Лесная гвардия - Сергей Иванович Зверев
От безысходности у Сашки выступили слезы.
Вдруг со стороны станции на высоте насыпи раздались крики на немецком: услышав взрывы и заметив столбы пламени над тем местом, где должен был идти состав, фашисты выслали несколько патрулей на дрезине.
И лейтенант разжал руку, отпуская холодные пальцы умирающего:
– Я… я…
Нужные слова никак не находились. Канунников схватил рацию двумя руками и метнулся к зарослям. Внутри все смешалось – боль утраты, злость на фашистов, напряжение. Радости после удавшейся операции он не чувствовал, сил ни на что уже не осталось. В голове все звенело, крутилось мутным клубком, а тело двигалось медленно, будто под водой.
Он дошел до тайника с клином, разрыл ветки и рухнул в узкое пространство рядом с металлической платформой. Последнее усилие – колючие ветки, куски мха посыпались сверху, закрыли человека в неудобной крохотной норе. Сашка прикрыл глаза и прижал к груди рацию – он больше ничего уже не в силах сделать – только ждать, терпеть душный, прогорклый после пожара воздух, боль от напитавшихся кровью ран. Придется сжиматься от ужаса и ждать, когда закончится этот кошмар. «Будто мертвец в могиле, – мелькнула мысль. Вдруг хлынули горячие капли по щекам, и он мысленно сам себе возразил: – Нет, я живой! Живой!»
Сколько времени прошло, Канунников понять не мог. От духоты и слабости он несколько раз терял сознание, а когда приходил в себя, делал слабый вдох, прислушивался к крикам наверху, чувствовал, как горит спина и ноют ноги от порезов, шептал пересохшими губами: «Я живой!» – и снова уплывал в кровавое марево пожара и грохота взрывов.
Тем временем почти рядом с ним немецкие солдаты разгребали завалы из сгоревших вагонов. Офицера позвал один из солдат:
– Здесь человек! Еще живой!
Карл Вагнер прыгал по искореженным шпалам вне себя от злости – весь его план рухнул, не видать теперь ни денег от продажи лекарств, ни прекрасной Агнешки, только нагоняи от начальства из-за внезапного крушения поезда. Сколько времени уйдет, чтобы восстановить полотно! А он мог бы заработать сотни рейхсмарок! На слова подчиненного он лишь рявкнул в ответ:
– Веди сюда! Его надо допросить! Тут что-то нечисто, не мог просто так состав сойти с рельсов!
– Герр офицер, он не сможет встать, он весь в крови. Не отвечает, только стонет и что-то шепчет, кажется, на польском.
Вагнер выругался в бешенстве:
– Чертов поляк! Наверняка это машинист, который завалил состав. Он пожалеет, что не сдох вместе с остальными. Он пожалеет, что родился на свет. К начальнику гестапо его, немедленно! – но тут же вдруг остановил подчиненного: – Нет, стой! Найди мне заключенного, чтобы говорил на польском и немецком. Да побыстрее, пока этот идиот не сдох!
Солдат бросился к пленным в полосатых робах, которые разбирали завал, ткнул прикладом одного, другого, наконец, вытащил из общей кучи щуплого мужичка в разбитых очках:
– Пошли со мной!
– За что? – занервничал пленный.
Его товарищи по несчастью замерли в ужасе, сжались в предчувствии трагедии. Каждый знал: протестовать или вступаться за жертву нельзя – ляжешь рядом с ним, прошитый пулями или забитый тяжелыми сапогами. Но сейчас охранник гнал заключенного куда-то вниз. Там, в пепле и догорающих обломках, лежал умирающий человек. Бледный, он еле дышал, захлебываясь кровью, которая пенилась у него между губами.
Вагнер раздраженно ткнул в заключенного стеком:
– Ты понимаешь по-немецки?
– Да, господин офицер. – Узник с ужасом смотрел на умирающего и на носки запыленных сапог, стоящих рядом с лежащим на земле человеком.
– Спроси у него, кто пустил состав под откос! – Вагнер ударил стеком опешившего очкарика. – Побыстрее, пока он не сдох!
Заключенный вздрогнул от боли и быстро заговорил на польском, наклонившись вплотную к едва живому Франтишеку:
– Вы знаете, почему поезд сошел с рельсов? Что произошло?
Тот, не открывая глаза, отрывисто прошептал сквозь кровавую пену:
– Не говори им, не говори, мы спасем вас. Мы в лесу, партизаны. Отряд.
– Ну! Что он говорит, этот шепелявый поляк? – Новый удар стека. – Это он был машинистом паровоза? Что произошло?
Заключенный согнулся в поклоне перед офицером:
– Да, герр офицер, вы правы, он перепутал рычаги, поэтому состав пошел под откос.
– Ублюдок, тупой идиот! – взвизгнул Карл. Он выхватил «вальтер» и взвел курок.
Выстрел, еще один, еще! Заострившееся лицо Франтишека дернулось и превратилось в кровавые ошметки. Вагнеру этого было мало, все в нем так и кипело от гнева – из-за этого глупого поляка он потерял возможность разбогатеть!
В ярости фашист палил и палил, пока не закончились патроны, а лежащий перед ним человек не превратился в изуродованное тело без головы. В ужасе переводчик попятился прочь от взбесившегося офицера и в ужасе кинулся к своим. По рядам узников невидимой волной понеслась радостная весть: «Поезд взорвали партизаны. В лесу есть отряд, который борется с фашистами. Они помогут, они остановили поезда, везущие на смерть людей. Они разгромят лагерь!» Потухшие глаза загорелись надеждой на спасение. В сердцах снова всплыли позабытые было слова – жизнь, свобода!
Среди советских пленных шустрый старичок уже шептал остальным:
– Товарищи, наши инженеры не погибли. Они не в карцере. Они сбежали и устроили диверсию. Этот поезд – их рук дело!
Измученные голодом и болезнями люди, больше похожие на живые скелеты, дрожащие под тяжестью инструментов, переглядывались, улыбались, тайно жали друг другу руки – дождались, они дождались! Не зря верили, не зря надеялись!
А из лесной чащи за ними наблюдали две пары острых глаз: Игорь вместе с отцом вернулись к наблюдательному пункту неподалеку от тайника с клином. Капитан внимательно рассматривал горы покореженного железа и движущиеся фигурки людей в мучительной надежде увидеть Канунникова. Изнутри его грызло чувство вины, что он смалодушничал, сбежал, когда канонада взрывов подняла между ним и насыпью огненную стену осколков.
Кадровый офицер знал, что такое радиус поражения: на сотни метров вокруг куски раскаленного металла поражают все живое, разрывая на части, разрезая, будто сотня маленьких лезвий, деревья, кожу, человеческое тело. Тогда несколько минут он ждал, что вот сейчас Саша вынырнет из этого гудящего пламени, живой и невредимый. Но секунды шли, взрывы тянулись от вагона к вагону, удлиняя полыхающий гигантский костер, а лейтенанта все не было.
Капитан прополз от насыпи к деревьям, прождал еще с четверть часа уже в укрытии из зарослей, тесно вжавшись в прелую траву. Осколки со свистом разлетались из черных фонтанов во все стороны, впивались в деревья, осыпались на землю каплями смертоносного дождя. Всполохи земли и камней становились все реже, огненная
