Юрий Дьяконов - Комендант Синь-ици-сан

Юрий Александрович ДЬЯКОНОВ

КОМЕНДАНТ СИНЬ-ИЦИ-САН

Бой за остров был коротким. Собственно, никакого боя могло и не быть… Но когда с советского эсминца в эфир полетела радиограмма «Генералу Итиро. Советское командование во избежание бессмысленного кровопролития предлагает гарнизону острова немедленно сложить оружие…», никто не ответил.

Белесый утренний туман стлался над океаном, скрывал от противника готовые к броску корабли советского десанта. Снова и снова передавал радист обращение к генералу Итиро. Но остров молчал.

Где-то там, на востоке, из воды вставало солнце. Начинался новый день, последний день второй мировой войны, первое сентября 1945 года. Туман местами поредел, раздвинулся. Теперь советским десантникам стал виден угрюмый, всхолмленный сопками остров. Он выставил вперед пики мысов, острые зубья прибрежных скал. Затаился, как громадный невиданный зверь. И молчал. И в этом молчании, в этой тишине, казалось, была главная опасность.

В боевой рубке эсминца командир бригады десантников в последний раз глянул на часы и сказал:

— Все, товарищи офицеры. Дополнительное время тоже истекло. — Он невесело усмехнулся: — Не хотят господа самураи добровольно открыть двери. Придется постучаться. Начальник штаба, передайте приказ всем: действуем по варианту два. Исходные позиции занять к шести ноль-ноль.

Тройка торпедных катеров с разведчиками на борту вырвалась из тумана и на полном ходу понеслась в бухту. За ними показались быстроходные десантные суда.

Приблизившись, катера дерзко открыли огонь по берегу из спаренных зенитных пулеметов и пушек. Одна из очередей резанула по высокой мачте у пристани. Большой военный флаг Японии — белое полотнище с красным кругом солнца посредине — трепыхнулся и с обломками мачты рухнул в воду.

И тут на берегу не выдержали. По катерам ударила пушка артиллерийского дота, скрытого где-то в отвесной скале. «Ду-ду-ду-ду» — будто запинаясь, заговорили вслед за пушкой крупнокалиберные пулеметы с Двугорбой сопки. Ударила батарея с левого мыса бухты. Вокруг катеров взметнулись столбы воды от разрывов снарядов, завизжали осколки. Но катера, резко меняя скорость и направление, оставались неуязвимыми, дразнили японцев, прошивали пулеметным огнем все подозрительные места берега.

— Давай, самураи! Давай! — кричал командир разведроты Сергей Синицын, стоя на ходовом мостике головного катера. — Братишка! Сыпани-ка вон по тем кустикам!.. А теперь вон туда, — просил он пулеметчика. — А-а! Не понравилось! Зашевелились!..

Разведчики Синицына мигом засекали все новые и новые огневые точки врага и открытым текстом по рациям передавали данные артиллеристам кораблей.

Когда разрывы приблизились к катерам вплотную, один из них вдруг резко изменил курс и понесся вдоль берега, оставляя за собой густую черную стену дымовой завесы. Японцы все еще продолжали стрелять по тем же местам, а торпедные катера, сделав свое дело, на всем ходу зигзагами уходили в океан, скрываясь за стеной дыма.

И тотчас грохнули орудия кораблей поддержки десанта. На берегу взметнулись вверх развороченная земля, выдернутые с корнем кусты, осколки камней. Снаряды рвали, кромсали землю, бревна блиндажей и перекрытий противника.

А в это время десантные суда на полном ходу мчались к острову. Когда до берега оставалось триста-четыреста метров, «сыграли «катюши». Через головы десантников хвостатыми кометами понеслись рой за роем мощные реактивные снаряды… На месте первой линии траншей и пулеметных точек врага бушевали огненные смерчи. Горело все: трава, кусты, железо, люди. Под ногами самураев горела земля.

За сплошной завесой огня десантники, расчищая себе путь огнем автоматов и гранатами, растекались по острову.

После залпов «катюш» ринулись вперед десантники еще в четырех местах острова. А за ними на отвоеванные плацдармы уже высаживались вторые эшелоны автоматчиков, минометные батареи, противотанковые пушки, гаубицы. Все это с ходу яростно вступало в бой. Минометчики стеной разрывов преградили путь резервам противника, дезорганизовали, разметали по сопкам. Противотанковые ружья, пушки прямой наводкой хлестали по амбразурам. Один за другим замолкали доты и дзоты врага.

Уже выскакивали из развороченных блиндажей японские солдаты с поднятыми вверх руками. Уже советские автоматчики перекрыли входы в туннели, пронизывающие сопки насквозь. Оседлали дороги. Разгромили штабы двух батальонов. Разорвали связь между частями врага…

На всех высоких точках острова взвились белые флаги. Гарнизон острова капитулировал.

