Владислав Ельников - Рубежи Новороссии

Бах, бах — наш пулемётчик делает пару выстрелов из ДШК по позициям необандеровцев. Пулемётчик был до войны авторемонтником, поэтому отлично разбирается в технике. Он в совершенстве владеет имеющимся у нас оружием, бережёт его, избегая длинных очередей перегревающих ствол пулемёта. Навыки авторемонтника позволяют ему менять пулемётную ленту прямо под обстрелом противника. Укрываясь от пуль, он вытягивает руки, почти вслепую делает ими довольно сложные действия, ставя на место пулемётную ленту. Вскоре пулёмет вновь готов к бою, но противник молчит.

Не открываем огня и мы, вслушиваясь в каждый шорох, всматриваясь в каждую тень. Привыкнув к темноте, глаза начинают различать довольно много из окружающего: тропинки, неровности почвы, отдельно стоящие деревья. Оказывается, полное отсутствие луны и искусственного света не делает ночь совсем непроглядной. Серая ночная мгла позволяет видеть очертания даже довольно небольших предметов и замечать движения крупных насекомых. Вполне различимы окопы, полосы выгоревшей степи, темнеющие перелески и даже отдельные подсолнухи. На усыпанном звёздами небе иногда видны падающие метеоры, но метеоритного дождя нет, хотя идёт ночь с 7 на 8 августа. Зато тёмный небосвод красиво расцвечивается белыми звёздочками летящих беспилотников, оранжевыми огнями бьющих по ним зенитных снарядов, красными гроздьями трассеров, выпущенных из пулемётов и автоматов.

Вдруг слышится сухой щелчок, напоминающий выстрел из пистолета, а за ним где-то неподалеку от нас вспыхивает белый огонь и гремит взрыв. Это опять сработала растяжка, установленная нашими бойцами для защиты от вражеских лазутчиков. Неизвестно кто подорвался на ней теперь, но как и в прошлый раз, я делаю несколько выстрелов из пулемета Калашникова по месту взрыва. Красные огоньки трассеров летят куда-то вдаль.

— Бери ниже, — говорит мне старший соратник. Опускаю ствол и делаю ещё несколько выстрелов. Пули идут ниже, попадают в лежащие на земле камни и отскакивают высоко вверх. Вот он, мой боевой опыт: в случае сработки растяжки немедленно бить очередями туда, где был взрыв.

Ночь требует особой бдительности, поэтому мы время от времени открываем ограждающий огонь по тёмным зарослям, стреляя короткими очередями, и не целясь при этом точно.

На горизонте сверкнула оранжевая вспышка, через некоторое время доносится глухой грохот взрыва. Это работает артиллерия, но чья? Замечаю вспышку, засекаю время до прихода звука. Средняя его скорость составляет 330 метров в секунду, звук я услыхал спустя примерно 15 секунд после взрыва. Значит, взрыв произошёл где-то в 5–6 километрах от меня. Наверное, это артиллерия укров бьёт по нашим отдалённым позициям. Вспышки продолжаются, следуя одна за другой. От зарниц разрывы орудийных снарядов отличаются оранжевым оттенком, кратковременностью, и тем, что они идут с земли, а не с неба. Зарницы же бывают обычно сине-белого цвета, они более продолжительны, меняют свою силу и направленность.

Вот так, под хор сверчков и свет звёзд, проходит ночь. Под утро становится холодно настолько, что приходится накинуть бушлат. Вообще, я очень удивлён холодностью новороссийских ночей: с мая месяца тёплых среди них было всего несколько, все остальные ночи были настолько холодны, что требовали едва ли не зимней одежды. Даже посреди лета, даже после сорокаградусного дневного зноя, перед заступлением в ночь надо одевать подштанники, тельняшку с длинным рукавом. Отчасти ощущение холодности ночи объясняется снижением температуры нашего тела в предутренние часы, но всё же такой ночной холод в тысяче километрах южнее Москвы оказался довольно неожиданным.

Но вот пришла моя смена, и я отправляюсь на отдых. Уснул я очень быстро и спал очень крепко, не слыша ни огня противника, ни ответных выстрелов моих соратников.

МИНОМЁТНЫЙ ОБСТРЕЛ

Стихи и песни… Поэзия и музыка… Наверное, без них можно прожить. Но во все времена остаётся надежда, что именно они помогут сохранить то лучшее, что есть в душе каждого человека. Возродить, всколыхнуть, подарить любовь…

Пребывая в тесном людском общежитии, коим является воинское подразделение, заметил я одну любопытную вещь. Те, кто очень любит телевизор, кто любит громко орущую бездарно-безмозглую пошлятину — те часто оказываются с какой-то духовной гнильцой. Сразу заметить эту гниль в человеке невозможно, но со временем она выявляется.

