Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1917 год. Распад
Огромную роль в этом играла пацифистская для всех и националистическая для окраин России пропаганда противника. Немцы приступили к ней довольно рано, используя для этого все возможные средства. Одним из клиентов германской разведки был А. Л. Парвус, активный участник революции 1905–1907 гг., бывший член РСДРП, вынужденный в 1908 г. покинуть ее ряды после присвоения значительной суммы партийных денег, которые он благополучно потратил на путешествие со знакомой по Италии. Война застала в его в Турции, где с 1911 г. Парвус работал на германскую разведку, выступая также и в качестве горячего сторонника нового революционного правительства Османской империи50.
В начале 1915 г. он подал германскому послу в Турции барону Вангенгейму меморандум о желательности оказания помощи революционерам в России и поддержки тех течений, которые способствовали бы революции и разделу страны на несколько отдельных государств. Эта идея нашла понимание в Берлине51. Очевидно, поэтому Парвус, один из активных сторонников «младотурок», довольно быстро перекрасился в защитника угнетенных славян. Разумеется, речь шла о славянах, угнетенных Россией, освободить которых должны были Германия и Австро-Венгрия. В Софии им была организована газета «Рабышчий Прапор», на страницах которой он и начал излагать эти идеи52. В 1917 г. они, наконец, наши свое отражение в Киеве в лице прогерманской националистической интеллигенции.
Но пока что Керенский готовил свой личный военный успех. Он должен был придать его наполеоновским позам содержание.
«Наступление русских армий, – как отмечал Деникин, – предположенное на май, все откладывалось. Первоначально имелась в виду одновременность действий на всех фронтах; потом, считаясь с психологической невозможностью сдвинуть армии с места одновременно, перешли к плану наступления уступами во времени. На фронты, имевшие значение второстепенное (Западный) или демонстративное (Северный) и которым надлежало начинать операцию раньше, для отвлечения внимания и сил противника от главных направлений (Юго-Западный фронт), не были готовы психологически. Тогда Верховное командование решило отказаться от всякой стратегической планомерности и вынуждено было предоставить фронтам начинать операцию по мере готовности, лишь бы не задерживать ее чрезмерно и тем не давать противнику возможности дальних крупных перевозок. Даже и такая, упрощенная революцией стратегия могла дать большие результаты в мировом масштабе войны, если даже не прямым разгромом Восточного фронта, то, по крайней мере, восстановлением его прежнего грозного значения, потребовав от центральных держав притока туда больших сил, средств, огромного количества боевых припасов, создавая опять вечное беспокойство и совершенно сковывая оперативную свободу Гинденбурга»53.
16 (29) июня Керенский подписал приказ о начале наступления: «Пусть все народы знают, что не по слабости говорим мы о мире. Пусть знают, что свобода увеличила нашу мощь. Офицеры и солдаты, знайте, что вся Россия благословляет вас на ратный подвиг. Во имя светлого будущего Родины, во имя прочного и честного мира призываю вас – вперед»54. Одновременно министр обратился и к гражданам России, призывая их поддержать армию: «Пусть каждый внесет все, что может, в общий пламенный порыв освобожденного и освобождающего народа»55. Демонстрация намерений нарушала логику подготовки к операции такого масштаба. Впрочем, для правительства это было уже не важно. «Сейчас наступление, – вспоминал Суханов, – было не “стратегической операцией”, а центром политической конъюнктуры…»56
Широкая и шумная пропаганда, большое количество перебежчиков – готовящееся наступление не было секретом для немцев. Это было особенно важно при относительной слабости резервов, находившихся в распоряжении командования Восточного фронта (на всем фронте находилось только 80 немецких дивизий, большей частью ландверных дивизий), тем более что планировалось общее наступление по всему фронту. Даже 29 июня 1917 г. германское командование, в лице Гофмана, не было до конца уверено, что основной удар будет нанесен в Галиции, как, впрочем, и в том, что солдат удастся заставить выйти из окопов57. «План русского наступления был задуман широко, – вспоминал Людендорф. – Атаки были должны развиться у Рижского предмостного укрепления, на озере Нарочь, у Сморгони и южнее, и на всем фронте Восточной Галиции, от железной дороги Тарнополь– Зборов – Львов вплоть до Карпат. Центр тяжести лежал на юге»58.
Итак, русское наступление не было неожиданным, но его масштаб оказался непредвиденным.
