Пьесы [сборник] - Жан Жене
ЛЕЙЛА. Такие есть, но тот, кто их поприветствует — бай-бай, — оставит там свое сердце…
Пауза.
Ты никогда не бил меня, Саид?
САИД. Тренируюсь каждую ночь. Как выйду, ты получишь.
Молчание. Слышен голос.
ГОЛОС ПРИГОВОРЕННОГО К СМЕРТИ (мужественный и решительный). Нет. Если бы надо было сделать это снова, я бы подошел спереди, лицом к лицу, с улыбкой, протянул бы ей искусственный цветок, какие она любила. Ирис из фиолетового атласа. Она бы меня поблагодарила. Ни одна куколка-блондинка, какие бывают в кино, не стала бы слушать тот вздор, который я говорил, да с такой спокойной улыбкой. Только тогда…
ЛЕЙЛА (восхищенно). Кто это?
СТОРОЖ (ворчливо). Приговоренный к смерти. Он убил свою мать.
ГОЛОС ПРИГОВОРЕННОГО К СМЕРТИ …когда я закончил бы свою речь, она понюхала бы розу, которую прицепила бы к своим седым волосам, и тогда бы я ей… (мало-помалу голос становится все более экзальтированным, а к концу он звучит уже как псалом, как песня) деликатно вскрыл брюхо. Деликатно раздвинул бы полы юбки, чтобы посмотреть, как вытекают кишки, которыми я играл бы, как пальцы играют с драгоценностями. И мой взгляд передал бы эту радость блуждающему взгляду моей матери!
Пауза.
САИД (печально). Он дошел до того, что может петь.
СТОРОЖ (грубо). До того, что должен петь. А вы, ученики, заткнитесь!
Пауза.
Слышны звуки гармоники, играют «Марсельезу». Лейла и Саид закрывают глаза. Сторож храпит.
Зажигается свет. Спальня Бланкензи. Г-жа Бланкензи стоит перед нарисованным окном. В руке у нее револьвер, она целится. Г-н Бланкензи ищет что-то в комнате. На Г-же Бланкензи лиловый пеньюар.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ (с придыханием). Фа-диез.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ (так же). Они посягнули на розу Маршал Жофр.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Где она?
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Ничего не бойся, милая. Весь розарий в ловушках. Я сам поставил на дорожках капканы для волков. (Скрипит зубами.) Как зубы впиваются в розу, вопьются в них стальные челюсти капканов — сама подумай, их пятьдесят штук на клумбах и дорожках — ты чувствуешь, как не терпится этим стальным челюстям? Им не терпится кусать.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ (взволнованно). Дорогой!
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Тебе не страшно?
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Ведь ты здесь.
Пауза.
Тебе сегодня утром показалось, что в арабском городе что-то происходит?
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Там все пришло в движение. Там такое спокойствие, что можно подумать, будто все движется с невероятной скоростью.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Они хотят произвести на нас впечатление.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Или они боятся…
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Это одно и то же… (Куда-то показывает.) Там что-то шевелится…
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Это кипарис. Пойду посмотрю… Хотелось бы знать, они кого-то уже схватили? Не прикусил ли он язык, чтобы не заорать, а почему молчат железные челюсти… (Он что-то ищет.) Где…
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Твоя толстинка?.. Сегодня утром ее нашла горничная, когда убиралась. Она взяла ее, чтобы зашить.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Нашла!.. Взяла!.. Зашить!..
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Не надо было забывать. Вот уже несколько дней ты забываешь надевать ее и разбрасываешь… Ты распускаешься, а момент сейчас неподходящий…
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Ты думаешь, она догадалась?
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Они становятся прозорливыми. Я хотела поговорить с ней, узнать, что она знает. Я за ней следила, она зашла за клумбу, я хотела оказаться у нее на пути. Я подхожу, с невинным видом… и, как ты думаешь, на кого я наткнулась?..
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. На нее?
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. На жандарма Антомарши…
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Что ему было надо?
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Он, как всегда, что-то глупо промямлил и ушел.
Г-н Бланкензи пожимает плечами.
…Ты выйдешь?
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. К моим розам, не подложив подушечку на живот?
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Сейчас же темно.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Тем более. Эта подушечка — главная составляющая моего престижа. Как и сапоги. Какой бы запах имели мои розы, если бы сапоги не помогали мне ощутить его. Если в капкан попалась дичь, даже если эта дичь уже при смерти…
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Знаю, милый. Так же, как и я без своих накладных волос, но сейчас ночь… (Успокаивающе.) Иди к своим розам в таком же виде, в каком приходишь ко мне: в кальсонах…
Г-Н БЛАНКЕНЗИ (в смятении, обнимает ее). Враг вокруг нас. У меня больше нет толстинки ни для зада, ни для живота… Все вокруг дышит предательством, но ты здесь…
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ (также в смятении). Любовь моя, сейчас предательство не то, что раньше. Мне рассказывала моя прабабушка, что раньше жених и невеста становились супругами накануне свадьбы. Самец разрывал самку, и невидимое пятно крови под ее белым платьем было доказательством того, что любовь сильнее Бога. Конечно, верить в Бога было необходимо, но и предавали. А когда наступало утро таинства, флердоранж на венке новобрачной был прекрасен!
СТОРОЖ (во сне). Вся жизнь в грехе!
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Прабабушка мне объясняла, что вся жизнь основана на грехе. То, что любовь начиналась с предательства, передавалось из поколения в поколение, словно клятва на крови тайного ордена, которая уважается до сих пор.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Ты считаешь, что все пошло прахом, потому что я повел тебя к алтарю девственницей?..
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ (будто рыдая). Любимый мой, все идет прахом!
Очень отчетливо видно, как взволнованная Г-жа Бланкензи стреляет из револьвера. Эта ширма затемняется.
ЛЕЙЛА (гортанным голосом, словно зазывала на ярмарке). Кто… кто? Кто еще не видел нашего Саида, разделанного, без костей, когда легавые задают ему овса? Когда он сочится кровью, пускает сопли, когда у него течет из всех дыр, кто еще не видел?
САИД (тем же тоном). А кто еще не видел, как удирает моя жена, — идите посмотрите, посмотрите! — в нее бросают не камни, а пакеты, сами угадайте чего, и кишки…
ЛЕЙЛА (они стараются перекричать друг друга)…мой мужчина бродит вокруг пиджаков.
САИД …она бежит, склонив голову, на скрюченных лапах…
ЛЕЙЛА …брести, ползти в траве, пропахивая землю брюхом…
САИД. Жена моя, птицы небесные испражняются на тебя, и ты превращаешься в каменную статую. Я видел тебя в Вероне на площади Леопарди, в четыре утра, голую, всю в голубином дерьме. Прекрасно выглядит при свете дня…
ЛЕЙЛА …он такой осторожный, проворный, зеленый, как грядка порея, и серый, как моя высохшая кожа…
САИД …пусть день не наступает, а, наоборот, уходит, чтобы ярче было торжество ее славы!
Вдали слышен пулемет.
Очевидно то, что здесь в укрытии приятно ругаться с Лейлой.
Его прерывает Голос.
ГОЛОС ПРИГОВОРЕННОГО К СМЕРТИ. Мадам, это ради моего освобождения. Мадам, я люблю лишь ваш живот, где в течение девяти месяцев я обретал розовую форму и которую
