за стенами.
КОМЕНДАТ: Люди во все века спасались от правды жизни легендами, а в них глубинной правды порой куда больше, чем в официальных исторических хрониках.
ТИХОН: Надо было Светозара предъявить толпе. Мертвого.
КОМЕНДАНТ: Символы бессмертны, Тихон Сергеич.