Лесная гвардия - Сергей Иванович Зверев
Неожиданно ночную тишину разорвал грохот открывающихся ворот. Железная дверь ремонтного цеха распахнулась, и показался заспанный солдат с автоматом наперевес, за ним второй. Потягиваясь и зевая, немцы направились к вышкам, а часовые засуетились, торопливо покидая надоевшую вахту.
Александр опустил голову и вжался всем телом в толстый слой сырых листьев. Стук сапог по деревянным лесенкам, скрип тонких дощечек под грузными телами откормленных фрицев, грохот двери. Дальше опять тишина – смена караула прошла.
Он только начал разворачиваться обратно, как вдруг загромыхало железо дверей: теперь уже десять солдат лениво выстроились по команде офицера и побрели по дороге в сторону лагеря. Один из солдат с усилием оттащил в сторону кривое сооружение из огромных стволов деревьев, обмотанных колючей проволокой, которое служило заграждением прохода к лагерю.
При виде этих бревен, гладких от прикосновения сотен ладоней, Канунникова прошиб холодный пот. Перед глазами встали картины из его пересылки в лагерь. Вот толпу оборванных пленных, будто животных в загоне, ударами дубинок и криками выгоняют из теплушек, где ехали больше двух суток сотни человек. От тесноты, от полученных ранений и обезвоживания многие умерли по дороге, так и оставшись стоять, зажатые между живыми в страшной давке. Только сейчас разлагающиеся тела сбросили кучей прямо у вагона, но никому до них не было дела. Люди с жадностью облепили ведро с водой, пытаясь сделать хотя бы один глоток. Раздетые, босые, без оружия, с кровоточащими ранами, они ехали в жуткой давке, мучаясь от жажды и голода. Сейчас мозг у всех кричит, пульсирует одним желанием – пить! Десятки рук тянутся к прохладному сосуду, многие кричат, как дети, просят воды, завидев ведро.
Неожиданно черный блестящий сапог бьет по металлическому боку, ведро со звоном падает, и вся вода растекается лужей по земле. Кто-то, обезумев от горячки, хватает мокрую землю, пихает себе в рот, чтобы хоть на секунду унять пылающую сухость. А немецкий офицер заливается хохотом при виде несчастных, что ползают по земле, завывая от страданий над мокрым пятном.
Канунников вспомнил, как бросился вперед, но от слабости в теле промахнулся, и его кулак не дотянулся до широкой спины фашиста. Его подхватили десятки рук, оттянули назад, в толпу. Незнакомые люди прикрыли его собой от взбешенных охранников, которые ринулись с палками на пленных, выискивая того, кто посмел напасть на германского офицера. Сомкнулся плотный ряд, выпрямились спины, исчезло безумие в глазах. Перед лицом врага, защищая своего соотечественника, они забыли о жажде, о страхе и боли, мгновенно превратившись из животных в людей. Спины с темными пятнами пота, с кровавыми прорехами в гимнастерках прикрыли его тогда от верной смерти. Озлобленная охрана забила бы насмерть за попытку нападения на эсэсовца, но толпа живым щитом остановила их.
Потом была кривая загородка из затертых до блеска бревен и долгая пыльная дорога в окружении автоматчиков. Тогда ему показалось, что они брели до лагеря несколько часов, потом стояли на плацу в ожидании распределения по блокам. Хотя сейчас было понятно по торчащим крышам бараков, что от станции до лагеря ходу около пяти километров.
Какой-то мужчина в очках, поддерживающий под руку старика, шептал еле слышно тем, кто рядом: «Терпите, товарищи. Мы должны выстоять, выжить. Нам помогут, придет помощь. Не теряйте надежду. Не поддавайтесь отчаянию. Нас спасут. Это закончится. Нам помогут. Нас освободят».
От жары, сухости, раздирающей внутренности, от боли во всем теле, от тупого бессмысленного ожидания, от криков немецких солдат хотелось завыть, закричать и броситься под пули автоматов. Пускай стреляют или забьют насмерть, лишь бы не терпеть больше это бесконечное мучение. Тогда этот горячий, полный веры в спасение шепот остановил лейтенанта Канунникова. Словно холодным душем, смыл гнетущее желание умереть и оборвать бесконечные издевательства. Тогда он понял: не поддаваться безумию, быть сильным – значит быть терпеливым сейчас, здесь, на территории смерти. Любая попытка сопротивляться приведет к гибели, и что еще хуже – заодно с ним немцы убьют и других заключенных, которые попадут под горячую руку. Терпеть, думать, планировать и только потом бежать, чтобы бороться с фашистами.
Уханье филина привело Канунникова в чувство – условный сигнал: надо возвращаться обратно. Он вдруг понял, что лежит во влажной листве, а все его мышцы скрутились в стальные канаты от жутких воспоминаний.
«Они в лагере ждут помощи! Верят!» – шептал он про себя, пока полз вдоль блестящих рельсов обратно, к лесным зарослям. Вот наконец проход через невысокие сосенки, которые ему по плечо. Здесь его уже ждал Василич:
– Рассмотрел? Мне насыпь перекрыла весь обзор, только слышал, как немцы суетились.
Саша привалился к тонкому стволу, из-за истощения вылазка довела его до полного изнеможения. Тело содрогалось мелкой дрожью, одежда намокла от пота. Он отдышался и рассказал про смену караула, как ночной наряд выдвинулся в сторону лагеря.
Напарник по вылазке принялся размышлять:
– На охрану станции они приходят отрядами по десять человек, двое в карауле, остальные на замену дрыхнут в ангаре. Потом – в казарму отдыхать. – Петр почесал в затылке, подергал щетину. – С десятью не справимся. Они поднимут такой шум, что из лагеря еще сотня прибежит на подмогу. Вот кабы этих двоих с вышки снять… Парочки автоматов нам для начала хватит. Только как к ним подобраться незаметно, фонари эти чертовы светят так, что глазам больно.
– А что там, с другой стороны насыпи? – Канунников наконец пришел в себя.
Василич пожал плечами:
– Стрелка, чтобы пути переводить. Вторая вышка с охранником. Цистерны да вагоны. Там отстойник, про который старик говорил. Ладно. – Он вздохнул тяжело. – Ничего на ум не идет. Надо обратно возвращаться, светает уже.
Они побрели в лагерь, пригибаясь за низкими молодыми деревцами. Уже в гуще леса Канунников выпрямился во весь рост. Как же ему надоело скрываться и молчать! Если добыть оружие, то их летучий отряд мог бы вредить фрицам внезапными ударами с тыла. Например, можно устроить пожар на станции, чтобы фашисты не могли пополнять концлагерь новыми заключенными. Он хлопнул себя по лбу – точно, вот что им поможет выманить охрану и отвлечь! Лейтенант остановился и горячо заговорил:
– Петр Васильевич, огонь! Нужно поджечь пустые цистерны, ведь там горючее внутри еще осталось. Убьем сразу двух зайцев – диверсию осуществим, а в суматохе сможем захватить парочку пленных фрицев и отнять оружие. Если все хорошо продумать, никто не поймет, что это партизаны. Решат, что само грохнуло!
Капитан задумался, не замедляя шаг, а потом довольно