Кризис на фронте
16 (29) июня началось наступление на Юго-Западном фронте, 7 (20) июля – на Западном. «Разработка штабами этого наступления была произведена образцово, – вспоминал генерал Головин. – Для подготовки атаки были сосредоточены еще небывалые в Русской армии артиллерийские и технические средства. Артиллерия буквально смела с лица земли все укрепления противника»1. Снабжение армий всем необходимым было подготовлено на невиданно высоком уровне – полевая, траншейная, тяжелая артиллерия, снаряды, броневики2. На Северном фронте было сосредоточено 120 батарей (436 тяжелых орудий), на Западном – 83 батареи (328 тяжелых орудий), на Юго-Западном – 139 (532 тяжелых орудия), и на Румынском – 37 (138 тяжелых орудий)3. Совершенно очевидно, что на Северном фронте, учитывая его меньшую протяженность по сравнению с Юго-Западным фронтом, также готовился удар, который весьма сложно назвать только отвлекающим. Основными целями наступления фронтов были Свенцяны, Вильно, Львов, Фокшаны и Добруджа4.
Не ожидали немцы и такой концентрации русских сил, особенно на Юго-Западном фронте, где против одной германо-австрийской дивизии боролись в среднем 7–8 русских5. На Северном и Западном фронтах, у Риги, Двинска и Сморгони атаки носили частично демонстративный, а частично и нерешительный характер, и были отбиты, но у Станиславова, на фронте, который удерживали австро-венгерские войска и где наносился основной удар, он привел к успеху6. Инженерная подготовка на Тарнопольском направлении носила исключительно активный характер: русские окопы подходили на 200–300 метров к австрийским, многочисленные батареи хорошо замаскированы. Начавшаяся 16 (29) июня артиллерийская подготовка потрясала очевидцев своей эффективностью: «Проволочные заграждения, окопы и блиндажи противника разрушались на наших глазах. Облака дыма от разрывов и поднимавшейся высоко в воздух земли и пыли заволакивали густой пеленой горизонт»7. Та же картина повторилась и на следующий день, а еще через день пехота пошла в атаку при поддержке бельгийских броневиков8. На участках прорыва концентрировалась и русская авиация, что позволило улучшить корректировку артиллерии9.
Прекрасно действовала переброшенная сюда 56-я дивизия: в конце 1915 г. она получила нового командира – генерал-лейтенанта А. С. Мадритова, который сумел превратить ее в боеспособную часть10. Наблюдавшего артподготовку на наблюдательном пункте 7-й армии Керенского после ее завершения «…охватил дикий страх: а вдруг солдаты не захотят пойти в бой? И тут мы увидели первые линии пехотинцев, с винтовками наперевес атаковавших первую линию немецких окопов»11. «Русское наступление в Восточной Галиции сопровождалось большим расходом боевых припасов, – вспоминал Людендорф, – атаки велись в густых массах. Там, где были расположены австро-венгерские войска, русские имели успех, против германских же и турецких войск – нет. 1 июля большие русские силы прорвали австро-венгерский фронт между Зборовым и Бржезанами. Австро-венгерские войска массами сдавались противнику»12.
11-я армия генерала И. Г Эрдели наступала на Злочов, 7-я армия генерала В. И. Селивачева – на Бржезаны, 8-я армия генерала Корнилова должна была поддержать их ударом на Галич. В случае успеха Юго-Западный фронт должен был выйти на линию Каменец-Подольск – Львов, что поставило бы австрийские войска в весьма сложное положение. Русская артиллерия была очень хорошо подготовлена к решению своих задач. К вечеру 16 (29) июня наступление имело полный успех. В этот день только 6-м армейским корпусом, входившим в состав 11-й армии, было взято в плен 8 тыс. солдат, 174 офицера и 15 орудий. Под Зборовым наступала чехословацкая бригада, состоявшая из двух полков. Ее участие облегчало задачу прорыва.
Чехи не поддавались на уловки австрийской пропаганды, на попытки организованного разведкой противника «братания» отвечали огнем. Более того, они сами активно воздействовали на солдат 19-й австро-венгерской дивизии, преимущественно чешской по составу. Ее 75-й полк, на 82 % состоявший из чехов, в первый же день наступления потерял 2300 человек пленными. На участке прорыва в районе реки Стоход находился 81-й чешский пехотный полк, который целиком сдался в плен и на следующий день с оркестром во главе зашагал в тыл, в Тарнополь. В отличие от 19-й австрийской дивизии, 223-я германская, 32-я венгерская дивизии оказывали серьезное сопротивление два дня. Все эти части пришлось заменять 61-м германским корпусом. Находившаяся рядом с 11-й 7-я армия, разбила 25-й германский корпус у Бржезан13. Весьма тяжелые потери понес и 9-й австро-венгерский корпус, сократившийся с 22 700 до 6700 человек14. Прорыв фронта состоялся – 7-я и 11-я армии наступали на фронте в 80 верст от Галачева до Галича15.
