Александр Ермак - Пьесы и пьески
Гоша:
– Ну и че стесняться, Генрих Олигархыч. Я вот своего папаши – залетного
космонавта очень даже не стесняюсь. (смотрит вверх) Вон он там сейчас, наверное, надо мною. На Луне копошится, руду в пробирки собирает, звезды считает… Дел у него там по горло. (вздыхает) А так бы сейчас дома был…
Генрих смотрит вверх:
– Очень, очень интересно. Звезды считает…
Вера:
– Гоша!
Гоша – Вере:
– Тебе можно, а мне нельзя? (Генриху) Пригласите меня куда-нибудь. Ну, куда у вас там у Олигархачей принято. На бал в дискотеку, на прием в сауне. Или может на променад после работы? В парк. У нас ведь есть рядом с заводом почти самый настоящий. Кусты такие густые-густые. Скамейка крашенная. Посидим семечек пощелкаем. С солью. А можно и с перчиком, если хотите…
Вера:
– Отстань от человека.
Генрих:
– Видите ли, Гоша…
Гоша вздыхает:
– Не дура. Все вижу. Ну и везет же тебе, Верка. (воодушевляется) А мне теперь что – твой Колян в наследство переходит?
Генрих Вере:
– Так это был ваш…
Вера:
– Нет, он не мой.
Генрих обрадовано:
– Не ваш. А я уже подумал…
Гоша направляется на выход:
– Значит, не твой. Ну так, тогда я пошла. Любитесь.
Генрих:
– Как вы сказали?
Вера:
– Гошка!
Гоша:
– Любитесь, говорю. А мне пора. Коля, наверно, уже до завода дошел.
(Вере) Да, бригадир и тебя спрашивал. Так я подумала и ничего не сказала. Ты точно сегодня не идешь?
Вера:
– Нет.
Генрих – Вере:
– Я вас не задерживаю?
Вера:
– Что вы… Только (смотрит на бабушку) шарики. Как же… Что же…
Гоша жмет плечами:
– Ладно (идет на выход, сталкивается с входящим Колей, смотрит на него и испуганно отступает в сторону) Ты че, че вернулся, Коля? Че задумал?
Коля, прячет за спиной руку:
– Щас я вам здесь всем. Щас я вас всех.
Генрих:
– Прошу, не выражайтесь в обществе прелестных дам.
Коля:
– Ах, ты кондом импортный. (достает из-за спины рогатку) А, ну ложись. Все ложитесь. На пол! На пол! (стреляет, все ложатся) А, ты – Верка, раздевайся сейчас я тебя здесь, прямо перед всеми…
Гоша:
– Ой, страсти какие. Нет, я – на работу. (потихоньку уползает за дверь)
Вера:
– Коля, что с тобой?
Генрих:
– Сударь, уймитесь, пока не поздно.
Коля:
– Ах, ты, сударь-мударь…( стреляет) Верка, ты готова? Руки – в ноги, ноги – шире.
Генрих пытается встать, но Коля снова стреляет:
– Лежать, голубая сопля. Я спрашиваю: Верка, ты готова?
Коля стреляет. Лопает один из шариков. Вера:
– Мои шарики!
Генрих вскакивая:
– Я спасу их!
Коля стреляет:
– Лежать! Кому сказано…
Генрих хватается за ногу и падает. Вера:
– Ах, Генрих!
За спиной Коли появляется тихо зашедшая в дверь мама Веры. Она в белой смирительной рубашке. Толкает Колю плечом:
– Ах, ты паскудник.
Коля удивленно смотрит на нее:
– Отвали, сумасшедшая.
Мама Веры, продолжая его толкать:
– Я не сумасшедшая, я не сумасшедшая… Это мой дом, это моя дочь…
Коля:
– Да, заткнитесь вы, мамаша. Не до вас сейчас. И вообще… ложитесь лучше, как все. (в свою очередь толкает ее)
Мама Веры пятится и падает возле шкафа с посудой:
– Насилуют!
Вера:
– Мама!
Генрих держась за ногу и морщась от боли пытается встать:
– Я помогу!
Коля:
– Я сказал: лежать всем! (стреляет из рогатки) Всем! Всем! Лежать! Лежать!
Генрих и Вера укрываются за стулом. Мама развязывается и начинает не очень метко бросать тарелки в Колю. Тот уворачивается. Одна тарелка попадает или почти попадает в Генриха. Генрих – маме Веры:
– Я – свой. (Рядом пролетает еще одна тарелка. Генрих – Вере) Она с ума сошла.
Вера:
– Пять лет назад.
Мама Веры попадает или почти попадает в Колю. Он целится в нее:
– Сейчас я мать твою… (Мама Веры падает на пол и уползает к окну, вылазит через него наружу. Коля щурится) Да, где она? Где сумасшедшая?
