Уильям Шекспир - Много шума из ничего

Но не о том мечтал я, замышляя

Свой необычный план: чреват он большим.

Узнавши с ваших слов, что умерла

Она под гнетом тяжких обвинений,

Жалеть ее, оплакивать все станут,

Оправдывать. Ведь так всегда бывает;

Не ценим мы того, что мы имеем,

Но стоит только это потерять -

Цены ему не знаем и находим

В нем качества, которых не видали

Мы прежде. Вот и с Клавдио так будет:

Узнав, что он своим жестоким словом

Убил ее, в своем воображенье

Он в ней увидит прежний идеал.

Все, что в ней было милого, живого,

Каким-то новым светом облечется,

Прелестнее, нежней, полнее жизни

В глазах его души, чем это было

При жизни Геро. Если он любил,

Оплакивать ее тогда он станет,

Жалеть о том, что обвинил ее, -

Хотя б еще в ее виновность верил.

Устроим так, и верьте мне: успех

Прекрасней увенчает наше дело,

Чем я могу представить вам сейчас.

Но если бы я даже ошибался,

То слух о смерти Геро заглушит

Молву о девичьем ее бесчестье;

А в худшем случае он нам поможет

Укрыть ее поруганную честь

В каком-нибудь монастыре, подальше

От глаз, от языков и от обид.

Послушайтесь монаха, Леонато.

Хотя, как вам известно, близок я

И Клавдио и принцу и люблю их,

Но я клянусь быть с вами заодно,

Как заодно ваш дух и ваше тело.

Я так сейчас тону в потоке горя,

Что за соломинку готов схватиться.

Я рад согласью вашему. Итак,

Каков недуг, такое и леченье.

(К Геро.)

Умри, чтоб жить! И, может быть, твой брак

Отсрочен лишь. Мужайся и — терпенье.

Все, кроме Бенедикта и Беатриче, уходят.

Синьора Беатриче, вы все это время плакали?

Да, и еще долго буду плакать.

Я не желал бы этого.

И не к чему желать; я и так плачу.

Я вполне уверен, что вашу прекрасную кузину оклеветали.

Ах, что бы я дала тому человеку, который доказал бы ее невинность!

А есть способ оказать вам эту дружескую услугу?

Способ есть, да друга нет.

Может за это дело взяться мужчина?

Это мужское дело, да только не ваше.

Я люблю вас больше всего на свете. Не странно ли это?

Странно, как вещь, о существовании которой мне неизвестно. Точно так же и я могла бы сказать, что люблю вас больше всего на свете. Но мне вы не верьте, хотя я и не лгу. Я ни в чем не признаюсь, но и ничего не отрицаю. Я горюю о своей кузине.

Клянусь моей шпагой, Беатриче, ты любишь меня!

Не клянитесь шпагой, лучше проглотите ее.

Буду клясться ею, что вы меня любите, и заставлю проглотить ее того, кто осмелится сказать, что я вас не люблю.

Не пришлось бы вам проглотить эти слова.

Ни под каким соусом! Клянусь, что я люблю тебя.

Да простит мне господь!

Какой грех, прелестная Беатриче?

Вы вовремя перебили меня: я уж готова была поклясться, что люблю вас.

Сделай же это от всего сердца.

Сердце все отдано вам: мне даже не осталось чем поклясться.

Прикажи мне сделать что-нибудь для тебя.

Убейте Клавдио!

Ни за что на свете!

Вы убиваете меня вашим отказом. Прощайте.

Постойте, милая Беатриче…

Я уже ушла, хоть я и здесь. В вас нет ни капли любви. Прошу вас, пустите меня!

Беатриче!

Нет-нет, я ухожу.

Будем друзьями.

Конечно, безопаснее быть моим другом, чем сражаться с моим врагом.

Но разве Клавдио твой враг?

Разве он не доказал, что он величайший негодяй, тем, что оклеветал, отвергнул и опозорил мою родственницу? О, будь я мужчиной! Как! Носить ее на руках, пока не добился ее руки, и затем публично обвинить, явно оклеветать с неудержимой злобой! О боже, будь я мужчиной! Я бы съела его сердце на рыночной площади!

Выслушайте меня, Беатриче…

Разговаривала из окна с мужчиной! Славная выдумка!

Но, Беатриче…

Милая Геро! Ее оскорбили, оклеветали, погубили!

Беат…

Принцы и графы! Поистине рыцарский поступок! Настоящий граф! Сахарный графчик! Уж именно, сладкий любовник! О, будь я мужчиной, чтобы проучить его! Или имей я друга, который выказал бы себя мужчиной вместо меня! Но мужество растаяло в любезностях, доблесть — в комплиментах, и мужчины превратились в сплошное пустословие и краснобайство. Теперь Геркулес тот, кто лучше лжет и клянется. Но раз по желанию я не могу стать мужчиной, мне остается лишь с горя умереть женщиной.

Постой, дорогая Беатриче. Клянусь моей рукой, я люблю тебя.

Найдите вашей руке, из любви ко мне, лучшее применение, чем клятвы.

Убеждены ли вы в том, что граф Клавдио оклеветал Геро?

Убеждена, как в том, что у меня есть душа и убеждение.

Довольно; обещаю вам, что пошлю ему вызов. Целую вашу руку и покидаю вас. Клянусь моей рукой, Клавдио дорого мне заплатит. Судите обо мне по тому, что обо мне услышите. Идите утешьте вашу кузину. Я буду всем говорить, что она умерла. Итак, до свиданья.

Уходят.

СЦЕНА 2

Тюрьма.

Входят Кизил, Булава и протоколист в судейских мантиях; стража вводит Конрада и Борачио.

Вся диссамблея в сборе?

Эй, табурет и подушку для писца.

Где тут злоумышленники?

Так что я и мой приятель.

Так-так, правильно: мы должны провести экзаменацию.

Да нет, где обвиняемые, с которых будут снимать показание? Пусть они подойдут к старшему из вас.

Да, понятно, пусть они ко мне подойдут. — Как тебя зовут, приятель?

Борачио.

Запишите, пожалуйста: Борачио. — А тебя как звать, малый?

Я дворянин, сударь, и мое имя — Конрад.

Запишите: дворянин Конрад. — Веруете ли вы в бога, господа?

Да, сударь, надеемся, что так.

Запишите: надеются, что веруют в бога. Да поставьте бога на первом месте: упаси боже поставить бога после таких мерзавцев! — Ну, судари мои, уже доказано, что вы немногим лучше мошенников, и вскорости все в этом убедятся. Что вы о себе скажете?

Что мы вовсе не мошенники, сударь.

Удивительно хитрый малый, честное слово! Но я с ним справлюсь. — Подойдите-ка вы поближе. Словечко вам на ушко, сударь: говорю вам — утверждают, что вы мошенники.