Самурайская «честь» генерала Итиро за два часа штурма обошлась в триста восемьдесят жизней.

Начало двадцатого года правления Сёва[1] не предвещало никаких потрясений. Как всегда, накануне Нового года жители поселка Акапу, что раскинул свои домики на тихоокеанском побережье острова, поставили по обе стороны дверей своих домов большие сосновые ветки и по три среза молодого бамбука. Навесили над входом толстые соломенные веревки, украшенные гохэй.[2] Подвязали к ним кто апельсин, а кто и маленького кальмара… Все это для того, чтобы Долголетие, Здоровье, Счастье вошли в дом.

В новогоднюю полночь в храме прозвучали сто восемь ударов большого колокола. А ранним утром девушки в красивых новых платьях набрали в горном ручье «молодой водицы», которая, по поверью, сохраняет здоровье на целый год… Все было, как всегда.

Необычное началось летом. Вести одна страшнее другой взбудоражили поселок. Американцы бросили атомную бомбу на Хиросиму… Нагасаки… Русские вступили в Маньчжурию… Идут бои на Сахалине… И тут официальные сообщения обрывались. Что на самом деле творится в Маньчжурии и в Корее, на Южном Сахалине и на других островах Курильской гряды? Что ждет население поселка? Никто не знал.

Но, когда в середине августа вдруг собрались и уехали на остров Хоккайдо со всем своим добром хозяева лесопилки и обеих поселковых лавок, скупщик рыбы и владелец рыболовецких шхун, в поселке началась паника. Что делать? Бежать? Куда? На чем? Да и разве убежишь от своего дома… Негде купить ни горсти риса, ни пачки табаку, ни керосина для лампы. Все увезли с собой лавочники.

Еще через три дня, утром 19 августа, сонтйо[3] поспешно перебегал от дома к дому и взволнованно сообщал:

— Спешите к сараю лесопилки! Господин офицер сделает чрезвычайной важности распоряжение.

Первыми к лесопилке прибежали мальчишки во главе с Сандзо Такита. Они расположились за штабелем ошкуренных, готовых к распиловке бревен и оттуда наблюдали за происходящим.

Сандзо не спускал восторженных глаз с офицера. Какой он строгий и величественный! Сандзо уверен: именно таким и должен быть настоящий самурай. Как блестят ордена на его груди! Но самое главное — самурайский меч.

Сандзо знает этого офицера, не раз видел его в поселке. Он был каким-то большим начальником в гарнизоне, расположенном рядом, в сопках, потому что все солдаты и унтер-офицеры, завидев его, застывали как вкопанные и по одному его слову бежали выполнять приказание. Даже сам хозяин лесопилки оказывал офицеру особые знаки почтения, а сонтйо от одного его взгляда бледнел и начинал заикаться. Сандзо в играх с мальчишками всегда подражал этому офицеру. Ходил так же. Смотрел так же. И так отчаянно рубился деревянным мечом, что никто его не мог победить… Тайком от взрослых Сандзо даже собирал окурки толстых пахучих сигарет с золотой звездочкой на ободке, которые курил офицер. Таких сигарет больше никто не курит. Сандзо тоже хотел научиться. Но так захлебнулся дымом, что долго не мог откашляться. И все же окурки дорогих сигарет не бросил. Сложил в коробочку и спрятал в потайном месте. Потом научится.

Когда Сандзо вырастет, он обязательно станет офицером и с таким же вот мечом поедет на войну. Он будет сражаться с презренными китайцами и корейцами… Но самые главные враги Японии — русские! Так всегда говорит господин учитель в школе. Уж он-то знает! Учитель сам был когда-то офицером и храбро воевал с русскими. На уроке географии он показывал, какие обширные земли занимают русские. Но, оказывается, у них нет прав на эти земли. Потому что вся земля от побережья до Урала должна принадлежать японцам!

Сандзо вспомнился последний урок перед каникулами.

Господин учитель энергично ткнул указкой в полуостров Камчатка и спросил: «Видишь, Сандзо, этот пирожок?» — «Вижу, — отвечал Сандзо. — Я знаю. Это Камутякка».[4] — «Правильно, — сказал учитель. — А ты знаешь, что там есть?.. Не знаешь… А скажи, Сандзо, ты любишь рыбу?» — «Очень люблю, господин учитель». — «Так знайте, дети. У нас, у японцев, очень мало рыбы. А Камутякка — это пирожок, начиненный самой дорогой рыбой! Когда ты, Сандзо, вырастешь большой и станешь солдатом, ты отнимешь у русских этот пирожок с рыбой!» — «Отниму, господин учитель!» «Отнимем! Господин учитель! — хором подтвердили остальные ученики и закричали: — Банд-за-а-ай!»[5]