В дверь «въезжает» отец Веры:
– Задавлю на хрен. Семь лет воли не видать! (Рулит не очень уверенно на Колю, тот легко от него уворачивается)
Генрих:
– Кто этот бесстрашный водитель?
Вера:
– Мой отец.
Генрих принюхивается к проехавшему рядом папаше:
– Он что – пьяный? Вроде и не пахнет.
Вера:
– Мама говорила – «психоз-вульгариус». Она теперь в этом разбирается. Жизнь-то у отца была такая, что света божьего не видел: работа да бабы, бабы да работа. Вот и…
Отец:
– Задавлю на хрен. Семь лет воли не видать! Машина – зверь.
Коля целится в ноги отца Веры:
– Щас я тебе по колесам дам (отец подпрыгивает, уворачиваясь). Нет, лучше по кардану (целится отцу в пах)
Отец прикрывается одной рукой, потом хватается за бок:
– Картер пробил, гад. Уезжаю в ремонт. В ремонт… (рулит одной рукой, уезжает)
Коля:
– Ага, Вер, защитнички-то разбежались… А этот, этот малохольный еще с тобой? (снова стреляет в направлении Веры и Генриха)
Бабушка приоткрывает один глаз и цепляет Колю клюкой:
– Изыди, сатана!
Коля целится в бабушку:
– Сейчас и ты схлопочешь.
Бабушка бросает клюку, смиренно складывает руки и закрывает глаза, всхрапывает. Коля:
– Вот так-то. (целится в скрывающихся за стулом Веру и Генриха) Попорчу
Верка, ой попорчу.
Генрих закрывает Веру собой, вздрагивает. Вера:
– Ты ранен, тебе больно.
Генрих:
– Не бойся – я в бронежилете.
Вера:
– Что делать?
Генрих:
– Сейчас что-нибудь придумаю.
Коля опускает рогатку, лезет в карман:
– Щас перезаряжусь и обоих вас оприходую.
Генрих быстро ползет, перекатывается по полу. Затем в прыжке срывает со стены паяльник. Стреляет в Колю из паяльника очередью:
– Та-та-та-та…
Коля хватается за грудь и живот, падает:
– А…, сволочь, сволочь, убил. Прощай… Ве-ра…
Вера встает:
– Ты… вы его… убил, убили?
Генрих дует на жало паяльника:
– Нет, это всего лишь успокаивающие и облагораживающие пули.
Вера подбегает к Генриху:
– А вы, ты ранен, ранены… Вам больно.
Генрих:
– Да. Но…
Вера:
– Ах!
Генрих:
– Сильней всего я ранен в сердце. Вашим, твоим взглядом. Вашей, твоей улыбкой. Руками, шеей, грудью, станом… Я ранен. Гибну. Только поцелуй меня излечит… ваш… твой…
Вера:
– Конечно, Генрих, я спасу, спасу тебя, как ты меня… (целует Генриха) Мой милый, мой защитник, мой герой… (оглядывает его, ощупывает) Голубые глаза… Какие мускулы… Как складно говоришь… (обнимаются и целуются)
Коля встает, пошатываясь, мотая головой:
– Бр-р… Что это было? Я теперь какой-то совсем не тот… Я как-то это, таво, как будто бы исправился… Мне не хочется опаздывать на работу. Я это… Я вот что: запишусь в кружок художественной самодеятельности при заводе. Еще буду лобзиком что-нибудь вырезать. Курить брошу. И пить. К девушкам приставать перестану. И к парням. Я построю дом. Такой большой многоэтажный с балконами. Я посажу дерево. Настоящий баобаб. И это я рожу ребенка. Нет, рожу двойню. И я вскормлю своих детей молоком матери. Я воспитаю их достойными сыновьями. Я не нарушу… Я не преступлю… Я сохраню мир во всем мире. Я не забуду мать родную. Я на работу как на праздник. О! На работу (убегает) Даешь две нормы!
Осторожно входит Гоша, оглядываясь:
– Куда это так Коля побежал? Прям, как за бутылкой? А у меня перерыв образовался. Припой кончился во всей бригаде. Бригадир пошел кладовщику морду бить. Не раньше, чем через час вернется. Девки по лавкам разлеглись. А я так сразу сюда, поглядеть живые ли еще вы тут все. (достает бутерброд) Сорок один – ем один…
Генрих, отрываясь от Веры:
– Живые. У нас свадьба…
Вера сладко повторяя:
– У нас свадьба.
Гоша закашлялась:
– Как? Вот так вот сразу?
Вера – Генриху:
– Да, вот так вот сразу?
Генрих опускается на колени:
