Пьесы [сборник] - Жан Жене
Входит Престон, встает на колени перед офицером и протирает тряпкой его сапоги.
В штаны положите мешочки с песком, чтобы увеличить колени, явитесь как боги! Ваша винтовка…
ГОЛОС. Черт возьми! Мешочки с песком в штаны богов! Боги, набитые как чучела, вы слышали, ребята!
Появляется Сержант и отдает честь Лейтенанту. Китель на нем расстегнут, и его это мало волнует. Даже ширинка не до конца застегнута.
ЛЕЙТЕНАНТ (без паузы). Ваша винтовка начищена, надраена до блеска, и драгоценный штык, жемчужина короны, лилия орифламмы, его сталь безжалостней взгляда сержанта…
СЕРЖАНТ (стоя навытяжку). Я здесь, мой лейтенант.
ЛЕЙТЕНАНТ. Вольно. Ваш взгляд как штык. Как любовь. Хочу, чтобы война была оргией грома. Торжествующим пробуждением! Почистите мне сапоги! Вы — карающий орган Франции, мечтающий, чтобы она им его засадила! Пусть сапоги блестят еще ярче, Престон! Хочу войны и любви при свете солнца! И выпущенные кишки при свете солнца! Ясно?
СЕРЖАНТ. Ясно.
ЛЕЙТЕНАНТ (обращаясь в кулисы). Слышали?
ГОЛОС (из-за кулис). Слышали.
ЛЕЙТЕНАНТ (все так же в кулисы). Мы воспользуемся темнотой, чтоб подойти ближе, но войдем на заре, когда взойдет солнце. Прольется кровь… ваша или чужая. Не важно. Вы почувствуете эту жидкость, откуда бы она ни исходила, из какого бы фонтана ни била… Ну, Вальтер?..
Далее все реплики следуют одна за другой в бешеном темпе.
ГОЛОС ВАЛЬТЕРА (из-за кулис). Если мне отрежут руки и ноги, если моя кровь брызнет четырьмя струями, пусть попадет в мою открытую пасть…
Все это время слышно похрапывание Лейлы, Саида и Сторожа.
ЛЕЙТЕНАНТ. Прекрасно. Вы, Эрнандес?
ГОЛОС ЭРНАНДЕСА. Нет. Не моя кровь брызнет из вспоротого мной живота!
ЛЕЙТЕНАНТ. Вы, Брандинеши?
ГОЛОС БРАНДИНЕШИ. Кровь, мой Лейтенант. Моя. Ваша. Других, даже кровь камней, но кровь.
ЛЕЙТЕНАНТ. Готовы?
Именно в этот момент справа выдвигается ширма, на которой изображено окно в доме Бланкензи.
ГОЛОС. Готовы.
ЛЕЙТЕНАНТ. А проклятия? Когда придем в дальние края, пусть на их холмах зазвучит эхо самых грубых проклятий. (Сержанту.) Сержант! Надеюсь, ваши солдаты заготовили проклятия легионеров? Солдаты! Я желаю проклятий: лирических, реалистических, любовных. (Вдруг спокойней, почти нежно.) Но, господа, там, за этими холмами, вы должны убивать мужчин, а не крыс. Во время вспышки, в схватке, рассмотрите их как следует — если успеете — и откройте в них, только очень быстро, людей; иначе вы будете убивать крыс, а значит, вы будете воевать и заниматься любовью с крысами. (Он кажется очень грустным, почти отчаявшимся.) Ясно?
СЕРЖАНТ (вынимая пачку сигарет). Так точно. (Он роняет одну сигарету. Лейтенант подбирает ее и дает ему. Сержант молча подносит ее ко рту.) ЛЕЙТЕНАНТ (все тем же тоном). Слышали?
Пока Престон начищает его сапоги, Лейтенант в бинокль рассматривает зал. Сержант спокойно застегивает свои штаны и китель.
СЕРЖАНТ. Так точно.
ЛЕЙЛА (проснувшись). Это тебе надо быть осторожным. И хитрым.
САИД (подыгрывая). А ты должна показать мне лазейку, пока Бог ее не заткнул. Ты мне совсем не служишь.
ЛЕЙЛА (иронично). Понял?
САИД. Так точно.
ЛЕЙЛА (тем же тоном). Слышал?
САИД. Так точно.
ЛЕЙЛА. Служу твоему позору. И ты считаешь все-таки нормальным, что я делаю все, чтобы попасть к тебе в тюрьму.
САИД (очень раздраженно). Это нормально, что мой позор как тень следует за мной или рядом со мной и сияет.
Пауза.
Скажи, почему ты выбрала окольные пути, а не пошла по шоссе? На шоссе тебя было бы видно, но не было бы заметно. А на небольших дорогах чуяли твое воровство, потому что от тебя за версту несет воровством.
ЛЕЙЛА. Ты всегда прав, потом. Ты потом на мне женился, когда я уже была уродиной.
Пауза.
А ты скажи, почему ты не взял деньги из кассы у бакалейщицы? Она распродала все свое мыло…
САИД. Когда я к ней зашел снова, два часа спустя, в магазине был ее дедушка. Он пересчитывал пакетики с тапикокой, надо было ему помочь.
ЛЕЙЛА (преувеличенно жалостливо). Ты ведь не умеешь считать, мой бедный Саид.
САИД. Я не умею ни читать, ни писать, а считать умею.
Пауза.
ЛЕЙЛА. Я злая и сварливая…
Пауза.
Саид…
САИД. Черт.
ЛЕЙЛА (нежно). Саид… теперь прошу милостыню, как надо.
САИД (с восхищением). Побирушка. И ты говоришь мне об этом только сегодня ночью?
СТОРОЖ (это Жандарм, который приходил арестовывать Лейлу, он проснулся и встал, говорит грубым вульгарным голосом).…Все время приходится кричать, орать на вас, из-за вас я провожу ужасные ночи. Главный надзиратель позаботился о том, чтобы поместить вас в разных концах коридора, но вы все равно бормочете ваши песни. Они носятся туда-сюда, сквозь мои уши, сквозь уши воров и сводниц, лежащих на своих подстилках. Дайте ночи хоть чуть-чуть отдохнуть. Ей тоже нужна тишина. Во всех уголках мусульманской земли этот шепот в темноте, треск ломающихся веток, кремней зажигалок, подожженных олив, бродяги, за которыми тянется запах гари, бунт… И вы двое, вы двое, в своем тряпье… и вы поете… без… конца… (Засыпает.)
САИД (продолжая беседовать с Лейлой). В моей камере тоже темно. Единственный свет — это твои испорченные зубы, твои грязные глаза, твоя печальная кожа. Твои славные глаза, твои смурные глаза, один смотрит на Рио-де-Жанейро, другой — на дно чашки: это ты. А твоя кожа, как старое шелковое кашне на шее учителя, — это тоже ты. Я уже не могу отвести от нее глаза…
ЛЕЙЛА (тихо). А ты думаешь о тех скидках, что делал мой отец по мере того, как ты меня рассматривал?
Тебе должно быть легче оттого, что у тебя не было и гроша. Ты меня получил, как очистки…
САИД (грустно). Мы с твоим отцом быстро сошлись на самой низкой цене.
ЛЕЙЛА. Мне тоже надо было проявить добрую волю, чтобы опуститься так низко, как ты меня просил, а это глубже, чем дно чашки с молоком! А теперь я стремлюсь туда сама. Меня надо уже удерживать за подол…
САИД. Есть у тебя еще какие-то места, которые надо бы
