Пьесы [сборник] - Жан Жене
Мальчик. Я хочу его увидеть.
В этот момент слева, а не справа, как ожидалось, появляется закованный в цепи Кади (Судья), которого ведет Жандарм. Он молча проходит через деревенскую площадь и исчезает в кулисах, чтобы затем появиться снова на верхнем этаже, по которому он проходит и оказывается в тюрьме.
Все персонажи по очереди исчезают.
МАЛИКА (прежде чем исчезнуть). Черт! Это же Кади!
IV
Черная ширма занимает всю ширину сцены на первом этаже, т. е. на планшете сцены. Вдоль этой ширмы стоит ряд золоченых кресел, на которых спят:
Сын Сэра Гарольда,
Сэр Гарольд,
Женщина-вамп,
Генерал (времен Герцога д’Омаля),
Банкир,
Репортер-фотограф,
Академик,
Солдат Бюжо,
Миссионер,
Вдова (Г-жа Бланкензи).
Они в лохмотьях. Почти голые, настолько дырява их одежда.
Но на них много украшений.
Они спали, но лениво, постепенно стали просыпаться при звуке «кукареку», пропетом Сэром Гарольдом.
ЖЕНЩИНА-ВАМП (зевая). Мы можем говорить и делать все что угодно, но настоящее — это только открытки!.. На всех наших открытках — церковь, мэрия, речка с рыбаком, горы. Не говоря уж об отелях и ресторанах…
Пауза.
СОЛДАТ. Никто — хаос в голове! — никто, кроме нас, не знает, что такое подорваться на мине! Разбросать по горизонту свои руки, голову, ноги… и кровь!.. с криком: «Они не пройдут!»
Пауза.
РЕПОРТЕР-ФОТОГРАФ (зевая). Это все мы.
БАНКИР. Кто создал Монте-Карло?
РЕПОРТЕР-ФОТОГРАФ. Открытки — это мы. Искусство фотографии родилось с нами. И с нами умрет. Пока у нас будет что фотографировать, мы будем жить.
Пауза.
Никогда не будет конца фотографии.
Пауза.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ (Банкиру). Занавески.
БАНКИР. Да, а занавески.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Я забыла их забрать. Еще одна огромная ошибка. Кроме того, подушечка моего усопшего мужа.
БАНКИР. Даже если они найдут ее, они не будут знать, как ею пользоваться. Они будут носить ее задом наперед. Задницу на животе, а на заднице — брюхо.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ (пожимая плечами). Говорю вам, они все поняли.
Пауза.
АКАДЕМИК (озабоченно). На чем мы тут будем строить? За время своего пребывания здесь я наблюдал за ними: в их воспоминаниях лишь нищета и унижение… Да, что же мы будем делать? Может ли искусство возникнуть для того, чтобы вобрать в себя те факты, которые они сами хотят забыть? А нет искусства — нет культуры. Значит, они обречены на разложение?
Слышны звуки молотка.
Вот они сбивают клетку…
Пауза.
СЭР ГАРОЛЬД. Они убили невинную!
БАНКИР. Что за мысль, увезти ее в пустыню!
СЭР ГАРОЛЬД. А по-вашему, куда ее надо было послать?
АКАДЕМИК. В Пуатье. (Назидательно.) В каждом из нас еще жив Карл Мартель.
СЭР ГАРОЛЬД. Мы не пойдем до Испании и Пиренеев, оставляя им эту страну. Еще немного, и их мерзость распространится на наши апельсиновые и оливковые рощи.
МИССИОНЕР. Давно пора понять, что они обожествили мерзость. Вам никогда не хватит мужества, чтобы победить их.
СЭР ГАРОЛЬД. Армия…
СОЛДАТ (грубо его прерывает). Никогда не иди до конца, это известно. Я никогда не мог дойти до конца своей ярости, иначе я бы погиб. От удовольствия. А вместо этого, покалеченный, изуродованный, я буду выслушивать ваш бред. (Плюет.) Гнилая страна! Без вождей! Одна политика, никаких вождей!
Все еще слышен стук молотка.
ЖЕНЩИНА-ВАМП. Я первая его оплакиваю. Генерала — или полковника — он мог целовать мои руки и демонстрировал мне свой полк во всей красе. Я обращаюсь к вам, я, получившая восемнадцать местных приказов.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ (с горечью). Да — Мадам или Мадемуазель? — я работала. У меня был лишь один бой и одна горничная, а готовкой я занималась сама.
Пауза.
МИССИОНЕР. Можно сказать с уверенностью, что мы были для них лишь предлогом, чтобы взбунтоваться. Без нас, без нашей — осмелюсь сказать — жестокости, без нашей несправедливости они бы пропали. По правде говоря, я считаю, что мы — орудие Господа. Нашего и их.
БАНКИР. Мы еще не сказали последнего слова. У нас, по крайней мере, есть еще возможность снова выступить от имени нашей родовой знати и от нашей моральной элиты. Все уже выиграно и давно. Что у них есть? У них ничего нет. (Генералу.) Ни в коем случае не давайте им возможность выглядеть героями: они станут превозносить себя.
ГЕНЕРАЛ. Вот почему мы ждем безлунных ночей. Полной темноты. Чтобы нельзя было прицелиться в дырку задницы героя.
МИССИОНЕР. Они могут придумать что-нибудь похуже.
ЖЕНЩИНА-ВАМП. Это не мешало им разглядывать мои бедра. Издалека, конечно. (Смеется.) Недотрога!
МИССИОНЕР. У них отняли бархатный путь. Они требуют опасности.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Вы слишком много разглагольствуете о каких-то вшивых босяках…
МИССИОНЕР. Уж я-то знаю, что такое вши, а вы — нет…
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Я от них тоже пострадала, представьте себе, но я от них избавилась. Есть соответствующие препараты.
БАНКИР. Да, в этом нет ничего зазорного, моя жена тоже их подхватила. Где же? В местном городе.
ЖЕНЩИНА-ВАМП. Чем они грязнее, тем я чище. Пусть они заберут себе всех вшей в мире.
МИССИОНЕР. Я именно это и хотел сказать.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Так бы и сказали.
МИССИОНЕР (словно чтец). Они отступают, как море, унося с собой и на себе, будто сокровища, свою нищету и позор, свою грязь… и мы, отступая сами, как море, обретаем вновь свою славу, свою легенду. Все, что было разрушено, они уносят с собой. Они причесали нас мелким гребешком.
БАНКИР (назидательно). Они расставляют все по местам.
Пауза.
СОЛДАТ. Эх, были бы у нас вожди!
Удары молотка. Все умолкают и снова впадают в сонливость.
V
Ширма представляет собой интерьер борделя, который мы видели вначале.
Малика идет справа от ширмы и будто разговаривает с кем-то, кто спускается.
МАЛИКА. Ты спускаешься с Небес или поднимаешься из Ада? Стань невесомым, если не хочешь, чтобы узнали, что ты к нам приходишь…
Появляется Малек, третий араб.
Давай.
Она протягивает руку, но Малек выбегает. Малика смеется. Зажигается свет. Из-за ширмы выходит Джемиля, почти раздетая. Обе они во время спокойного разговора будут стоять в своих утяжеленных юбках. Извините: в руках у Джемили будет стакан и зубная щетка. Во время диалога она будет чистить зубы.
ДЖЕМИЛЯ. Вышли, все трое?
МАЛИКА. Да, но надо было видеть их голые морды. Они пользуются ночью как вуалеткой. Как Лейла своей чадрой. Когда они пьяны, в качестве вуалетки им служит опьянение. А для нас круг сужается… по крайней мере, я на это надеюсь. Тебе тоже так кажется?
ДЖЕМИЛЯ. Не знаю, как было раньше, я была