У одного такого носителя гнилого духа была склонность грозить оружием своим, и он в конце концов застрелил однополчанина. Другой оказался «тёмной лошадкой», явно связанной с преступным миром.У третьего обнаружилась наркомания.

Дурным знаком служит так же увлечение примитивной, дебилизирующей продукцией современного агитпропа. Конечно, это закономерность не строго обязательна и не всегда она проявляется совершенно чётко, но какая-то взаимозависимость здесь явно существует. Полагаю, что она связана с духовным расположением, косвенно проявляющемся и в перечисленных признаках. Но в чем именно заключается эта взаимосвязь?

Подверженная пороку душа саднит словно обожженная кожа, поэтому душа ищет себе укрытия, отвлечения, или любого другого средства дабы заглушить эту внутреннюю боль. Людям с такой душой особенно невыносимо одиночество, они боятся остаться наедине с самим собой, погрузиться в свой внутренний мир, заняться размышлениями. Наиболее легкой пищей для такой души является продукция современного агитпропа, нарочно приготовленная как наиболее легкоусвояемая, вдобавок прямо или косвенно оправдывающая поразившую душу пороки. Она и становится для порочной души своеобразным «покрывалом», укрывающим от терзающих ее правды и совести.

Такие размышления приходят на ум в степной тишине, когда стоишь на передовой, где тебе давно и хорошо известны каждая кочка, каждый камень, каждая былинка. Здесь нет никаких отвлекающе-развлекающих средств, и казалось бы, тебя должна преследовать скука. Но по учению святых отцов Православной Церкви, скука — это признак внутренней несвободы. На самом деле всегда есть о чем вспомнить, поразмыслить, подумать, в чем-то попробовать разобраться, что-то учесть. Даже обыкновенные повседневные заботы и нужды требуют к себе внимания: например, надо заранее учесть все что нужно будет купить в городе когда представится случай туда выбраться. Такими раздумьями всегда можно занять себя в часы, когда вроде бы вокруг нет ничего нового.

После смены на боевой позиции я отдыхаю в шикарном особняке, в отдельной комнате, о которой уже упоминал ранее. Правда, особнячок временами простреливается пулями крупнокалиберного пулемёта и осколками разорвавшихся снарядов…

При взгляде на роскошное убранство моей комнаты вспоминается фильм о затонувшем «Титанике», где с наибольшей точностью было воспроизведено шикарное убранство помещений этого плавучего дворца. Но затем в них хлынули тёмные океанские воды, и теперь всё это великолепие покоится на морском дне, на глубине 4,5 километров. Вот так смерть нежданно-негаданно может прийти в самые роскошные палаты и дворцы! Что уж говорить о передовой, где перестрелки гремят каждые сутки…

Сознаюсь честно, не для тщеславия и не для красного словца: эти письма мне приходится теперь писать и отправлять с риском для жизни. Вот вчера, к примеру, сидим мы в окопе. Вроде бы всё кругом тихо, соратник с позывным «Захар» ведёт наблюдение, моя очередь отдыхать, поэтому я устроился чуть в сторонке и взялся писать это письмо. Вдруг в воздухе раздаётся свистяще-шелестящий звук, напоминающий шелест крыльев большой птицы, но по своему звучанию более резкий и напористый. «Захар» крикнул:

— Ложись!

Я упал на дно окопа и через мгновение раздался взрыв. Это была бандеровская мина, выпущенная из миномёта по нашей позиции, она разорвалась за бугром метрах в ста пятидесяти от нашего окопа. В небо поднялся столб дыма и пыли. Не успел он улечься, как я хвать за планшет и давай дальше стучать по клавиатуре, но следующая мина легла уже метрах в семидесяти от нас. На этот раз земля в окопе содрогнулась от взрыва. Некоторое время спустя я опять потянулся к планшету, и в этот раз мина разорвалась на косогоре метрах в ста от нашего укрытия на склоне, обращённом в нашу сторону. Выглянув из окопа, я увидал дымящуюся воронку. Вокруг неё с треском разгоралась высушенная знойным солнцем степная трава. Не крикни соратник «ложись!» и не упади мы сразу на дно окопа, нас вполне могло бы посечь осколками. Один из них виден на фото, он лежит справа от записной книжки. Его края настолько остры, что ими можно порезаться:

А на веранде моего шикарного особняка, куда я выхожу на досуге, нередко поют летящие мимо пули