Куда светит Солнце. Поэмы и пьесы - Дмитрий Николаевич Москалев
Их быстрый конь
Пожиратель сплетен и надежд,
Созданных делами святых для невежд,
Устремится в даль,
Он уже, быстрее ветра прискакал!
Якобы прикосновение к голому телу
Padre излечивает любой недуг,
И вдруг!
Друг!
Объясню тебе по ходу пьесы,
А сами устроим допросы
Этих рыбацких шаланд!
Склонились в нашу сторону весы!
О, благодетели, покойные отцы!
(Уходят).
(Из под стола выползает слуга).
Слуга:
— Дьявол, переодетый в кардинала!
Вот начало!
А кардинал в лгуна и шельму,
Но урок преподнести дельцу
Необходимо, для наставленья
На путь добра и пораженья
Зла!
Бог шельму метит!
Его отметит,
Да так отметит,
Что надобно это отметить!
На каждого черта,
Найдётся кочерга!
(Слуга забирает полные бутылки с алкоголем и уходит).
Действие третье
Кардинал.
Священник.
Палач.
Тюремщик.
Федерико.
Харчевник.
Марта.
Другие.
Явление первое
Кардинал.
Кардинал в застенках тюрьмы.
Кардинал:
— Вершитель зла,
Снуёт от угла
В угол, пытаясь
К злоключению прийти,
И ключ заветный к вожделению найти,
Насытиться сполна всевластием
И ароматным счастьем
Суда.
В забвении не остыть,
И принять
Вызов брошенный сверхчеловеку,
Обращенного в калеку
Всемирными писаниями
И иными сказаниями
О правоте и истине,
О морали стада и пастуха, поистине,
Рожденных в природном неистовстве
И утонувших в человеческом естестве.
Восхождение на Гималаи, к вершине
Просвещения и вере
В собственное превосходство,
А не в уродство
Тела и души!
Вот что нужно кардиналу
Инквизиции,
Мы покровители полиции,
Римские патриции!
Мы держим под собой
Пол мира и далекие провинции!
Вполне уж племя одичало,
Чтоб возродить исток с начала,
Не хватит сил и духа, а у любви причала,
Собьются туши захлебнувшихся дельфинов,
Какие нас покинув,
Успели надышаться воздухом прохладной ночи
Пред воплощением моим ужасным,
Прогноз мой точен!
Сулит он быть прекрасным!
В своём обители багрово-красном,
Надеяться напрасно
На спасение из трясины предательства,
Достоин ты лишь пресмыкательства
Перед моею волею,
И более
Того, теперь и на века,
Отжил, ты друг любезный, все свои года.
(Уходит).
Явление второе.
Харчевник.
Марта.
Федерико.
Священник.
Тюремщик.
Палач.
Другие.
Городская тюрьма. Казематы. Камеры с заключенными.
Камера пыток. В комнату, уставленную разными приспособлениями, приводят Федерико, харчевника и Марту.
(Марта и харчевник на дыбе).
Тюремщик в сторону:
— Пополнение нисходит с плеч.
Хотел я было уж прилечь,
Как приказали мне топить и печь
И рыть могилы
Для калек
Несчастных, доблестных, но жертв
Тирана всех божественных побед
Над душой.
Теперь, огражденных
От воздуха и свободы — тюрьмой.
Харчевник:
— Ни Богу свечка,
Ни черту кочерга.
Сознаюсь я,
Ведь нет в том греха
Чтоб заводить моей любимой жёнушке меха?
Палач:
— Для вас припас
Большой запас
Орудий и пыток, какие до темна
Продлятся, ночь долга!
Вас ждёт и ласковая дева,
И аист белокрылый,
Взлетающий до облаков за небо,
Ещё стоя́т и дожидаются костей дробила!
Харчевник:
— Недоразумение какое
Не оставляет нам покоя!
Я и Марта невиновны,
Мы лишь по́слухи,
Вернее — глухи.
В момент сей, конечно, услыхали
Всё, что говорил тот наглый еретик,
Хотя он и под выпивкой поник.
Еже ли он рот ранее раскрыл бы,
То настучали б и выгнали
Его с порога вон,
Туда ему дорога,
Кормить собою вшей и уличных клопов!
Марта:
— Молитву я прочту,
Ведь я святых всех чту!
Палач стражникам:
— Священника зовите,
Ему вы прикажите
Исповедовать сих грешников,
Дьявола рогатого приспешников!
(Входит священник).
Харчевник:
— О, милый настоятель!
Вы можете за правду постоять ли?
На отпущении же нашем настоять!
А мы, готовы в раскаянье две души вам-с отдать,
От ваших слов, и дела, для нас наступит благодать.
Священник:
— Дети мои,
Как завещали нам отцы,
Не врать и не лжесвидетельствовать,
Могу свободу вам я посулить,
Но вы, должны сказанье породить
О Федерике юродивом,
Который при народе, вот,
Смел рассуждать
И принижать
Могущество католической церкви,
Не думая на тот момент о жертве,
Оказанную в сквернословии и зверстве.
Марта:
— Клянёмся!
Мы с Федерико на очной ставке разберёмся!
(Священник молча кивает).
Палач:
— Стража, введите говоруна!
Из подворотни болтуна,
Бездомного лгуна.
На порицанье священника,
Помазанника божьего,
Конченого преступника и безбожника!
Введите,
И на колени усадите.
(Стража приводит Федерико).
Священник палачу:
— Прошу вас удалиться,
И дверь закрыть,
Хочу я с грешником молиться
О спасении его души,
А очи лишние, хочу я приглушить,
Чтоб не смущали блеском
И не манили лоском.
(Палач выходит).
Харчевник Федерико:
— Бес! Пёс беспутный!
Притворщик распутный!
Слышал всё я!
О, лепетал ты дивно!
Об padre рассуждал,
Но столкнулся с аппаратом репрессивным!
И вновь ты сделался пассивным!
А мы, невинные страдаем на дыбе,
Тонем от ужаса в воде,
И ждём мучения, от палача
Какой с утра уж заведён, и ждёт, навеселе!
Марта:
— Согласна,
Что ложь опасна!
Но не напрасно
Бог нас свёл в темнице,
Пора покаяться блуднице!
Я изменяла,
И не раз
Но, не двадцать раз враз.
Всё на него пеняла,
Мол, он и виноват,
Что потерял давно уж мужественный хват!
Харчевник:
— Марта, что ты?! О, сатана её поработи!
Уйди, уйди!
Не время чушь нести!
Нам предоставлен шанс,
И этот шанс спастись за короткий час,
Ведь может нас
Отец освободить!
А ты о бабьем подоле треплешь,
За столько лет, не уразумеешь!
И на подвязке не перестаёшь блудить!
Но я смогу тебя простить…
Священник:
— Довольно!
Закройте глаза, и повторяйте молитву,
Святые пошлют на ваши головы спасительные чудеса,
И с глаз ваших падёт роса
Раскаянья, и преткновения слеза,
Ею разделю я огонь и небеса.
(Харчевник и Марта закрывают глаза и молятся. Священник достает флакон и вливает в рот замученному Федерико. Федерико вскакивает).
Федерико:
— Какой воз,
Таков и привоз!
Какова свинья,
Таково и сало!
А у меня с усов бежала
Божья сладкая водья!
Прозрел я,
Чего тужи́ть
И ту́житься?
Если палач решил казнить,
Наша задача — его не утомить,
Ведь он чертей прислужник!
Священник в сторону:
— Интересное снадобье,
Побольше его надобно
Раздобыть,
Здесь весело, можно немного и побыть.
Священник:
— Вы, говорили в харчевне дерзкие речи.
Федерико:
— Ну что ж, прикажете дожидаться
Иной грядущей предтечи?
Люблю я надраться,
Это да!
Но правда моя!
А папу видел голым,
Когда ещё я был совсем сопляк,
И мог ходить под стол
Тогда от
